Гото Симпэй и Сталин Иосиф:
встречи 1928 года и советская политика
в отношении Японии

 

Г

ото Симпэй (1857–1929) на протяжении длительного периода времени был непосредственно связан не только с императорской, но и советской Россией, а значит, и с евразийской дипломатией в целом. Он сыграл исключительно важную роль в установлении и развитии советско-японских отношений в 1920‑е годы. Так случилось, что японские источники, включая официальное издание «Документы внешней политики Японии», всесторонне характеризуют его деятельность, а важные российские документы до сих пор остаются неизданными и неизученными. Правда, в последнее время мне и доктору Василию Молодякову в ходе совместной работы удалось выявить в Архиве внешней политики Российской Федерации (далее: АВП РФ) и Российском государственном архиве социально-политической истории (далее: РГАСПИ) материалы, проливающие свет на некоторые подробности третьего (первый состоялся в апреле-мае 1908 г., второй – в июле 1912) и последнего визита Гото в Россию и его бесед с И. В. Сталиным и другими советскими руководителями в декабре 1927 — январе 1928 годов.

 

Выбор нового пути в советско-японских отношениях

С

 заключением в 1916 г. союзного договора между Россией и Японией отношения этих стран вступили в стадию сотрудничества и партнерства и были способны изменить всю систему международных отношений в Восточной Азии. Однако Русская революция 1917 г. и военная интервенция Антанты разрушили эти перспективы.

Оценивая итоги союзной интервенции на Дальнем Востоке применительно к Японии, следует признать, что она не оправдала возлагавшихся на неё надежд. Международное положение Японии не улучшилось. Экономическая ситуация в стране существенно осложнилась. С образованием в конце 1922 г. нового государства СССР, контролировавшего ключевые зоны Евразии, позиции Японии в отношениях с ней нельзя не признать ослабевшими.

Правящим кругам Японии предстояло выбрать новый путь в отношениях с Россией. Необходимость этого диктовалась не только международным положением, но и внутриполитическими обстоятельствами. США и Великобритания укрепляли свои позиции в Китае, постепенно вытесняя оттуда Японию. Торговля с Советской Россией становилась всё более важной для японской экономики. Поэтому влиятельная часть политической и деловой элиты этой страны, придавая большое значение отношениям с Россией, активно выступала за их восстановление. Советские лидеры также в полной мере осознали необходимость мирных отношений с «капиталистическим окружением». Кроме того, игра на «межимпериалистических противоречиях» (в данном случае между Японией,
с одной стороны, и США и Великобританией, с другой) была одной из любимых стратегем «красной» дипломатии.

В контексте таких обстоятельств важно проследить, как в эти годы складывалась карьера Гото.  В 1919 г. он стал главой влиятельной Восточноазиатской ассоциации и ректором её Специальной школы (ныне Университет Такусёку), в 1920 г. возглавил Японско-россий­ское общество дружбы, а затем был избран мэром Токио. С учётом его положения и давних связей с Россией, напрашивается вывод, что он был наиболее подходящей фигурой для начала переговоров с Советской Россией.

Известный историк дипломатии Л.Н. Кутаков высоко оценивал политические таланты Гото и его авторитет в Японии: «Ловкий и дальновидный деятель, Гото всю свою политическую жизнь охотно поддерживал популярные в народе идеи, тщательно оберегая репутацию «независимого и объективного человека». Его яркие выступления в защиту интересов «общественности» и «свободы» снискали ему большую популярность… Усилия Гото в пользу установления и развития советско-японских отношений отражали как популярность этих идей в народе, так и заинтересованность определенных деловых кругов, имевших интересы на русском Дальнем Востоке и в Северо-Восточном Китае, в развитии связей с Советской страной… Гото считал, что внешняя политика Японии должна строиться «на правильном анализе основных тенденций эпохи»… Гото не смущало различие социальных систем Японии и Советского Союза. Он здраво смотрел на неизбежность признания существующих порядков в СССР… Гото писал: «В истории нет примеров, когда бы революцию делали в белых перчатках. Все боятся разрушительной силы революции, не обращая внимания на её созидательную сторону и развитие после революции. Но это глупость»… Выдвигая своеобразную теорию сосуществования, Гото заявлял, что основой внешней политики являются земля и народ. «При соприкосновении между народами, — писал он, — фактическим авторитетом является народ, а не политический строй. Поэтому взаимоотношениям народов ничто не может мешать»[1].

