29 июля – Что врут календари. «Благие даты» в современном публичном пространстве и СМИ.
На вопросы ЖУРНАЛИСТА отвечает президент Ассоциации исследователей российского общества (АИРО-ХХI) Геннадий Бордюгов
Беседовала: НАДЕЖДА АЖГИХИНА
– Мы вступили в пору юбилеев, знаменательные даты становятся в сознании современников часто знаком не прошлого, а настоящего. Скажем, полет Гагарина рифмуется у многих с отечественной вакциной «Спутник», юбилеи Победы вообще стоят особняком, определяя едва ли не все направления нашей жизни. Всегда ли было так? Как менялось в нашем обществе восприятие памятных дат? Существуют ли отличия между Россией и другими странами в этом плане?
– «Датская» политика была всегда, и не только в нашей стране. Эта политика отражает как внутреннюю конъюнктуру, так и способы позиционирования государства вовне. «Наследие прошлого» выступает теперь как проект, который определяет настоящее и будущее. И это находится в контексте глубоких перемен, происходящих сейчас в мире. Они повлекли за собой пересмотр истории, резкие изменения в учебниках и пантеонах национальных героев. К примеру, если говорить о России ХХ века, то невиданный эксперимент по созданию самого справедливого общества в мире, а затем перестройка, возрождение новой России привлекали внимание всего мира. Однако начиная с 2005 года идеологический маятник неожиданно качнулся в сторону героического прошлого и традиционных духовных ценностей. Ключевым же фактором, обусловившим дальнейший поворот, был кризис вокруг Украины в 2014 году, постепенно переросший в кризис отношений РФ с США и ЕС.
– С чем связано такое повышенное внимание к датам далекого прошлого?
– В своих книгах и лекциях я часто привожу приветствие некоего древнего египтянина в адрес некоего фараона: «Пусть наградит тебя Господь юбилеями без счета!» Чем вызвано такое пожелание, почему одни общественные юбилеи в чести, их ждут, готовятся к ним с радостью, а от других отгораживаются, словно от наваждения? Почему одни круглые даты отмечают каждое десятилетие, а о других вспоминают раз в пятьдесят, а то и сто лет? Я не вижу ничего страшного в памятных датах и юбилеях, если бы некоторые из них не приобретали культовый характер. Культ, как замечал Шарль Эншлен, привлекает массы, опьяняет их иллюзорной надеждой. Юбилеи связаны с прошлым, с былыми прорывами и победами, но они не способны прямо или косвенно обеспечивать новые успехи сегодня. Более того, мешают критическому взгляду на современную ситуацию, реальной оценке смыслов будущего. Все попытки встроить День России – 12 июня – в современную память, используя старые механизмы управлением ею, пока ничего не дали. То же самое относится и к другим государственным праздникам – 1 мая и 4 ноября. Сегодня в реестре памятных дат и в государственном пантеоне культовых фигур появляются новые лица. На первом месте – князь Владимир Креститель, памятник которому воздвигнут перед парадным въездом в Кремль. И дело не только в имени святого, не только в том, что русская нация идентифицирует себя с православием, – его культ нужен для противопоставления Киеву. Совсем недавно культовое место занял и Иван Грозный.
Знаковым событием стала установка памятника этому ложному символу антизападничества в Орле. А вот Иван III – основатель Московского государства, разрешивший литовскую, ордынскую и новгородскую проблемы, – такой чести до сих пор не удостоился. Как бы там ни было, но юбилеемания и сопутствующие ей игры, увы, будут продолжаться. Ведь динамика стереотипов по-прежнему зависит от власти, которая считает себя владычицей над временем и юбилейным его отмериванием. Но будущее непредсказуемо.
– Один из наиболее известных проектов АИРО-ХХI – реконструкция юбилейных Дней Победы, его партнером вот уже третий год выступает Союз журналистов Москвы. Чем интересен проект?
