СОДЕРЖАНИЕ

ПРЕДИСЛОВИЕ. С.Бабурин   .....................................................    8

Письмо Николая Ивановича Бухарина Анне Михайловне Лариной   .........................................................................................             12

А.М.Ларина-Бухарина. О предсмертном письме Николая
Ивановича Бухарина
   .................................................................... 14

ВВЕДЕНИЕ. Ст. Коэн   ................................................................. 20

Рукопись первая
СОЦИАЛИЗМ И ЕГО КУЛЬТУРА

Вступительная статья. Б.Я.Фрезинский   ....................................   31

К читателю. С.Н.Гурвич-Бухарина   ............................................  50

КРИЗИС КАПИТАЛИСТИЧЕСКОЙ КУЛЬТУРЫ И СОЦИАЛИЗМ
Ч. II. СОЦИАЛИЗМ И ЕГО КУЛЬТУРА

Глава I. Об исторической точке зрения и исторических критериях оценок   .....................................................................                             57

Глава II. Материальная база социалистической культуры  ...       70

Глава III. Создание целостного человека   ..............................   84

Глава IV. Проблема национальных культур и создание целостной социалистической культуры   ...................                                                                                      99

Глава V. Создание целостного человечества   ........................  115

Глава VI. Многообразие в капиталистическом обществе
и многообразие в обществе социализма   ..................   130

Глава VII. Проблема личности и общества   ........................... 141

Глава VIII. Проблема равенства и иерархия   .........................  154

Глава IX. Проблема свободы   .................................................. 166

Глава X. Проблема прогресса   ................................................. 180

Глава XI. О стиле социалистической культуры   ....................  193

Глава XII. О роли партии и диктатуры пролетариата
в культурной революции   ............................................ 205

ЗАКЛЮЧЕНИЕ   ......................................................................... 217

ПРИМЕЧАНИЯ   ......................................................................... 223

УКАЗАТЕЛЬ ИМЁН   ................................................................. 227


 

Приложение
ОСНОВНЫЕ ПРОБЛЕМЫ СОВРЕМЕННОЙ КУЛЬТУРЫ  ..    231

I. Как избавиться от кризисов, войн и эксплуатации           234

II. Проблема демеханизации жизни   .................................. 236

III. Воспитание нового человека   ....................................... 237

IV. Второе рождение человечества   ................................... 242

V. Проблема общества и индивида (личности)   …...........   245

IV. Проблема свободы   ........................................................ 249

VII. Проблема прогресса   .................................................... 252

Рукопись вторая
ФИЛОСОФСКИЕ АРАБЕСКИ

ПРЕДИСЛОВИЕ. А.П.Огурцов   .................................................... 257

ОТ СОСТАВИТЕЛЕЙ   .................................................................... 279

ФИЛОСОФСКИЕ АРАБЕСКИ

Предисловие   .............................................................................. 280

Введение   .................................................................................... 280

Глава I. О реальности внешнего мира и о кознях солипсизма   284

Глава II. О приятии и неприятии мира   ................................... 290

Глава III. О вещах в себе и их познаваемости   ....................... 310

Глава IV. О пространстве и времени   ...................................... 311

Глава V. Об опосредствованном знании   ................................ 324

Глава VI. Об абстрактном и конкретном   …........................... 325

Глава VII. Об ощущении, представлении, понятии   .............. 333

Глава VIII. О «живой природе и о художественном отношении к ней   ............................................................                                                                                      339

Глава IX. О рассудочном мышлении, о мышлении диалектическом и непосредственном созерцании   ......                                                                                      347

Глава X. О практике вообще и о практике теории познания ..  353

Глава XI. О практическом, теоретическом, эстетическом отношении к миру в их единстве   ..................................                                                    365

Глава XII. Об исходных позициях материализма и идеализма  370

Глава XIII. О гилозоизме и панпсихизме   ................................ 378

Глава XIV. Об индусской мистике в западноевропейской философии   .......................................................................               384

Глава XV. О так называемой философии тождества   .............  393

Глава XVI. О грехах механического материализма   ............... 403

Глава XVII. Об общих законах и связях бытия   ...................... 410

Глава XVIII. О телеологии   ........................................................ 416

Глава XIX. О свободе и необходимости   .................................. 425

Глава XX. Об организме   ........................................................... 432

Глава XXI. О современном естествознании и диалектическом материализме   .....................................    439

Глава XXII. О социологии мышления: о труде и мышлении,
как общественно-исторических категориях   ...............   445

Глава XXIII. О социологии мышления: «о способе производства» и «способе представления»   ................                                                                                      453

Глава XXIV. О так называемом расовом мышлении   ...........   462

Глава XXV. О социальных позициях, мышлении и «переживании»   ..............................................................                                                                                      471

Глава XXVI. Об объекте философии   ..................................... 479

Глава XXVII. О субъекте философии   .................................... 485

Глава XXVIII. О взаимодействии между субъектом и объектом   .........................................................................                                                                                      492

Глава XXIX. Об обществе, как объекте и субъекте овладевания   ....................................................................                                                                                      499

Глава XXX. Об истине: о понятии истины и о критерии истинного   .......................................................................               505

Глава XXXI. Об истине: об абсолютной и относительной истине   .............................................................................         511

Глава XXXII. О благе   ............................................................... 518

Глава XXXIII. О диалектическом идеализме Гегеля, как системе   ............................................................................          527

Глава XXXIV. О диалектике Гегеля и диалектике Маркса  ...    544

Глава XXXV. О диалектике, как науке, и о диалектике, как искусстве   .........................................................................             568

Глава XXXVI. О науке и философии   ...................................... 576

Глава XXXVII. Об эволюции   ................................................... 582

Глава XXXVIII. О теории и истории   ....................................... 589

Глава XXXIX. Об общественном идеале   ................................ 595

Глава XL. О Ленине, как философе   ......................................... 604

ПРИМЕЧАНИЯ   ............................................................................... 612

УКАЗАТЕЛЬ ИМЁН   ....................................................................... 629

ПОСЛЕСЛОВИЕ. «Арабески» Н.И.Бухарина в контексте их времени. Дитер Улиг и Владислав Хеделлер   ...............................                                                                      640

Рукопись третья (незавершённая)
ВРЕМЕНА

ПРЕДИСЛОВИЕ. Голос из бездны. Б.Я.Фрезинский   ................ 677

ВРЕМЕНА   .......................................................................................           691

ПРИМЕЧАНИЯ   ............................................................................... 981

Из «Томика стихов» Н.И.Бухарина   ............................................ 993


 

ПРЕДИСЛОВИЕ

Сергей БАБУРИН

 

Н

иколай Бухарин: ум и талант, страсть и совесть…

…Уверены в своих поступках те, кто умнее и дальновиднее предков. Но  чаще уверенность эта – результат самообмана, обречённого порой на немедленное посрамление.

Счастливы те, кто благополучнее предков. Но чаще это не их заслуга, а результат тяжкого труда всё тех же предыдущих поколений.

И, уверен, достойнее те, кто не берётся с максималистским размахом судить прошлое, а принимает его и в радостях былого и в горестях как своё бесценное наследие, как часть своей души, своих ценностей, своего противоречивого знания. И только они, в конечном счёте, приходят к благополучию и счастью.

Голгофа России в ХХ веке многоимённа, она видится по-разному с разных сторон, охватывает разные десятилетия и долго ещё не станет предметом беспристрастного исторического исследования. Может быть, и никогда им не станет, доколе жив будет хоть один русский человек – таков наш национальный характер. Но постигать самих себя через призму прошлого просто необходимо, особенно когда это касается идеалов отдельных людей и миросозерцания целых народов.