Исходя из таких взглядов на политику и дипломатию, Гото с осени 1922 г. рассматривал нормализацию отношений с Советской Россией как своё главное дело. В качестве партнёра по переговорам он выбрал Адольфа Иоффе, советского полномочного представителя в Китае, уже имевшего опыт работы с японскими дипломатами, в том числе во время Чанчуньской конференции.

 

Встречи Гото с Адольфом Иоффе и контакты с другими дипломатами

В

 декабре 1922 года Гото пригласил Иоффе посетить Японию с неофициальным визитом. Предлогом для его приезда было лечение (Иоффе был  тяжело болен), а фактическим содержанием переговоров стал вопрос о нормализации отношений между Японией и Советской Россией, включая пункт  о продаже Северного Сахалина (называлась сумма в 100 миллионов иен), в то время оккупированного японскими войсками. Неофициальные российско-японские переговоры Гото и Иоффе 1923 г. хорошо изучены японскими и американскими историками по японским источникам, поэтому их содержание и сопутствовавшие им обстоятельства хорошо известны[2]. Из российских авторов этот вопрос сколько-нибудь подробно исследовал только Л.Н. Кутаков, который работал с документами из АВП РФ, появившимися в свободном доступе сравнительно недавно[3].

            На определённом этапе Гото перестал лично вести переговоры — его заменил посланник Каваками Тосицунэ, официально представлявший Министерство иностранных дел Японии, — но сумел установить доверительные отношения с Иоффе. Кроме того, влияние Гото усилило прорусские настроения в общественном мнении внутри самой Японии. Хотя в политическом отношении переговоры закончились неудачей, не дав конкретных результатов, они, несомненно, оказали положительное воздействие на дальнейшую эволюцию российско-японских отношений.

Оценивая результаты своих переговоров с Иоффе, Гото пришел к выводу о необходимости прямого диалога с советскими руководителями. Поэтому через возвращавшегося на родину в августе 1923 г. Иоффе он направил письмо наркому по иностранным делам Георгию Чичерину. В этом послании Гото откровенно изложил свой взгляд на политику в отношении России, а именно:

1. Он принципиально против исключения «красной» России из мировой политики и экономики.

2. Дружественные отношения между Россией и Японией необходимы для блага обеих стран и обоих народов, а также для стабилизации соседнего с ними Китая.

3. При выработке и осуществлении политики в отношении СССР Японии не следует некритически подражать примеру Великобритании и США[4].

Те же самые мысли Гото развил в прощальном письме  к Иоффе в надежде, что оно будет прочитано всеми советскими руководителями[5]. Анализ этих писем приводит к выводу, что политическую философию Гото вполне можно охарактеризовать как «евразийскую».

Чичерин ответил только в декабре того же года, в целом согласившись с мыслями Гото о необходимости дружественных отношений и партнерства между СССР и Японией[6].  До этого Гото успел стать министром внутренних дел во втором кабинете Ямамото.  Наряду с преодолением катастрофических последствий Великого землетрясения Канто 1 сентября 1923 г., его главной задачей стало завершение переговоров с Советским Союзом. Однако, из-за так называемого «инцидента Тораномон» (покушение на кронпринца в конце 1923 г.), кабинет Ямамото уже в январе 1924 г. был вынужден уйти в отставку.