– Наша ассоциация еще в 2015 году впервые предприняла попытку своего рода независимого экспертного аудита юбилейной кампании с точки зрения ее эффективности как пропагандистской или контрпропагандистской акции. Нас интересовало отражение истории Великой Отечественной войны и Победы в печатных и электронных СМИ, в пространстве сети, произведениях художественной литературы и кино, в официальных, общественных и оппозиционных публичных акциях, в специальных выставочных и музейных мероприятиях, в научных исследованиях и публикациях. Использовался и зарубежный материал. Столь масштабный комплексный анализ, а мы его повторили и в 2020 году, позволил составить репрезентативное представление о том, насколько эффективными как для власти, так и для ее оппонентов оказались кампании по празднованию 70-летия и 75-летия Победы. 9 мая остается главным праздником России, в то время как все новые даты политического календаря воспринимаются либо как просто дополнительные выходные дни, либо вообще не привлекают к себе внимания – если остаются рабочими. День Победы формирует нашу идентичность, на этой площадке прошлое встречается с настоящим, и они вместе, рука об руку идут в будущее. Именно по причине такой исключительной значимости возникает закономерная тревога по поводу дальнейшей судьбы даты как общенационального интегратора, как буквально сакрального события, ежегодно подтверждающего и воспроизводящего субъектность российской нации. Однако этот праздник уже балансирует на грани, за которой – естественная с полным уходом поколения живых свидетелей 9 мая 1945 года «музеефикация» Великой Отечественной, ее окончательное превращение в прошлое, в нечто наподобие войны 1812 года. Вместе с тем именно от нас – потомков поколения победителей – напрямую зависит, какой окажется хранимая и передаваемая потомкам память о Великой Победе.
– В прошлом году пандемия вынужденно внесла коррективы в сценарий праздника.
– Безусловно. Но помимо вируса на 9 мая воздействовали и рукотворные тенденции, связанные в первую очередь с принятием в Европарламенте резолюции «О важности сохранения исторической памяти для будущего Европы» (сентябрь 2019 года). В ней советско-германский пакт 1939 года описывался как причина начала Второй мировой войны. Через несколько месяцев, в январе 2020 года, последовало совместное заявление председателя Европейской комиссии, председателя Европейского совета и председателя Европарламента: «Семьдесят пять лет тому назад войска союзников освободили нацистский концентрационный лагерь Аушвиц-Биркенау (Освенцим). Они остановили, таким образом, самое ужасное преступление в истории Европы – спланированное уничтожение евреев». Нигде в этом тексте не упоминалось, что именно Красная Армия освободила лагерь. В мае 2020 года правительства США и Великобритании вообще узурпировали победу над фашистской Германией и избавление мира от нацизма, что вызвало соответствующую реакцию МИД РФ.
ОТРАБОТАННЫЕ и сложившиеся ПРЕЖДЕ ФОРМЫ ПРАЗДНОВАНИЯ Дня ПОБЕДЫ приспособились к новым условиям
По сути, 75-летие стало самым политизированным юбилеем за все время, прошедшее с окончания Великой Отечественной и Второй мировой войн. Вместе с тем наш мониторинг показал эмоциональное и душевное реагирование на День Победы большинства российского общества даже в условиях пандемии. Отработанные и сложившиеся прежде формы празднования приспособились к новым условиям, перешли в онлайн и сосредоточились на персональном чествовании ветеранов в ограниченном публичном пространстве (двор, улица, квартира, дом), праздник вернулся в семьи, снова, пусть и вынужденно, стал домашним. Резкая актуализация памяти о Победе отразилась на тех сферах современной жизни, которые прежде не испытывали на себе столь ощутимого влияния какого-либо события прошлого. Еще несколько лет назад невозможно было представить, что образ Победы и оценки войны могут стать предметом правовых разбирательств, что защита истории от преднамеренно неверных истолкований потребует введения соответствующих конституционных норм. Другая проблема – восприятие смыслообразующего прошлого молодым поколением, которое только входит в жизнь.
– Еще один проект ассоциации – международный мониторинг «Революция-100». Известно, что столетие российской революции 1917 года отметили на удивление скромно. Что было неожиданным в этом вашем исследовании?