В фигуре Николая Ивановича Бухарина соединились крайности – пристальная вдумчивость образованного русского человека и яростная страсть неистового интернационалиста, борца за светлое будущее всех людей, оправдывавшего жестокость в борьбе с «родимыми пятнами» царского режима; ниспровергающий устои революционный нигилизм – и человеческая ранимость, даже поэтичность, совестливая интеллигентность, перерастающая то в соглашательский отказ от своих концепций, отвергнутых высшими партийными вождями, то в несгиба­емую принципиальность, когда речь заходит о смысле всей его жизни.

На «Азбуке коммунизма» Н. Бухарина выросло поколение героев первых пятилеток, его деятельность в 20-е годы позволила НЭПу стать реальностью, народному хозяйству СССР – преодолеть разруху гражданской войны, а международному коммунистическому движению – сформироваться в серьёзный фактор мировой политики. Образный мыслитель, увлекающийся яркий и ироничный полемист... Он мог предвидеть и даже приближать будущее, но часто оказывался не в состоянии его защитить.

2008 год – это год 120-летия со дня рождения, 70-летия со дня гибели и 20-летия со дня реабилитации Николая Ивановича Бухарина.

50 лет имя Н. И. Бухарина, наряду с именами многих других лидеров и Красного и Белого движения было вычеркнуто из истории, подвергшись первоначально шельмованию, а потом замалчиванию. Его научные труды и публицис­тика уничтожались физически, в единичных номерах отправляясь в спецхран. Даже после ХХ партсъезда.

В связи с обсуждением в 1977 году проекта новой Конституции СССР и рождением понятия «общенародное государство» я, тогдашний студент первого курса Омского университета, направил по почте письмо на имя Л. И. Брежнева. Я предлагал сказать обществу правду о Н. И. Бухарине, А. И. Рыкове и других «врагах народа» 20–30-х годов, а если обвинения в их адрес фальсифицированы – реабилитировать их. Советское общество, был я уверен, нуждалось в правде.

Ответ пришел осенью того же года, но не письмом, а в виде черной «Волги», подъехавшей днем к нашему деревянному дому на окраине миллионного Омска и перепугавшей моих родителей. Ввиду моего отсутствия вежливая интеллигентная женщина оставила для меня письменное приглашение явиться в комиссию партийного контроля обкома КПСС. На другой день в назначенное время я не без внутреннего трепета переступил порог здания, на которое привык смотреть издали, с уважением и опаской. Меня принял сам председатель комиссии.

Не буду приводить весь разговор. С первых минут было сказано, что если бы я был членом партии, то со мной говорили бы иначе, но, поскольку я комсомолец, то моему собеседнику поручено мне необходимое объяснить. Председатель комиссии партконтроля отметил, что предложение реабилитировать Бухарина и рассказать о нём с моей стороны неуместно, поскольку в отношении Бухарина и Рыкова всё выяснено на февральско-мартовском Пленуме партии 1937 года, они признаны врагами и исключены из партии. Я возразил, что ставлю вопрос не только о партийной реабилитации, но и о государственной. Может быть, что Бухарин и остальные допустили нарушение партийных норм того времени, но я предполагаю, что они не совершили уголовных преступлений, а значит, могут быть реабилитированы в судебном порядке. Фраза, которой партийный функционер прекратил дискуссию, запомнилась мне на всю жизнь. Вновь напомнив о решениях Пленума 1937 года, мой собеседник заявил: «Запомни: в партии есть вещи, которые надо брать на веру, и на них строить свои убеждения».

Вопросов у меня больше не было. К собеседнику. К повседневной действительности вопросы были. Через несколько лет, размышляя над ними при написании заявления о вступлении в КПСС, я не стал писать о намерении строить коммунизм, а заявил о своих планах осуществить те чаяния счастья и справедливости, ради которых многие миллионы людей из поколения наших дедов осуществили или поддержали революцию, сделать всё, чтобы на моей Родине торжествовали бы мир и правда.

И всё же тема Бухарина оставалась запретной. В 1984 году, в Ленинграде, я долго ждал после концерта легендарную Наталию Сац, с которой списался ещё из Афганистана, где проходил срочную службу. Ждал ради того, чтобы, провожая в гостиницу, задать вопрос, почему всё же, по её мнению, не реабилитируют Н. Бухарина, ведь она лично хорошо его знала и, как немногие, знает нюансы 1937 года. Наталия Ильинична, возглавившая детский сектор театрально-музыкальной секции Моссовета ещё девчонкой в 1918 году, реально принадлежавшая к руководящей группе творцов и лидеров советского общества 20–30-х годов, мелодично растягивая слова, как только она одна это очень красиво и величаво делала, задумчиво сказала: «Сергей, значит так Партии надо». И – ни слова больше об этом.

Не скрою, я думал, что понадобится целая жизнь, чтобы правда о нашей истории первой половины ХХ века, об её героях и антигероях восторжествовала.

Жизнь резко изменилась раньше. Начальный этап Перестройки смёл с общественного сознания многие шоры и ложные приоритеты. В 1988 году имя Бухарина было возвращено в отечественную историю, более того, вновь оказалось включённым в мировоззренческие смерчи современности (нигилизм не умер, он и ныне обретает то либеральную, то коммунистическую, то антикоммунистическую форму).

Н. И. Бухарин. Не будем гадать, куда пошло бы развитие СССР, если бы вслед за бухаринским «Обогащайтесь!» в обществе хотя бы и в конце ХХ века окрепли забота о сельском труженике, личные ответственность и трудолюбие, сформировались бы частная инициатива и индивидуальное творчество – история не знает сослагательного наклонения. Тем более, что Перестройка переросла в кризис государственности, погибель СССР и советского социализма.

Мы о другом. Мы о справедливости.

Участник всех российских революций начала ХХ века, член партийного руководства с 1917 по 1937 год, член Политбюро ЦК ВКП(б), член ВЦИК, ЦИК СССР и Президиума Исполкома Коминтерна, академик АН СССР, главный редактор газет «Правда» и «Известия» – все эти и многие другие биографические факты передают лишь внешнюю канву жизни Н.И.Бухарина, подобно тому, как опубликованные при жизни его труды по политэкономии, философии, социологии, вопросам политики и культуры отражают лишь часть его духовного мира. Материалы судебного процесса над ним – симбиоза термидорианского фарса и высокой греческой трагедии, его тюремные рукописи и письма – именно они дают портрету Бухарина глубину и полутона, позволяющие увидеть в нём не догматика большевизма, а талантливого и дальновидного теоретика выстраданных обществом социальных перемен, потерпевшего организационно-политическое поражение, но способного отстаивать свои взгляды и принципы даже при нравственных и физических пытках.

И мы не об оценках. Мы о понимании.

Эта книга посвящена памяти нашего выдающегося соотечественника Николая Ивановича Бухарина, государственного деятеля и мыслителя, революционера и академика, слепца и провидца, эмоциональная страстность которого была соизмерима с его многогранным талантом, а личные ошибки и грехи революционной эпохи во многом искупились его последующей гражданственностью и совестливым мученичеством.


 

Письмо
Николая Ивановича Бухарина
Анне Михайловне Лариной

 

15 января 1938 г.

 

М

илая, дорогая Аннушка, ненаглядная моя!