Новые официальные советско-японские переговоры начались в Пекине 14 мая 1924 г. между советским послом в Китае Львом Караханом и японским посланником Ёсидзава Кэнкити[7]. Впрочем, Гото уже осенью 1923 г. неофициально обменивался мнениями с Караханом через посредство своего секретаря Мори Кодзо, находившегося в то время в Пекине[8]. Как известно, переговоры Карахана и Ёсидзава были нелёгкими (потребовались 77 встреч!), но успешно завершились 20 января 1925 г. подписанием Конвенции об основных принципах взаимоотношений между странами.

Роль Гото в развитии японско-советских отношений существенно возросла, когда в 1927 г. новое правительство Японии сформировал глава партии Сэйюкай генерал Танака Гиити. Гото был близок к Танака и в политическом отношении, и лично, а потому стал ближайшим соратником премьера (который по совместительству занимал также пост министра иностранных дел), стремившегося к расширению связей с СССР. Генералу Танака приписывают авторство печально известного меморандума о необходимости для Японии активной экспансионистской, агрессивной политики, но большинство историков сходится во мнении, что этот документ – фальшивка.

Необходимость японско-советских контактов на высшем уровне становилась все более очевидной, однако премьеру Танака в силу ряда причин было затруднительно оставить Японию. Советские руководители, за исключением наркома по иностранным делам, в то время также почти не выезжали за пределы страны. Поэтому и в Токио, и в Москве миссию Гото стали рассматривать как наиболее подходящую возможность для советско-японских переговоров.

 

Новый визит в Москву

Т

ретья поездка Гото в Россию готовилась тщательно. Хотя это был неофициальный визит, Гото перед отъездом был принят императором Сёва и премьер-министром Танака. Этот факт однозначно свидетельствовал, что визиту придавался статус мероприятия правительственного уровня. Именно в таком духе премьер Танака просил у Москвы необходимого содействия через посредство советского полпредства в Токио. Как свидетельствуют новые документы, советская сторона также рассматривала приезд Гото как событие большой политической важности[9].

Гото выехал из Токио 5 декабря 1927 г. и 22 декабря прибыл в Москву. Насыщенная программа его визита была рассчитана на один месяц. Основные цели Гото сводились к тому, чтобы, установив личные доверительные отношения с советскими руководителями, откровенно обсудить с ними состояние двусторонних отношений, включая перспективы заключения торгового договора и договора о ненападении, и международные проблемы. Японский гость желал лично изучить состояние советской экономики в условиях новой экономической политики, а также администрацию, право, образование и молодежное движение в СССР (Гото был руководителем японских бойскаутов).

С советскими лидерами Гото намеревался говорить о следующем. Первое — объяснить им важность и необходимость согласованной японской и советской политики в отношении Китая и особенно Маньчжурии. Второе — убедить их в пользе участия японцев в освоении Дальнего Востока СССР, в том числе путём концессий. Третье — завершить затянувшиеся переговоры о советско-японской рыболовной конвенции и добиться её подписания. Зная об этом, политбюро ЦК ВКП (б) ещё до начала переговоров выработало общую линию, которой следовала держаться советским руководителям. На заседаниях 29 декабря 1927 г. и 2 января 1928 г. члены политбюро договорились по первому вопросу разъяснять Гото, что СССР не вмешивается во внутренние дела других стран, в частности, Китая, по второму вопросу – держаться отрицательной позиции, по третьему – ускорить подписание рыболовной конвенции.  

Естественно, Гото не знал об этих решениях. Прибыв в Советский Союз в качестве гостя Наркомата иностранных дел, он был принят практически всеми высшими руководителями страны — генеральным секретарем ВКП (б) Иосифом Сталиным, председателем Совета народных комиссаров Алексеем Рыковым, председателем ЦИК СССР — номинальным главой государства Михаилом Калининым, наркомом внешней и внутренней торговли Анастасом Микояном, наркомом просвещения Анатолием Луначарским и другими.