– Давайте вспомним, как в начале 2017 года, то есть четыре года назад, делались безапелляционные прогнозы: «новая революция начнется в октябре 2017 года», «ситуации 1917 и 2017 годов очень схожи» и т. д. Словом, Россию ждут потрясения – социальный бунт или революция.
Однако ничего подобного не произошло. Будоражили общество и разного рода предсказания, что в юбилейном году будет восстановлена монархия. Впрочем, эта идея быстро угасла. Регулярно поднимался вопрос о перезахоронении тела Ленина. Поспешил выступить со своими прогнозами-опасениями и быстро созданный оргкомитет юбилея. Прозвучали заявления: нельзя позволить растащить юбилей революции по «национальным квартирам»! Но, судя по реакции на столетие в постсоветских государствах, это событие было в них просто-напросто проигнорировано или, как на Украине, подтолкнуло к изысканию выгодных для себя дат и событий, не связанных собственно с революцией. Однако во всем мире юбилей революции 1917 года стал поводом вспомнить о главной человеческой утопии – попытке построения рая на земле, царства всеобщей справедливости, а также вспомнить цену, которую заплатило человечество за этот прыжок в рай. Возможно, под воздействием мировой реакции на юбилей революции Кремль несколько скорректировал свои публичные оценки этого события. Оргкомитет не включил в свой состав представителей политических партий, дабы не создавать «почву для раздрая». Однако партийные распри все равно возникли. Наш мониторинг позволил понять, кто и с какими смыслами пришел в пространство памяти о революции. Власть – а от нее ожидали, как она впишет юбилей в свой официальный нарратив «тысячелетнего великого Российского государства», – предложила объединить Февральскую и Октябрьскую революции в одну. Затем сняла с нее классовые определения и отказала в звании «великой». Воспоминания же о революции отдавались на откуп общественности, которая и должна была наполнить содержанием старо-новую формулу «согласие и примирение».
– Известно, что свою трактовку предложила и Русская православная церковь.
– Да, верно. Однако РПЦ пошла наперекор установке на национальное примирение. Открыто были названы виновные в революционной катастрофе, которые могут снова ввергнуть страну в очередной хаос. Патриарх Кирилл прямо обвинил в провоцировании «мясорубки» и «страшных событий столетней давности» интеллигенцию. Из церковных кругов прозвучало требование похоронить Ленина, убрать кладбище на Красной площади, переименовать улицы и площади, названные «именами пламенных революционеров и палачей по совместительству». Однако при этом любопытно, что в августе 2017 года патриарх на торжествах в Арзамасе, приуроченных к 150-летию со дня рождения патриарха Сергия, опосредованно легитимизировал советскую эпоху – не отказываясь при этом от ее критической оценки как «безбожной». Сознательный выбор Сергия, пошедшего на сотрудничество с советской властью, привел, по словам нынешнего предстоятеля РПЦ, к некоторому преображению этой самой власти. Революционный 1917 год стал тем самым попущенным Богом испытанием, которое в конечном счете укрепило людей. Однако, несмотря на разные позиции власти, общественности, церкви, в народе преобладающими оказались конспирологические теории о революционных потрясениях, в которых привычно обвиняли «жидомасонов», иностранные спецслужбы, немецкие или американские деньги. Столетие показало значительный разброс настроений в обществе. Желание профессиональных историков анализировать 1917 год глубоко и ответственно, как прорыв народа к справедливости – прорыв, многое изменивший в России и мире, – часто натыкался на сопротивление в самой среде историков. Несмотря на это, работа по извлечению уроков продолжается. Очевидно, что, беря на вооружение какую-либо великую социальную идею, нельзя доводить ее до абсурда, как это сделали большевики. Эту ошибку могут повторять и либералы, и консерваторы. Ответственность за трагические последствия революции, за «чрезвычайщину» несут не только восставшие, но и власть, доведшая до взрыва, переворота, власть, которая своей непродуманной политикой, запаздывающими реформами рождает протестное движение. Похоже, что в российском обществе укрепляется понимание того, что одним махом, разом, используя насилие, невозможно решить все проблемы. Логике радикализма и максимализма может противостоять только умная политика со своевременными реформами.