Я пишу тебе уже накануне процесса и пишу тебе с определенной целью, которую подчеркиваю тремя чертами: что бы ты ни прочитала, что бы ты ни услышала, сколь бы ужасны ни были соответствующие вещи, что бы мне ни говорили, что бы я ни говорил, – переживи ВСЕ мужественно и спокойно. Подготовь домашних. Помоги и им. Я боюсь и за тебя, и за других, но прежде всего за тебя. Ни на что не злобься. Помни о том, что великое дело СССР живет и ЭТО главное, а личные судьбы – преходящи и мизерабельны по сравнению с этим. Тебя ждет огромное испытание. Умоляю тебя, родная моя, прими все меры, натяни все струны души, но не дай им ЛОПНУТЬ. Ни с кем не болтай ни о чем. Мое состояние ты поймешь. Ты – самый близкий, самый родной мне человек. И я тебя прошу всем хорошим, что было между нами, чтоб ты сделала величайшее усилие, величайшим напряжением души помогла себе и домашним ПЕРЕЖИТЬ страшный этап. Мне кажется, что отцу и Наде не следовало бы ЧИТАТЬ ГАЗЕТ за соответствующие дни: пусть на время КАК БЫ ЗАСНУТ. Впрочем, тебе виднее – распорядись, присоветуй сама, под тем углом зрения, чтобы не было неожиданного кошмарного потрясения. Если я об этом прошу, то, поверь, что я выстрадал все, в том числе и эту просьбу, и что все будет, как этого требуют большие и великие интересы. Ты знаешь, чего мне стоит писать тебе такое письмо, но я пишу его в глубокой уверенности, что только так я должен поступить. Это главное, основное, решающее. Сколько говорят эти короткие строки, ты и сама понимаешь. Сделай так, как я прошу, и держи себя в руках: будь КАМЕННОЙ, как статуя.

Я – в огромной тревоге ЗА ТЕБЯ, и, если бы ТЕБЕ разрешили написать или передать мне несколько успокоительных слов по поводу вышесказанного, то ЭТА тяжесть свалилась бы хоть несколько с моей души.

Об этом прошу тебя, друг мой милый, об этом умоляю. Вторая просьба у меня – неумеримо меньшая, но лично для меня очень важная.

Тебе передадут три рукописи:

а) большая философская работа на 310 стр. («Философские арабески»)

в) томик стихов;

с) семь первых глав романа.

Их нужно переписать на машинке, по три экземпляра. Стихи и роман поможет обработать отец (в стихах приложен ПЛАН, там внешне – хаос, но можно разобраться; каждое стихотворение нужно перепечатывать на отдельной страничке).

Самое важное, чтоб не затерялась философская работа, над которой я много работал и в которую много вложил: это – очень ЗРЕЛАЯ вещь, по сравнению с моими прежними писаниями, и в отличие от них, ДИАЛЕКТИЧЕСКАЯ от начала до конца.

Есть ЕЩЕ та книга («Кризис капит. культуры и социализм»), первую половину которой я писал еще дома. Ты ее постарайся ВЫРУЧИТЬ: она не у меня – жаль будет, если пропадет.

Если ты получишь рукописи (много стихов связано с ТОБОЙ и ты по ним почувствуешь, как я к тебя привязан), и если тебе будет разрешено передать мне несколько строк или слов, НЕ ПОЗАБУДЬ УПОМЯНУТЬ И О МОИХ РУКОПИСЯХ.

Распространяться сейчас о своих чувствах неуместно. Но ты и за этими строками увидишь, как безмерно-глубоко я тебя люблю. Помоги мне исполнением первой просьбы в столь для меня тяжкие часы. Во всех случаях и при всех исходах суда я после него тебя увижу и смогу поцеловать твои руки.

 

До свидания, дорогая. Твой Колька.

 

P.S. Карточка твоя у меня есть с малышом. Поцелуй Юрку от меня. Хорошо, что он не читает. За дочь очень боюсь. О сыне скажи хоть слово – вероятно, вырос мальчонка, а меня и не знает. Обними его и приласкай.

 

                      Впервые опубликовано: Известия. 1992, 13 октября


 

О предсмертном письме
Николая Ивановича Бухарина

 

А. М. ЛАРИНА-БУХАРИНА

Октябрь 1992 г.

 

Т

рудно передать мое душевное состояние после того, как я прочитала письмо Николая Ивановича, принесенного мне в больницу через 54 года после его написания. То, что для читателя – всего лишь история, для меня вдруг стало сегодняшним днем. В одно мгновение я перенеслась на кровавую землю Большого террора.

Квартира наша была мертва в дни, предшествовавшие аресту, ни одна живая душа не осмеливалась посетить того, кого газеты ежедневно обвиняли в неслыханных преступлениях. Решилась лишь на это Августа Петровна Короткова, работавшая секретарем Н.И. в «Известиях» – пришла проститься и рыдала. Августа Петровна, прозванная Пеночкой, и правда напоминала птичку своей хрупкой фигуркой, жива и сейчас.

Гробовую тишину квартиры нарушали чаще всего фельдъегери, приносившие очередную пачку клеветнических показаний на Бухарина, да еще трижды звонил почтальон: принес письма от Бориса Пастернака и телеграмму от Ромэна Роллана.

В один из дней, незадолго до рокового февральско-мартовского пленума 1937 года (рокового не только для нас, но и для судеб миллионов), мы с Н. И. находились в кабинете. Вдруг вошли трое. Они сообщили «товарищу Бухарину» – так они выразились, – что ему предстоит выселение из Кремля. Н.И. ничего не успел ответить – зазвонил телефон. Говорил Сталин:

– Что там у тебя, Николай? В смысле, как живешь, дорогой?

– Да вот пришли меня из Кремля выселять. Я в Кремле вовсе не заинтересован, прошу только, чтобы было помещение, куда вместилась бы моя библиотека.

В ту минуту Н.И. едва ли интересовала его библиотека. Уже было ясно, что предстоит арест, но, видно, Н.И. хотел продолжить разговор со Сталиным, к которому давно уже тщетно стремился.

– А ты пошли их к чертовой матери, – сказал Коба и положил трубку. Пришедшие моментально ушли. Переселять Н.И. из Кремля было действительно бессмысленно, через несколько дней Коба обеспечил его последней квартирой в тюремной камере, а через год и камеры не потребовалось… Но Сталин не мог остановить игру.

Давно уже длилась эта игра, которой Н.И. не понимал. Еще весной 1935 года Н.И. присутствовал на выпускном вечере военных академий. Первый тост, произнесенный Сталиным, был не за военного:

– Выпьем, товарищи, за Николая Ивановича, все мы его знаем и любим, а кто старое помянет, тому и глаз вон.

А ведь «пролетарская секира» была уже и тогда наготове. Сейчас известен найденный в ЦК КПСС «теоретический труд» Ежова «От фракционности к открытой контрреволюции», содержащий основную версию обвинения «правых» – М. П. Томского, Н. И. Бухарина и А. И. Рыкова. К работе над этой рукописью Ежов приступил в 1935 году. Сталин лично редактировал этот «труд».

