РОССИЙСКАЯ ИСТОРИЯ. 2009. № 2.
А.Г. Тепляков. «Непроницаемые недра»: ВЧК-ОГПУ в Сибири. 1918-1929 гг. М.: АИРО-ХХI, 2007. 288 с.
Работа сибирского автора посвящена малоизученной теме — организации и деятельности региональных чекистских органов в 1920-е гг. Книга состоит из двух глав. Первая глава посвящена изучению формирования аппарата ВЧК-ОГПУ в Сибири и «социальной чистке 1918— 1922 гг.» (2/3 всего объема книги), а во второй главе освещается деятельность региональных чекистских органов в 1922-1929 гг. и «локальные чистки».
Автор начинает с характеристики процесса создания ВЧК в Петрограде в декабре 1917 г. и чрезвычайных комиссий в сибирских губерниях России весной 1918 г., подчеркивая роль случайных факторов при первоначальном определении названия, формы, структуры и функций советской политической полиции и ее региональных органов. Натуралистично представлен в книге белый и красный террор в Сибири 1918-1919 гг., как продукт чрезвычайных репрессивных органов красных и белых властей, партизан и разнообразных повстанцев; описано противостояние местных и центральных властей в конце 1919 г. — начале 1920 г. по поводу подчиненности Сибчека; раскрыты многочисленные приемы и методы межведомственной и внутриведомственной борьбы, в которой участвовали партийные, советские и чекистские власти. Итогом этой борьбы становится укрепление вертикального подчинения органов госбезопасности сибирских губерний, что соответствовало и общей линии укрепления централизованной власти в России по мере завершения Гражданской войны. Основным проводником влияния центра являлся полномочный представитель ВЧК по Сибири И.П. Павлуновский, занимавший ранее должность заместителя председателя Особого отдела ВЧК. Именно Павлуновский создает единую структуру Сибчека, состоящую из губернских, уездных и транспортных подразделений, а также системы Особых отделов в воинских частях. В Сибирь из европейской части страны переводятся более 100 чекистов для руководящей работы. Под началом Павлуновского в 1920 г. действуют губчека в Акмолинской, Алтайской, Енисейской, Иркутской, Новониколаевской (Новосибирской), Омской, Семипалатинской, Томской, Тюменской губерниях и Якутии, а, кроме того, он негласно руководит и работой Госполитохраны Дальневосточной республики, которая формально входит в состав МВД ДВР. Впоследствии часть региональных подразделений отделилась от Сибчека, но зато Павлуновский получил контроль над железнодорожным транспортом Сибири, стал играть заметную роль в деятельности Сиббюро ВКП(б). По расчетам Теплякова, под руководством полпреда находилось около 3 тыс. чекистов и еще столько же госполитохрановцев в ДВР. Аппарат полпредства, перемещенный к лету 1921 г. из Омска в Новониколаевск (Новосибирск), насчитывал около сотни сотрудников, многие из которых отбирались лично Павлуновским. В 1926 г. сибирскую политическую полицию возглавил другой известный чекист Л.М. Заковский.
В начале 1920-х гг. формируется типовая структура полпредства и губчека, которая состоит из секретно-оперативного, контрразведывательного, экономического, особого и информационного отделов, а также административной части. Автор подробно описывает особенности структуры, функций и численного состава губернских, транспортных ЧК и Особых отделов в Сибири. Такая структура сохраняется и после ликвидации 2 февраля 1922 г. ВЧК и создания ОГПУ.
Специальное внимание в монографии уделено противоречиям и репрессиям в чекистской среде. Тепляков пишет о борьбе группировок (например, москвичей и сибиряков), соперничестве структур (губчека и транспортные ЧК), борьбе с оппозицией и предательством в своих рядах. В книге проанализирован кадровый состав Сибчека, отмечен высокий уровень партийности чекистов, показаны национальные, тендерные и возрастные особенности личного состава, зафиксировано широкое привлечение родственников на чекистскую работу и наличие в чекистском руководстве большого числа лиц с уголовным прошлым. Характерной особенностью личного состава Сибчека было наличие у многих сотрудников опыта участия в Первой мировой и Гражданской войнах, партизанском движении и продотрядах, карательных экспедициях. Характеризуя сибирских чекистов, автор пишет: «прошедшие школу жестокости, молодые и малограмотные, они верили лозунгам и начальственным указаниям, воспринимали как должное политику террора... Абсолютно неграмотные в правовом отношении, свою работу в ЧК они понимали как непосредственное участие в истреблении враждебных элементов, неразрывно связанное с возможностью распоряжаться их имуществом» (с. 73).