– Возможно ли возвращение дню 7 ноября статуса государственного праздника?
– Любопытный парадокс: во Франции спустя 91 год после революции дата взятия Бастилии – 14 июля 1789 года – из предмета раздора под влиянием поражения в войне с Пруссией превратилась в символ примирения, стала одним из краеугольных камней французской идентичности, главным государственным праздником. У нас же через десять лет – в 1927 году – большевики убрали из календаря празднование Февральской революции (12 марта по новому стилю), а через 75 лет перестал быть праздником и выходным днем 7 ноября. Так мы упустили возможность напомнить миру, что революция 1917 года изменила его: исчезли империи, распалась колониальная система, коренным образом трансформировалась социальная политика. Столетие не стало поворотным моментом на пути постижения нашего прошлого, не продолжило традиции достойного отношения власти к юбилеям революции по примеру Великобритании, США, Франции, Китая, Мексики, Испании, но определенным шагом в этом направлении юбилейные воспоминания, несомненно, обернутся. Ну а пока, наверное, не стоит удручаться по поводу неудавшегося юбилея. То, что мы вспоминали события вековой давности, пусть и неказисто, казенно – или, напротив, с наивным пионерским задором и с фантасмагорическими аналогиями и аллюзиями, – это уже хорошо. Мы еще толком не состоялись как народ, как политическая нация, нам трудно прочувствовать собственную историко-культурную идентичность в искусственных – но, увы, теперь уже необратимых – границах РФ.
– Мы приближаемся к 100-летию создания СССР. Ваш новый проект – об этом?
– Ассоциация приступила к анализу восприятия уникального исторического феномена, Советского Союза, в России, на постсоветском пространстве и в мире в целом. При этом уже сегодня очевидно, что сопоставление современности с теми или иными аспектами опыта СССР будет проводиться в контексте проблемы межэтнического и межкультурного сосуществования в рамках одного государства. Эта проблема стала предельно конъюнктурной в условиях нарастающего миграционного кризиса в развитых странах Запада или неожиданных и непримиримых конфликтов «проснувшейся» памяти типа движения Black Lives Matter. Советский опыт – это в том числе и уникальная модель сращивания партии и государства, которая привлекает к себе особое внимание в условиях кризиса классических партийных структур и выстраивания институтов имитационной демократии. Это и не имеющая аналогов в человеческой истории способность больших групп плодотворно функционировать на пределе человеческих возможностей – что кажется невероятным в нынешнем обществе гедонистического потребления. Это, наконец, и попытка, пусть и (пока) не удавшаяся, выстраивать жизнь целой страны вне системы координат, связанной с собственностью и прибылью. Словом, почти 72 года крайне уплотненного в смысловом и организационно-деятельном отношениях бытования самой большой по территории страны планеты. Поэтому не приходится сомневаться в том, что 100-летие СССР не останется незамеченным и будет так или иначе актуализироваться и сторонниками этой модели, и ее противниками, и разного рода менеджерами текущего момента, которые будут пытаться переквалифицироваться в «исторических антикваров» ради извлечения той или иной выгоды из рецепций советских наработок.
– СССР прекратил свое существование 30 лет назад. Едва ли эту дату будут ярко отмечать.
– На фоне практически повальной и – что самое интересное – хотя и усиленно пропагандируемой сверху, но при этом прежде всего идущей снизу ностальгии по советскому прошлому вряд ли станут активно вспоминать августовские дни 1991 года. Вообще в преддверии осенних думских выборов власть не захочет как-либо пиарить этот юбилей – ни в отрицательном, ни тем более в положительном ключе. Что касается оппозиции, то для нее эта тема тоже невыигрышна. Но думаю, что совсем иная ситуация будет в начале декабря, когда исполнится 30 лет распаду СССР.
– Что можно сказать о фальсификации, ложном описании исторических дат и событий?