Возвращаюсь в кабинет Н.И. Мы оказались там не случайно. Н.И. попросил меня помочь разыскать в его письменном столе небольшую записочку, найденную им в конце 1928‑го или в начале 1929-го года. После окончания заседания Политбюро Н.И. обнаружил, что выронил из кармана карандашик, которым любил делать записи. Вернулся в комнату заседаний, нагнулся за карандашом и заметил на полу бумажку. Рукой Сталина было написано: «надо уничтожить бухаринских учеников». Коба, видно, уронил на пол эту запись для себя. Н.И. перед обыском решил избавиться от нее, чтобы не быть обвиненным в подделке, в краже – в чем угодно… Эту записку мы нашли, и я уничтожила ее – это был единственный документ, уничтоженный перед обыском. Я была потрясена и спросила Н.И.:

– Следовательно, ты знал, на что способен Сталин?

– Я думал, он решил уничтожить их, как моих единомышленников путем изоляции от меня. Теперь я не исключаю, что он их всех перестреляет.

Трагически закончилась история дружеских отношений, полных любви, преданности и уважения, между Н.И. и его учениками.

«Одна моя ни в чем не повинная голова потянет еще тысячи невиновных». Или: «История не стерпит свидетелей грязных дел».

Все сбылось! Он писал это в обращении к «будущему поколению руководителей партии». Над этим теперь кое-кто издевается, а к кому Н.И. в то время мог обращаться?

Письмо Н.И., хотя и носит сугубо личный характер, представляет и исторический интерес. Известный вопрос: почему подсудимые на открытых московских процессах признавали себя виновными в чудовищных преступлениях? И почему в это верили люди, хотя, к примеру, «признания» Бухарина были откровенно формальными? Только малая часть интеллигенции, я уже не говорю о «простом народе», понимала, что процессы сфальсифицированы. Илья Эринбург рассказал мне, что даже Михаил Кольцов предложил ему пойти и посмотреть «на своего дружка», выражая презрение к Н.И. А ждала его вскорости та же судьба. Е. А. Гнедин, известный публицист и дипломат (кстати, работавший в начале тридцатых в иностранном отделе «Известий»), тоже не избежавший репрессий, в своей книге писал: «Я заметил, между прочим, что встречающиеся в мемуарах И. Г. Эренбурга упоминания о наивности, казалось бы, трезвомыслящих людей вызывают совершенно напрасное недоверие современных читателей».

Бухарин (и не он один), зная, что подсудимые на предыдущих двух процессах оклеветали его, не мог представить, зачем они оговаривают самих себя, делают признания, влекущие смерть. Не верил тому, что сейчас общеизвестно: на мозг была надета предохранительная рубашка. Такова психология обреченного человека. В противном случае он потерял бы стимул к борьбе.

Когда однажды я спросила Н.И., зачем Зиновьеву нужно было убивать Кирова, он ответил: «А меня и Алексея (Рыкова) они же убивают, Томского уже убили, следовательно, они на все способны».

Так мыслят категорией железной логики, а она никогда не приводит к правильному ответу. Однако мнение Н.И. менялось в течение дня несколько раз. Виноваты были в его глазах и разложившиеся органы НКВД, которые в погоне за орденами и славой используют эту клевету и требуют дальнейшей, виновата была болезненная подозрительность Сталина. Давление самого Сталина на органы НКВД он тоже не исключал, но главными виновниками считал клеветников на процессе, Каменева и Зиновьева. Против них он метал гром и молнии, обзывал их как угодно. В этом он был не одинок. Вот строки из письма М. Томского Сталину, написанного перед самоубийством – 22 августа 1936 г.:

«Я обращаюсь к тебе не только как к руководителю партии, но и как к старому боевому товарищу, и вот моя последняя просьба – не верь наглой клевете Зиновьева, никогда ни в какие блоки я с ним не входил, никаких заговоров против партии я не делал».

«Боевой товарищ» его отблагодарил: арестовал жену, расстрелял двух сыновей. Третий, Юрий Михайлович, тоже репрессированный, после всего пережитого лежит парализованный около десяти лет.

В письме Н.И. пишет: «Помни о том, что великое дело СССР живет, и это главное». Теперь эти строки звучат для меня трагически. Или: «Все будет, как этого требуют большие и великие интересы».

Да, казалось Н.И., что в 1935 году начала меняться общая идеологическая атмосфера. Он надеялся на демократизацию общества в связи с проектом новой конституции, правовая часть которой была написана Бухариным. Н.И. не оглядывался назад, он смотрел вперед. Советский Союз стал оплотом мира перед лицом наступающего фашизма. В середине 1935 года Коминтерн встал, наконец, на позиции, которые Бухарин пытался отстаивать еще в 1929 году: VII Конгресс призвал к единому фронту против фашизма все коммунистические и социалистические партии. Опоздание было непоправимым, фашизм победил в Германии, но надо было остановить наступление фашизма.

Еще в 1923 г., на XII съезде партии Бухарин говорил об опасности гитлеровской организации, возникшей тогда в Баварии. Речь Бухарина на XVIII съезде ВКП (б) в феврале 1934 года, когда он уже не входил в Политбюро и был лишен какой-либо власти, почти вызывающе отличалась от международного раздела доклада Сталина резким указанием на германскую опасность, которую Сталин не хотел воспринимать всерьез. Последний в его жизни доклад, который Н.И. произнес 3 апреля 1936 года в Париже – «Основные проблемы современной культуры», был направлен тоже против фашизма: «Фашизм как теоретически, так и практически довел до крайности антииндивидуалистические тенденции, над всеми институтами он воздвиг всемогущее «тотальное государство», которое деперсонифицирует все, за исключением вождей и сверхвождей… Обезличение массы здесь прямо пропорционально прославлению вождя».

Имя Сталина, конечно, не упоминалось, хотя для современного читателя оно здесь напрашивается не менее, чем имя Гитлера. Может быть, Бухарин говорил эзоповым языком и все-таки подразумевал Кобу? Я, зная характер Н.И, в этом сомневаюсь. Однако Сталин, несомненно, отнес слова Н.И. к себе.

В том докладе много внимания было уделено социалистическому гуманизму. «Социализм, – сказал Н.И, – отвергает эстетическое восхищение злом». Отвергающий эстетическое восхищение злом при начавшихся массовых террористических оргиях никак не вписывался в то «социалистическое общество», которое возводил Сталин.

Жутко звучат слова последнего письма: «Что бы мне ни говорили, что бы я ни говорил». Они означают, вне всякого сомнения, что он решил сдаться и вести себя на процессе так, как потребуют палачи. Одна из причин этого очевидна: накануне наступления фашизма он не хотел компрометировать Советский Союз разоблачением того, что творилось в ежовых застенках. Но для меня такое объяснение недостаточно. Были еще серьезные обстоятельства, сломившие Н.И.

Мне стало известно, что обвинительное заключение он подписал в начале июня. Во время следствия, уже в тюрьме, пачками продолжали поступать клеветнические показания против него, допросы профессиональных провокаторов, в том числе его бывшего ученика В. Астрова, завербованного ОГПУ еще в конце 20‑х годов. Следователь Лев Шейнин угрожал Н.И. преследованиями, которыми подвергнут членов его семьи (а это самая страшная кара) в случае, если он не сдастся. В камеру к Н.И. подсадили заместителя начальника управления НКВД по Саратовской области, обязанного запоминать каждое его слово (со мной проделали такое в Новосибирском изоляторе). Наконец, Н.И. допрашивали 12–14 следователей, сменяя друг друга. От депрессии лечили возбуждающими препаратами, а возможно, и подавляющими волю его. В подготовке Н.И. к процессу принимали участие Ежов и Вышинский – от Политбюро его «друг» Ворошилов. Все согласовывалось со Сталиным. Я убеждена, что ему была обещана жизнь, думаю, что, он верил в это. Тем более, на предыдущем процессе не расстреляли ни Сокольникова, ни Радека, их оставили жить, как я думаю, в качестве приманки для Бухарина и других. Вскоре они были уничтожены без всякого суда, последним Раковский, в 1941 году.