 

Встречи Гото и Сталина и их внутриполитический контекст

В

стреч Гото с самим Сталиным было две. При этом надо иметь в виду, что до этого Сталин не встречался с иностранными политическими деятелями, кроме коммунистов. Иногда он принимал зарубежных промышленников, как это было, к примеру, 7 ноября 1927 г., когда он встретился с Кухара, другом Гото.  

Первая встреча Гото и Сталина состоялась 7 января 1928 г. и была посвящена в основном китайским проблемам. Гото был откровенен. Подчеркнув необходимость и взаимную выгоду слаженных действий СССР и Японии в Китае и Маньчжурии, он прямо говорил об опасности коминтерновской пропаганды и «коммунизации» в этом регионе. На второй встрече 14 января главной темой разговора была рыболовная конвенция, хотя собеседники время от времени возвращались и к положению в Китае[10].

К сожалению, советские записи этих бесед в доступных фондах российских архивов не обнаружены. Можно предположить, что они хранятся в той части документов Секретариата Сталина, которые не переданы в РГАСПИ из Архива Президента РФ. Если эти записи обнаружатся, это будет событие большой научной, да, пожалуй, и политической значимости.

По сохранившимся записям секретаря Ясуги, сопровождавшего Гото, советские лидеры, прежде всего, сам Сталин, внимательно слушали гостя, почти не спорили с ним, но мало что говорили по существу. Несмотря на известные разногласия в партийном руководстве, все они считали расширение революционного и  коммунистического движения в Китае делом более важным, нежели развитие партнерских отношений с «империалистической» Японией. Изучение многочисленных источников, делает это совершенно очевидным[11].

И всё же, чем объяснить повышенное внимание советского руководства к визиту Гото? Возможно, Сталина и его ближайшее окружение привлекла позиция Гото в отношении Америки и Великобритании. Тем более, что в мае 1927 г. произошел разрыв дипломатических отношений СССР с Британией, что вызвало волну слухов о войне.  Проблема военной опасности и нараставшей международной изоляции страны надолго стала одним из определяющих факторов внутренней политики сталинского режима.

В то же время нельзя отбрасывать личностный момент, всплывший накануне встреч на  высоком уровне. Дело в том, что за несколько дней до приезда в Кремль Гото посетил могилу Адольфа Иоффе – друга Льва Троцкого, высланного Сталиным в Казахстан. Иоффе, профессиональный революционер, человек исключительно высокого интеллекта и порядочности,  17 ноября 1927 г. застрелился в знак протеста против становления тоталитарного режима в партии. «Если бы я был здоров, я нашёл бы в себе достаточно сил и энергии, чтобы бороться против созданного в партии положения. Но в настоящем своём состоянии я считаю невыносимым такое положение в партии, когда она молчаливо сносит исключение Ваше из своих рядов, хотя абсолютно не сомневаюсь в том, что рано или поздно наступит в партии перелом, который заставит её сбросить тех, кто довёл её до такого позора… В этом смысле моя смерть является протестом борца, который доведён до такого состояния, что никак и ничем иначе на такой позор реагировать не может», -- писал Адольф Иоффе перед смертью Льву Троцкому, как бы исповедуясь своему старому другу[12].

Гото посетил могилу Иоффе на Новодевичьем кладбище 26 декабря, на сороковой день самоубийства, и возложил на могилу венок с надписью «Уважаемому А.А. Иоффе от виконта Гото». Сталину, безусловно, доложили о поступке Гото, но он никак не отреагировал на факт посещения могилы непримиримого оппозиционера. Точнее, наверное, он всё-таки отреагировал, но не показал этого своим поведением, не отказался встретиться с Гото, причём дважды. 