– В принципе сложился классический набор фальсификаций, и он пополняется нечасто. Приведу лишь несколько примеров. Много раньше писалось о «завещании Петра Великого». Эта фальсификация впервые появилась на французском языке в 1812 году. Документ был составлен таким образом, чтобы показать стратегический план действий для преемников Петра на многие века с целью установления Россией мирового господства. Украинский историк Михаил Грушевский, автор знаменитой фальсификации, которой следует современная украинская историография, отрицал существование единого древнерусского этноса и утверждал параллельную историю двух народностей – «украинско-русской» и «великорусской». Киевская держава – государство «русско-украинской» народности, а Владимиро-Суздальская земля – «великорусской». Однако серьезные украинские историки рассматривают такой подход как попытку облечь политические задачи украинского сепаратизма в историческую форму. Российские антикоммунисты распространяют фальсифицированный документ, который приписывается большевистскому режиму, а именно – «Указание ВЦИК и Совнаркома» за подписями председателя ВЦИК М. И. Калинина и председателя СНК В. И. Ленина от 1 мая 1919 года за № 13666/2 о «борьбе с попами и религией», адресованное Ф. Дзержинскому. Он должен был как можно быстрее покончить с духовенством, священников надлежало арестовывать как контрреволюционеров и саботажников, расстреливать беспощадно и повсеместно. И как можно больше. А церкви следовало закрывать. Именно это так называемое указание чаще всего используется в наши дни как доказательство «кровожадности» и «свирепости» большевиков в первые годы советской власти. В целях выстроить в сознании людей ложный псевдоисторический ряд ссылаются и на другую подделку – так называемое письмо Ленина В. М. Молотову от 19 марта 1922 года о дискредитации Церкви как идеологического противника во время голода в стране. Все эти фальшивки убедительно разоблачены историками РАН и РПЦ. Как подделки воспринимаются сегодня дневники Гитлера и Берии, «План Даллеса по уничтожению СССР (России)». Особняком стоит знаменитая теория Анатолия Фоменко, по которой вся предшествующая история объявляется подложной. Академическая наука воспринимает взгляды Фоменко как псевдонаучные. В частности, заявление, что вся история античности была фальсифицирована в эпоху Возрождения, лишено не только научного, но и здравого смысла. Методология, которая используется в «новой хронологии», взята из другой науки – математики, – и применение ее для анализа истории является некорректным, а навязчивое стремление Фоменко всех древнерусских правителей объединять с именами монгольских ханов у историков вызывает скептическую реакцию.
– Что могут журналисты почерпнуть из ваших ресурсов для того, чтобы подготовить интересные «благодатные материалы»? Как избежать ошибок, не поддаться власти стереотипов, неверных толкований и просто фейков?
– Вот и вы ждете от историков рецептов, а мы работаем сегодня в кардинально изменившихся условиях. Произошло расставание с иллюзией о том, что история основана на универсальном методе. Это заметно усилило позиции не профессиональных историков, но пользователей, отстаивающих – особенно в социальных сетях – право говорить и писать об истории. У многих сложилось впечатление, что голоса профессионалов заглушили журналисты, разные литераторы, политологи или толкователи истории при власти, что на переднем плане до сих пор находятся сенсационные открытия и «война памятников», что история власти по-прежнему остается главной, да и пишется под вертикаль власти нынешней. Однако коммуникационные связи делают невозможным любое «присвоение прошлого». И это надо учитывать всем, в том числе и журналистам. СМИ способны препятствовать превращению истории из науки в идеологию. Не участвовать в политизации прошлого, противостоять новой волне ресталинизации или реабилитации ГУЛАГа. Важно привлекать профессиональных историков к более систематическому сотрудничеству в СМИ и на интернет-сайтах.
К сожалению, многие журналисты не видят разницы между «политикой памяти», которая осуществляется «сверху», и публичной или прикладной историей, предполагающей равный диалог власти и общества по поводу прошлого. В разговоре об истории и памятных датах неуместны как академический тоталитаризм, не желающий воспринимать былое как нечто имеющее к нам отношение сегодня, так и тоталитаризм популяризаторский, готовый представлять прошлое таким, каким его хотят видеть потенциальные покупатели.