В 1988 году ко мне приходил бывший сотрудник английского посольства Ф. Рой Маклин, уже глубокий старик. Он пришел поздравить меня с реабилитацией Бухарина. Он сообщил мне, что ежедневно бывал на процессе, что такого обвиняемого, который при формальном признании своей вины в общих словах фактически ничего конкретного не признавал, он видел впервые. Сказал и то, что стенограмма процесса в полной мере не отражает всех схваток с Вышинским.

Слова Бухарина на процессе «Признание обвиняемых – есть средневековый юридический принцип» означали оправдание не только себя самого, но и тех, кто показывал против него. Так что если у Вышинского «что бы мне ни говорили» вышло великолепно, то у Н.И. «что бы я ни говорил» все-таки не состоялось так, как добивались от него организаторы судилища.

В судебном отчете есть бухаринские слова: «Мировая история – есть мировое судилище». Увы, и современная история подтверждает, насколько он был прав. Не вижу надобности опровергать заведомые злобные выдумки, появлявшиеся в разных изданиях, наподобие того, что он был врагом российского крестьянства – он, составивший наиболее сильную оппозицию Сталину в вопросе о коллективизации и раскулачивании и за это именно пострадавший. Но больно ранят замечания вроде бы и частные, и неумышленные, не по злобе, а по неведению, однако досадные тем, что появились в «Известиях», в газете, которая была его последним местом работы и которой он служил так ревностно. Именно такие «опечатки» ярче всего раскрывают всю глубину сегодняшнего исторического нигилизма.

В связи со столетием со дня рождения О. Э. Мандельштама поэт Андрей Вознесенский в январе 1991 года поместил о нем статью. Там есть такие слова: «Бухарин был поклонником Пастернака, полемизировал печатно с Троцким, который был поклонником Есенина. Сталин взял себе Маяковского. И только Мандельштаму не нашлось мецената». Ну как же было при столь резком противопоставлении не заглянуть в воспоминания Н. Я. Мандельштам – жены поэта! «Всеми просветами своей жизни, – пишет Надежда Яковлевна, – Ося обязан Бухарину, книга стихов 28‑го никогда не вышла бы без активного участия Николая Ивановича, который привлек на свою сторону и Кирова. Путешествие в Армению, квартира, пайки, договоры на последующие издания… все это дело рук Бухарина…» Я могу добавить, что Н.И. принял меры к освобождению арестованного брата О. Э. – Евгения. Но в 1934 году, когда были написаны роковые стихи о Сталине, Н.И. сам в опале.

В юбилейном номере к 75‑летию «Известий» о Н.И. сказано: «Это он подписывал в свет номера с позорными отчетами о позорных процессах...»

Да, в подшивке газеты до 16 января 1937 года идут номера, под которыми подпись главного редактора: Н. Бухарина. Только он номера не подписывал с августа 1936 года. Я знаю это точно, а сейчас имею и документальное свидетельство. Американский историк Стивен Коэн, биограф Бухарина, разыскал недавно в архиве записку Н.И., адресованную в «Известия»: «Тов.  Великодворскому для парт. собрания». Бухарин извиняется за то, что не может «присутствовать на собрании, на котором присутствовать был бы обязан, как редактор». Он объясняет причину: «Вчера я послал членам ПБ большое письмо, с фактами, анализом и т.д. В конце я пишу, что ни физически, ни умственно, ни политически я на работу ходить не в состоянии, пока не будет снято с меня обвинение». Дата: 28 августа 1936 года. Тем не менее, несмотря на публикацию в «Известиях» порочащих Бухарина материалов, газету подписывали его именем.

Сейчас у нас смена эпох. Н.И. из сегодняшней дали выглядит инопланетянином. Никому не нужны его призыв к крестьянам: «Обогащайтесь», его слова: «Из кирпичей будущего социализма не построишь», его кооперация по сбыту, по кредиту, по закупкам, его врастание в социализм, его идея комбинации личной, групповой, массовой, общественной, государственной инициативы.

Я не историк, но я и не фонвизинский Митрофанушка, полагавший, что географию изучать незачем. Николай Иванович любил изречение Козьмы Пруткова: «Иные люди подобны колбасам, чем их начинят, то они и носят в себе». Мало кто заботится о том, чтобы, обращаясь к прошлому, представить реальный образ политического деятеля и той обстановки, которая вынуждала его поступать именно так, а не по-другому. Хотелось бы, чтобы историческую фигуру Бухарина рассматривали только так.

                                      Впервые опубликовано: Известия. 1992, 13 октября


 

Введение

Стивен Коэн

  

Н

еправ был Булгаков – рукописи горят. Примеры тому хорошо известны. У нас есть официальные свидетельства того, что последние произведения Бориса Пильняка, арестованные вместе с ним в 1937 г., «не сохранились» (1). Ряд неопубликованных работ Исаака Бабеля и Николая Вавилова, очевидно, постигла та же участь. Но мы никогда не узнаем, сколько же рукописей, а также бесценных писем, исторических документов, фотографий, кинофильмов и даже живописных работ погибло в кровавые десятилетия сталинского режима, стремившегося уничтожить все, что хоть немного отклонялось от официального курса на фальсификацию всего и вся. Часть из них была элементарно утеряна в круговерти миллионов арестов и конфискаций; от других поспешили избавиться из страха, что придут и найдут; но огромное большинство было уничтожено планомерно. В годы наивысшего террора на Лубянке беспрестанно работали печи и тюремная «закопченная труба… посыпала Москву пеплом сжигаемых рукописей» (2). Кто знает, сколько сотрудников провинциальных лубянок усердно трудилось над сожжением рукописей по всей России и в других советских республиках?

Позже, как известно, органы НКВД-КГБ уничтожили огромное количество документов во время наступления гитлеровских армий на Москву в 1941 г., затем в 1950‑е годы, опасаясь хрущевских разоблачений, и, наконец, в 1991 г., после неудавшегося путча против Горбачева (в последнем случае их не сжигали, а рвали в мелкие клочки) (3).

И все же очень многие из запрещенных рукописей и документов сумели пережить долгое царствие сталинского террора. Некоторые были спасены ценой личного мужества, но гораздо большее количество сохранилось благодаря самой машине террора с пометкой «Хранить вечно» в архивах (правильнее было бы сказать – «подвалах») НКВД и Террориста № 1 – Сталина. (Почему вождь и его приспешники хранили такое количество обвинительного материала против себя – вопрос любопытный, но для отдельного исследования). Три из наиболее значительных рукописей, переживших те годы, публикуются в этом томе.

Николай Иванович Бухарин, один из советских «отцов-основате­лей», которого называли «золотое дитя революции», оказался рядовой жертвой среди миллионов жертв сталинского террора, но судьба его была особой. Как ведущему и наиболее дальновидному из большевистских оппонентов сталинской драконовской политики с самого начала ее становления (еще в 1928 г. он предупреждал, что такая политика подразумевает «военно-феодальную эксплуатацию крестьянства» и «полицейское государство»), Бухарину выпала участь быть главным обвиняемым на самом грандиозном из фальсифицированных судебных процессов 1930‑х годов. Он был осужден и казнен в марте 1938 г. как «враг народа», чьи преступления якобы «превосходят самые вероломные и чудовищные преступления, известные в истории человечества». Имя Бухарина и его биография предавались официальной анафеме в течение последующих пятидесяти лет, включая три десятилетия после смерти самого Сталина, вплоть до 1988 г., когда при Горбачеве, наконец, он был оправдан и «полностью реабилитирован».