В книге затронута и тема агентурного аппарата Сибчека. Как известно, специальным указанием ЦК РКП(б) все коммунисты обязывались быть агентами политической полиции, директива относилось и к комсомольцам. Это указание не раз повторялось руководителями ВЧК: в октябре 1919 г. на места была разослана директива, «чтобы каждый коммунист был нашим осведомителем». Правда, и в августе 1920 г. эта задача еще не была решена даже в отношении штатных партработников, что видно из обращения зампреда ВЧК И.К. Ксенофонтова ко всем губчека: «Желательно усиленное привлечение наибольшего количества партийных работников не только к прямой работе в ЧК, но и ... к осведомлению» (с. 79). Со всех согласившихся быть секретными осведомителями бралась подписка в произвольной форме: о правдивости предоставляемой информации, негласности деятельности по осведомлению и признанию личной ответственности. Несмотря на прямые указания руководства, многие партийцы отказывались от навязчивого сотрудничества, и сибирские губкомы РКП(б) должны были увещевать, а порой и наказывать таких строптивых коммунистов, как, например, Катков — один из руководителей водного транспорта на Алтае, который прямо заявил, что «не желает быть полицейским» (с. 81).
Вербовались осведомители и среди беспартийного населения. Резиденты были обязаны добиться такого положения, чтобы в каждом учреждении, в каждом селе у них были свои агенты. Тепляков приводит примеры, когда таких агентов выявляли и убивали соседи и сослуживцы. Работа с мемуарами некоторых осведомителей позволила ему со знанием дела говорить о картине массовых злоупотреблений и всеобщей коррупции, пронизывавшей в 1920-е гг. органы власти, не исключая и чекистское руководство. Такое положение создавало ситуацию, при которой круговая порука была неизбежным явлением.
Автор приводит убедительные примеры, показывающие, что именно провокация становится одним из основных методов работы чекистов и секретных осведомителей. Провоцируя, подталкивая отдельных граждан на «контрреволюционную активность», осведомители сами совершали политические, а нередко и уголовные преступления. Их руководители не торопились спасать своих агентов, и многие из них были осуждены вместе со своими жертвами, а некоторые расстреляны. После 1922 г., когда произошло сокращение чекистского аппарата почти втрое, во многих учреждениях были созданы конспиративные бюро содействия ГПУ.
Милиция в начале 1920-х гг. выступала в качестве помощника политической полиции при проведении репрессивной политики. Ее сотрудники следили за неблагонадежными гражданами, арестовывали за политические преступления. Штрихом времени стали расстрелы арестованных милиционерами, инсценированные под попытки к бегству. Как и среди чекистов, между сибирскими милиционерами, даже в их руководящем звене, было немало лиц с уголовным прошлым.
Касаясь контрразведывательной работы сибирских чекистов в 1920-х гг., автор приводит несколько примеров сфальсифицированных в начале 1920-х гг. дел и несколько реальных удач - по развалу отряда барона Р.Ф. Унгерна и созданию информационной сети в Маньчжурии. Во второй половине 1920-х гг. сибирские контрразведчики при участии секретных сотрудников смогли завести лишь несколько дел, по сути, провокационных.
Автор уделяет внимание и непростым отношениям чекистов с другими ведомствами, многочисленным конфликтам чекистов с местными властями. Причиной конфликтов чаще всего становилось желание руководителей и сотрудников Сибчека контролировать не только население, но и органы партийно-советской государственной власти. Поскольку основным инструментом чекистов была репрессия, то управленцы боролись не только за власть, но порой и за свою свободу, а то и жизнь. «Карающий меч» партии стал в Сибири угрозой для нее самой. Нередки, особенно в начале 1920-х гг., были и попытки партийных руководителей подменить собой органы политической полиции. В частности, в Якутии дело террора взял на себя местный ревком, а чекистам оставалось только упрекать его руководителей за незаконные конфискации, истязания и мародерство (с. 96).