Но даже сегодня, поскольку архивы той кровавой эпохи очень фрагментарно и весьма неохотно выдают свои страшные секреты, мы можем лишь приблизиться к ответу на вопрос, что же на самом деле  происходило с Бухариным в последний год его жизни. Арестованный 27 февраля 1937 г., он провел последующие двенадцать месяцев в тюрьме на Лубянке – сталинской фабрике ложных признаний, полностью отданный в руки энкавэдэшных «мастеров допроса», которые «готовили» его к процессу. Недавно обнаруженные документы показывают отчаянную, одинокую борьбу 49‑летнего Бухарина за спасение своих принципов, сохранив при этом достоинство и здравый смысл, но более того – за спасение своей семьи: молодой жены Анны Михайловны Лариной и сына Юрия, а также 13‑летней дочери от предыдущего брака Светланы Гурвич. Это страшная, но во многом и возвышенная история, которую до сих пор никто полностью не рассказал.

Но самое замечательное из открытий есть тот факт, что в условиях непрестанных мучений на Лубянке, пребывая в состоянии «между жизнью и смертью» (5), этот немолодой интеллигент, которого столь часто характеризовали как «мягкого» и «слабого», нашел в себе силы, физические и моральные, написать без малого за год – без пишущей машинки, без необходимых источников, даже без нужного количества бумаги – целых четыре книги: исследование о современной культуре и цивилизации, философский трактат, том тематической лирики и неоконченный роман о своем собственном детстве в дореволюционной Москве.

Все четыре рукописи были немедленно похоронены в глубочайших («совершенно секретно») тайниках Эпохи Террора, где они пролежали в абсолютной безвестности почти шестьдесят лет. Бухаринские тюремщики, действуя ли в соответствии с существующими инструкциями или руководствуясь инстинктивным страхом, отправили его сочинения прямиком своему хозяину, в Кремль, где они и исчезли в недрах личного архива Сталина (ныне – часть все еще частично недоступного Президентского архива) (6). Только в 1992 г., по моей инициативе, они были извлечены оттуда. Роман «Времена» был опубликован издательством «Прогресс» в 1994 г. и теперь включён в это издание. Остальные тюремные рукописи Бухарина полностью, включая сочинения по философии и культуре, а также избранную лирику, впервые публикуются здесь.

Моя роль во всей этой эпопее была двоякой: с одной стороны, я получал, хотя и с большим опозданием, возможность написать продолжение моей биографии Бухарина, вышедшей в Соединенных Штатах в 1973 г. (7), а с другой, я был связан тесными дружескими отношениями с семьей Бухарина, Анной Михайловной и Юрием Николаевичем, с которыми впервые познакомился в Москве в 1975 г. Работая над той своей книгой, я встречал свидетельства того, что Бухарин, возможно, что-то написал в тюрьме (8), но лишь в 1988 г. один из помощников М. С. Горбачева в частной беседе подтвердил факт существования четырех таких рукописей. К тому времени я принял для себя решение собрать материал для нового, дополненного издания моей книги, но без доступа к тюремным творениям Бухарина это решение становилось бессмысленным.

От имени Анны Михайловны, Юрия и от себя лично я начал поиски рукописей. Горбачев отнесся с явным сочувствием к моей просьбе, но сделать тогда ничего не мог, так как был уже втянут в острый конфликт внутри компартии по поводу контроля над «партийными документами». Тем не менее, вплоть до 1991 г. я продолжал оптимистически надеяться, что Горбачев вот-вот подпишет соответствующий указ, который откроет доступ к рукописям. Однако внезапный конец Советского Союза и ликвидация должности самого Горбачева, лишили его власти над Кремлевским президентским Архивом.

В 1992 г. Анна Михайловна, которой в ту пору было уже под восемьдесят и ее здоровье оставляло желать лучшего, и я предприняли еще одну попытку. Убежденная в том, что семья Бухарина является законным наследником его письменных работ и посему обладает юридическим правом на просмотр всех фондов, имеющих отношение к его делу, Анна Михайловна назначила меня своим доверенным
лицом и в письмах в соответствующие архивы просила, чтобы мне дали полный доступ ко всем материалам, связанным с Бухариным. К нашему удивлению, ответ из бывшего архива НКВД-КГБ был быстрым и положительным, и вскоре я приступил к работе. В то же время было очевидно, что никто из высшего архивного начальства новой, посткоммунистической России, как бы хорошо они ко мне не относились, не мог сам, по собственной воле разрешить мне доступ к материалам Президентского архива, где хранились рукописи Бухарина и многие другие важные документы. Это было подвластно лишь очень влиятельной персоне из окружения Ельцина.

С подсказки одного общего русского друга, я вычислил человека, который мог обладать таким влиянием и желанием помочь нам. В июле 1992 г., во время открытия судебного процесса над КПСС, я буквально припер к стенке Геннадия Бурбулиса, одного из ближайших помощников Ельцина. Не отличающийся сентиментальностью и не замеченный в особой симпатии к большевикам, Геннадий Бурбулис, тем не менее, был явно тронут справедливым желанием Анны Михайловны узнать все о мученической судьбе своего мужа.

Через несколько минут я уже сидел в его правительственном кабинете, пока он говорил по телефону с архивной администрацией, а спустя несколько недель ксерокопии четырех рукописей были у нас в руках (9). Понадобились бездна лет и испытаний, чтобы вдова, сын и дочь Бухарина получили возможность встретиться с ним снова.

Что касается меня, то я, несомненно, испытывал огромное удовлетворение и радость открытия, а как биограф, считавший свою работу законченной двадцать лет назад, – вдвойне. Рукописи давали мне возможность проследить за ходом политического мышления Бухарина после его последних, опубликованных в 1936 г., статей до самой гибели. Ничуть не утрачивая своей важности, эти тюремные писания подтверждали то, что я старался показать в первом издании моей книги: Бухарин не «сломался» за год пребывания на Лубянке, и он на самом деле не «раскаялся» на суде, как принято думать. Наоборот, он в конце концов согласился принять участие в этом чудовищном сталинском спектакле ради спасения собственной семьи, но не только. Он использовал эту возможность, для того, чтобы в последний раз публично высказать, с помощью эзопова языка и других доступных ему, крайне ограниченных, средств свое мнение по наиболее острым вопросам, включая антисталинизм. Большинство людей так и не сумело понять и, следовательно, оценить мужественное поведение Бухарина на процессе, но нескольким западным обозревателям, присутствовавшим в зале суда, по-видимому, это удалось. Как писали они тогда в своих отчетах и как отметил позже советский судья, пересматривавший через пятьдесят лет дело Бухарина, «он был бойцом до конца – вопреки условиям, в которых оказался» (10).

Последний бой Бухарина против Сталина, представленного в тюрьме и в зале суда легионом грубых охранников и предельно продажных обвинителей, был безмерно сложным и, конечно же, неравным. Кремлевский Великий Инквизитор имел власть даровать жизнь и лишать ее; особенно это касалось семьи Бухарина, но так же, как отмечал с тревогой Бухарин в своих тюремных письмах, – и его последних рукописей. Единственной же «властью» узника Лубянки было извращенное желание Сталина добиться любой ценой его участия в показательном процессе. Даже разрешение писать в камере, которое было необычным и могло исходить только от Сталина, являвшегося, в свою очередь главным и, возможно, единственным бухаринским читателем, было частью этого чудовищно неравного диалога. Эта история тоже должна быть рассказана, но рассказать ее надо, опираясь на всю полноту документального и исторического контекста, а не выдергивая факты, как это делается во многих недавних «архивных сенсациях» (11).

К сожалению, у нас все еще нет многих важных документов. Например, опубликованная в 1938 г. после цензурной правки речь Бухарина на суде содержала намеки на центральные темы его тюремных сочинений. Однако машинописная копия оригинала стенограммы, содержащая собственноручные «исправления» Сталина и его судьи-вешателя Василия Ульриха (12), пока не стала доступной в Президентском Архиве. И в то время как архив бывшего НКВД-КГБ позволил мне читать протоколы фальшивых тюремных показаний, давать которые согласился Бухарин лишь после трехмесячного пребывания на Лубянке, протоколы предыдущих допросов, в которых он заявил о своей невиновности, остаются недоступными в другом закрытом архиве (13).

Другие важные документы, относящиеся к категории загадочно исчезнувших, были в свое время утеряны или сожжены.

К ним относится первый том рукописи Бухарина о культуре, завершенный незадолго до его ареста и конфискованный во время обыска в его кремлевской квартире (14), и потенциально бесценная кинопленка с записью судебного процесса (возможно, даже со звуком), отснятая операторами НКВД в зале суда. (В самом деле, удивительно, что до сих пор ни один фрагмент из этого фильма или хотя бы единственный снимок лиц обвиняемых на этом самом позорном политическом процессе века не был обнародован или хотя бы найден! (15)). Точно также публикуемое здесь трогательное и политически разоблачительное письмо Бухарина Анне Михайловне, написанное им в январе 1938 г., накануне суда, и дошедшее до нее 54 года спустя, было далеко не первым, но единственным, которое нам удалось найти. Поэтому для нас поиски продолжаются, даже если надежда и удача изменят нам.

Иные читатели и иные поколения читателей, несомненно, по-разному отреагируют на публикуемые тюремные рукописи. Некоторые будут оценивать их содержание с точки зрения интеллектуального и политического контекста, в котором они были написаны, или как уникальное отражение судьбоносной исторической эпохи и свидетельство одного из ее наиболее выдающихся деятелей. Других, возможно, больше восхитит не содержание рукописей, а те чрезвычайное мужество и решимость, которыми надо было обладать, чтобы написать такое. Они будут внимательно подмечать, что Бухарин мог и что не мог доверить бумаге, прекрасно понимая, что он вынужден формулировать каждую мысль, балансируя, как на лезвии бритвы, между отчаянным желанием сказать что-либо деспоту и потомкам – и отчаянным положением его семьи (16). А некоторые читатели, быть может, попытаются сравнивать эти рукописи с сочинениями других политических узников, сидевших в иные времена в иных местах, хотя почти невозможно представить обстоятельства более ужасные, чем в деле Бухарина.

Будут оценки и менее разумные. В «новой России», как и среди специалистов в моей стране, есть люди, которые решительно отбросят бухаринские тюремные писания – как часть недостойного, забытого и потому неуместного сегодня советского прошлого. Так, в 1993 г. одна модная московская газета заклеймила решение одного научного журнала опубликовать несколько разделов бухаринской философской рукописи, как «просто скандал и позор» (17). Подобное отношение есть, без сомнения, продолжение конъюнктурного политического подхода к истории – «политически корректного» в более мягком американском варианте, который периодически трансформирует вчерашние некритические плюсы в сегодняшние не более разумные минусы (18).

Естественно, если бы эти рукописи были опубликованы в Советской России 20 лет назад, во время великого «бухаринского бума» 1988–1990 гг. или даже в 1991 г., они оказались бы среди наиболее читаемых и почитаемых публикаций своего времени (19). Сегодня же, похоже, никто: ни коммунисты, ни экс-коммунисты, ни либералы, ни националисты, ни власть предержащие и ни оппозиция, – по политическим соображениям или из презрения – не испытывает серьезного интереса к недавней истории собственной страны, включая Бухарина. Чем еще можно объяснить тот факт, что в то время, как издатели бухаринских рукописей, едва смогли найти необходимую сумму для тиража в тысячу экземпляров, просталинистские книги распространяются огромными тиражами?

Но и это пройдет, вместе с распространенным убеждением, что народ может игнорировать или отвергать свою историю, В конце концов, все больше и больше русских захочет понять, что же случилось с их страной в это трагическое двадцатое столетие и были ли тому альтернативы. По мере углубления этого процесса исторического переосмысления трудно будет обойтись без Николая Ивановича Бухарина, чья судьба столь тесно переплелась с тремя главными национальными трагедиями этого века (20). Именно Бухарин до конца противостоял сталинскому бессмысленному разрушению рыночной структуры страны и отечественного слоя мелких производителей (до сих пор не возродившихся по-настоящему); именно его антифашистские предупреждения, даже прозвучавшие из тюремной камеры, создавали альтернативу сталинскому пакту с Гитлером, по вине которого советский народ остался неподготовленным к войне и заплатил за это, может быть, 30 миллионов жизней; и, наконец, именно бухаринский судебный процесс стал символом террора, засасывавшего нацию.

Сегодня лишь несколько тысяч читателей имеют возможность поразмыслить над значением этих рукописей, но со временем их, несомненно, станет больше. И тогда наступит время, когда, вслед за Спинозой, нужно будет не смеяться или плакать, не хвалить или ругать, но – понимать.

  

ПРИМЕЧАНИЯ

 1. Цит. по английскому переводу книги Виталия Шенталинского «Воскресшее слово» (Vitaly Shentalinsky. Arrested Voices. New York, 1996. Chap.7»), которая готовилась к публикации в 1996 г.

2. Там же, p. 285.

3. По мнению Роя и Жореса Медведевых, сталинские преемники изъяли и, возможно, уничтожили ряд документов, которые обвиняли их в участии в его преступлениях. – См.: Roy and Zhores Medvedev. The Unknown Stalin. New York, 2004. Chap. 3). Тем не менее, в их распоряжении оставалось ещё достаточно подобных документов, чтобы использовать их (или грозить использовать) в последующей борьбе за власть, что и сделал, например, Хрущёв в отношении Молотова, Маленкова и Кагановича на пленуме ЦК в 1957 г. и позже, на XXII съезде партии в 1961 г. По поводу документов, обвиняющих самого Хрущёва, см. примеры, приведённые в докладах комиссий Шверника и Яковлева. – Реабилитация: как это было. Т. 2. М., 2003. С. 541–670; Т. 3. М., 2004. С. 142–151.

4. О роли Бухарина в советской истории см.: Коэн Стивен. Бухарин: Политическая биография (1888–1938). М., 1988, особенно разделы 9–10. О посмертной реабилитации Бухарина, или его «жизни после смepти» («afterlife»), как я это называю, см. мою книгу «Rethinking the Soviet Experience: Politics and History Since 1917» (New York, 1985), раздел З, а также в моих предисловиях к американскому изданию воспоминаний вдовы Бухарина – Анны Лариной: «This I Cannot Forget» (New York, 1993), С.11–33 и к тюремному роману Бухарина, озаглавленному в английском переводе «How It All Began» (New York, 1998), p. vii – xxviii.