К концу 1920-х гг. по мере завершения внутрипартийной борьбы и победы группировки И.В. Сталина укрепляется и роль партийных органов в Сибири. Уже при проведении коллективизации партия полностью контролирует политическую полицию, прекращаются попытки чекистов следить за партийным руководством. Партийные власти все требовательнее спрашивают с работников ГПУ за нарушение партийных норм. Вместе с тем прямое вмешательство в работу ОПТУ невозможно и для партийных органов. Контроль за соблюдением законности чекистами с 1922 г. была призвана осуществлять прокуратура, но для возбуждения уголовных дел за конкретные преступления против сотрудников ОГПУ требовалось согласие руководства обвиняемых. А чекистское начальство зачастую предпочитало защищать честь мундира и отказывало прокуратуре. Однако прокурорам порой удавалось закрывать явно надуманные дела в отношении граждан.
Если власти Сибири в начале 1920-х гг. достаточно успешно боролись с чекистами за свою самостоятельность, то население было беззащитно перед амбициозными сотрудниками политической полиции. А.Г. Тепляков приводит многочисленные примеры, подкрепленные ссылками на архивные документы и опубликованные материалы, как расправлялись чекисты с населением, порой не реагируя на запросы властей и не отчитываясь перед своими вышестоящими инстанциями. Первой мишенью сибирских чекистов стала так называемая «историческая контрреволюция» — казачество, кулаки, буржуазия и священнослужители. Репрессии начались фазу после установления советской власти и носили чисто классовый характер, но порой изыскивался и подходящий повод - критика советской власти. В первую очередь расстреливались участники белого движения, остальные изолировались. В городах проводились массовые облавы, в уезды направлялись карательные экспедиции. Ответом населения стали многочисленные мятежи и восстания, в них участвовало более 30 тыс. человек. Впрочем, Тепляков отмечает, что численность красных партизан в свое время была в несколько раз выше, что говорит о массовой поддержке советской власти. Поскольку чекистские структуры были не в силах предотвратить антикоммунистические восстания или бороться с ними агентурным путем, постольку недостаток мастерства искупался избыточной жестокостью. Автор приводит многочисленные примеры пыток и избиений арестованных, содержания подследственных в холодных и тесных карцерах, массовых расстрелов. Порой для казни использовались удавки. Тепляков описывает и другие способы лишения жизни.
Автор отмечает большое количество сфальсифицированных чекистами дел о заговорах. Самым крупным из них стало дело о «Сибирском крестьянском союзе» 1920-1921-х гг., мифической организации, в которой, якобы, участвовали десятки тысяч крестьян во главе с эсерами и народными социалистами. Эта массовая репрессия принесла руководителю сибирских чекистов Павлуновскому орден Красного Знамени. Число жертв красного террора до сих пор не поддается точному определению, по мнению автора монографии, только в начале 1920-х гг. в Сибири было уничтожено около 100 тыс. человек.
Картина деятельности органов госбезопасности, нарисованная Тепляковым, характерна и для других регионов СССР, в частности, в Центральной России. На территории Центрально-Черноземной области действовал десяток оппозиционных организаций, но чекисты создали еще шесть фантомных организаций, причем часть последних — по требованию своего столичного руководства*.
Автор отмечает и появление особого психологического типа чекиста - «внешне отважного и преданного борца с тайными и явными происками контрреволюции, а по сути - чиновника-карьериста, призванного любыми способами разоблачать и уничтожать врагов нового строя. Требование беспощадности было главным» (с. 169).
Общий вывод А.Г. Тепляков формулирует кратко: «стандартные методы ЧК-ОГПУ были преступными» (с. 260). Вывод естественный, если рассматривать лишь негативные стороны деятельности региональных органов госбезопасности, а в книге отчетливо просматривается преимущественно такой подход. Размашистостью отличаются и некоторые оценочные суждения автора по более общим вопросам истории СССР; «криминальный характер коммунистической власти» (с. 156). Впрочем, вскоре автор несколько уточняет оценку: «власть и ее криминализированное крыло» (с. 167). А в заключении более сдержанно оценивает и рассматриваемое явление; «в Сибири была создана мощная карательная структура, ядром которой выступали органы ВЧК-ОГПУ, приданные им войска, а также милиция» (с. 279).
Автором проделана большая работа по введению в научный оборот нового важного материала, начат пересмотр устоявшихся апологетических концепций развития органов ВЧК-ОПТУ в Сибири 1920-х гг., однако, создание концептуально выверенной, всесторонней и полной истории органов госбезопасности этого важного региона России еще предстоит.
А.Ю. Саран, кандидат исторических наук
(Орловский государственный аграрный университет)
Примечание
*Саран А.Ю. Власть и общественные организации в Центральной России. 1928-1934 гг. М., Орел, 2003. С. 158-191,212-236.