5. «Болтаюсь между жизнью и смертью», – так писал Бухарин 29 сентября 1937 г. в одном из cвоих писем Сталину с Лубянки. По крайней мере, четыре из этих писем сохранились в Архиве президента Российской Федерации: Ф.3. Оп.24. Д.301. Л.129–133 и Д.427. Л.1–22 и в фонде Бухарина в РГАСПИ.

6. Уже в 1934 г., а возможно, и раньше Сталин обладал налаженной системой глубокого погребения запретных документов: «Пусть лежит весь этот “материал” глубоко в архиве. ИСталин. 2/1/34». – Цит. по: Родина. 1992. № 8–9. С.71.

7. Cohen Stephen F. Bukharin and the Bolshevik Revolution: A Political Biography, 1988–1938. – New York, 1973. Эта книга, большая часть которой была тайно переведена сыном Бухарина Юрием и покойным Евгением Александровичем Гнединым, была впервые опубликована на русском языке за рубежом в 1980 г., и позднее была издана в Москве (см. примечание 4).

8. См., напр.: Berger Joseph. Nothing But the Truth. – New York, 1971. С.110. По словам американского журналиста Луиса Фишера, с которым я познакомился в Принстоне, Анастас Микоян рассказывал ему, что Бухарин «работал» в тюрьме. Микоян вполне мог слышать об этом от Сталина либо он на самом деле знал о существовании рукописей, которые могла обнаружить одна из многочисленных ««комиссий по расследованию» второй половины 50-х – начала 60-х годов. На процессе Бухарин многозначительно намекнул, что он «работал» в тюремной камере. Сделал он это, очевидно, не только для того, чтобы поведать о существовании собственноручного литературного наследства или завещания, но и чтобы показать обозревателям, что он находится в здравом уме, и им следует правильно истолковывать все то, что он говорит на этом процессе.

9. Высшее архивное начальство, с которым я встречался, в лице Р.Г. Пихоя и А.В. Ко­роткова, поддержало меня и приветствовало это решение. Особую благодарность я хочу выразить Ю.Г. Мурину, в то время – старшему архивисту Президентского архива, чьи экспертные оценки, знание документов и их истории, а также человеческое сочувствие очень помогли нам.

10. См. интервью М.А. Марова в «Известиях», 7 февраля 1988 г. Позже я лично встречался с Михаилом Алексеевичем, и он заверил меня, что базируется в своей оценке на прочитанных им материалах.

11. Даже один из наиболее благожелательных комментаторов бухаринского дела основывает свои выводы на одном единственном тюремном документе – письме Бухарина Сталину от 10 декабря 1937 г., опубликованном в «Источнике», 1993, № 0. С. 23–25. – См.: Гефтер Михаил. Апология человека слабого // Российская провинция. 1994. № 5. С.149–164.

12. Ценный, хотя и неполный анализ архивной стенограммы, касающейся в основном заключительного заявления Бухарина, содержится в статье Ю.Г. Мурина: Как фальсифицировалось “дело Бухарина” // Новая и новейшая история. 1995. № 1. С.61–70. Мурин дает и архивные координаты документа: Ф. З. Оп.24. Д.393–401.

13. В архиве бывшего НКВД-КГБ хранятся некоторые из бухаринских заявлений, сделанных им в этот период, но не полное собрание протоколов допросов. По словам представителей Президентского архива, там их тоже нет. Известно, что они были обнаружены несколько лет назад в секретных фондах так называемой «комиссии Шверника», созданной Хрущевым в начале 60‑х гг. для расследования сталинских преступлений в 30‑е годы, результаты которого, однако, были засекречены. У меня есть сведения, подтверждающие существование этих протоколов, но мне до сих пор не удалось не только посмотреть, но даже обнаружить их.

14. Большая часть бухаринского имущества и весь его личный архив, включая письма Ленина, а также десятки картин, написанных им за многие годы, были изъяты из его квартиры и из домов его родственников, впоследствии арестованных, и затем исчезли. Ни один из заинтересованных архивов не признался в существовании упомянутых писем. Известны сведения, хотя и непроверенные, что Сталин приказал уничтожить часть ленинских писем, изъятых у арестованных большевиков – см.: Шейнис Зиновий. Провокация века. М., 1992. С. 184. Что касается судьбы бухаринских картин, то она также остается неясной. Лишь очень малая часть картин, обнаруженных случайно, вернулась к Анне Михайловне и дочери Бухарина Светлане Николаевне; большинство же считается утраченными. Возможно, некоторые из них могли уцелеть в частных коллекциях. Во всяком случае, по непроверенным сведениям, одна была продана в 1990-е годы.

15. Опубликованная в книге Дмитрия Волкогонова «Сталин» (книга I. – М., 1991) фотография имеет подпись «Н. И. Бухарин на процессе, 1938 г.», но она весьма неубедительная и не имеет ссылки на источник. Существует 30‑ти минутная хроника о процессе «Приговор суда – приговор народа», которую в укороченном виде крутили в кинотеатрах в 1938 г., но она показывает подсудимых только мельком и со спины. По сведениям Ольги Шатуновской, члена Центральной Контрольной Комиссии ЦК и ведущего следователя Комиссии Шверника в начале 1960-х, Бухарин написал Сталину из тюрьмы 10 писем. См.: Шатуновская Ольга. Об ушедшем веке. La Jolla, CA, 2001. C. 298.

16. Из некоторых тюремных документов явствует, что Бухарина заставили поверить в то, что его жена вместе с малолетним сыном все еще находятся в Москве. На самом деле, к июню 1937 г. Анна Михайловна уже находилась в заключении в ГУЛАГе, где ей предстояло провести целых 20 лет, а Юрий начал свое долгое скитание по детским домам и приютам. Об этой истории см.: Ларина-Бухарина Анна. Незабываемое. М., 1989. Дочь Бухарина Светлана была арестована вместе со своей матерью, Эсфирь Исаевной Гурвич, в 1949 г. О жизни Светланы Николаевны см.: Россия и Европа. № 4. Под ред. А.С.Намазовой. М., 2007. С. 190–296. Первая жена Бухарина, Надежда Михайловна Лукина, инвалид, была арестована в 1937 г., подверглась жестоким пыткам и казнена в 1940 г. См.: Борин Александр. Ритуал // Литературная газета. 1988. 23 ноября.

17. См.: «Толстые журналы» // Сегодня. 1993. 1 июня. Выборочные части рукописи были опубликованы в «Вопросах философии» в 1993, № 6, с интересным и вполне благожелательным предисловием А.П. Огурцова. Некоторые российские историки даже начали сравнивать Бухарина с такими одиозными фигурами, как Ежов и Ягода. – См., например, статью Короткова Александра, Степанова Александра, Пихои Рудольфа в «Московских новостях» (1997, 1-8 июня).

18. Исследование этого подхода к истории в период гласности см. в книге Г. А. Бордюгова и В. А. Козлова «История и конъюнктура» (М., 1992).

19. О «бухаринском буме» см.: Там же, разд. 2.

20. Даже антибухарински настроенный националист заключает: «Споры же историков о личности Бухарина и его роли в истории и революции будут продолжаться, пока у людей будет сохраняться живой интерес к прошлому, соединенному с будущим неразрывными связями». – Ю. В. Емельянов. Заметки о Бухарине. М., 1989. С.315.

 

 

 

Анонс • У Г.Бордюгова • У А.Макарова • У С.Щербины • Книжная лавка • Контакты • Совет • Проекты • Издания