 Размышляя о других обстоятельствах бесед Гото и Сталина, крайне важно зафиксировать те противоречия внутренней политики большевиков, которые, собственно,  составляли важный контекст этих бесед. Гото прибыл в Москву буквально через два дня после закрытия XV съезда ВКП (б). На этом съезде произошёл окончательный разгром «левой» оппозиции, Троцкий и Зиновьев были исключены из партии. Съезд принял  программу плавного «переконструирования» нэпа, которая предусматривала реальные для того времени масштабы включения крестьян в производственную кооперацию. Эта программа  ориентировала на постепенность, сбалансированность и взвешенность в определении темпов индустриализации, на укрепление смычки города и деревни и, главное, на достаточно длительное сохранение индивидуального крестьянского хозяйства как основы развития аграрного сектора экономики. Съезд принял первый пятилетний план,  предусматривающий высокие темпы индустриализации, создание новых отраслей промышленности, освоение новой техники, улучшение организации труда, вовлечение широких масс трудящихся в дело рационализации производства. Кстати, со всеми этими задачами Гото внимательно познакомился при посещении Госплана.       

Однако не успели делегаты партийного съезда вернуться на места, как им пришлось столкнуться со вспыхнувшим в самом конце декабря 1927 г. хлебозаготовительным кризисом. Непосредственной его причиной были ошибки хозяйственных органов, в частности, снижение в начале заготовительной кампании государственных цен на хлеб. В результате крупные хлебодержатели фактически прекратили продажу зерна кооперации и государственным заготовителям. Ожидая более благоприятной рыночной конъюнктуры, более выгодных условий продажи, стали придерживать хлеб и середняки.

В это время Гото уже был в Москве и встречался с советскими и партийными руководителями, часть которых воспринимала кризис в категориях чуть ли не военного времени, как атаку мелкобуржуазной стихии на социализм, «кулацкую стачку», попытку раздвинуть рамки, в которые диктатура пролетариата поставила капиталистические элементы. На самом деле хлебозаготовкам «противились» рыночные отношения, экономические интересы всех держателей хлеба. Однако политическое руководство жёстко отреагировало на сложившуюся ситуацию и обратилось не к экономическим (к примеру, повышение закупочных цен, закупка зерна за границей, увеличение промтоварной массы, дифференцированный налог и др.), а к чрезвычайным, насильственным мерам изъятия хлеба, что повлекло за собой временное, как тогда казалось, свёртывание новой экономической политики.   

Решение о таком способе выхода из кризиса было оформлено членами политбюро 5 января 1928 г., а 7 января Сталин встречался с Гото. Можно представить, в каком напряжении находился Сталин все эти дни – до непосредственной первой встречи с Гото и в период до второй встречи 14 января. Ситуация ухудшалась буквально не по дням, а по часам. Срывался план хлебного экспорта, а значит, и финансовое обеспечение индустриальных программ. По стране поползли различные слухи, в городах стали  выстраиваться огромные очереди в хлебные лавки, для рабочих и служащих вводилась карточная система на продовольствие. Оппозиционеры, находившиеся в ссылке, восприняли введение чрезвычайных мер как слабость политики Сталина и его окружения. Да и в политической элите страны нажим на крестьян, сопровождавшийся неизбежными «перегибами», встретил пассивное сопротивление. По существу, начался процесс расслоения партии на сторонников нэповского реформизма и бойцов так называемой «третьей революции». Многие боялись, что крестьянство повернёт против партии, что протестные настроения перебросятся в Красную Армию.

В такой обстановке встреча с Гото, виднейшим политиком Японии, позволяла Сталину использовать и эту возможность для демонстрации устойчивости своего режима власти, своего влияния и авторитета в политической верхушке, соответственной подаче этого в печати. Сталин воспользовался моментом, чтобы продемонстрировать оппозиции и оппонентам в ЦК свою значимость. Примечательно, что только после второй встречи с Гото 14 января, которая могла и не состояться, Сталин в этот же день, вечером  отправится в инспекционную поездку по Сибири для продвижения чрезвычайной политики и агитации за колхозы.

Несмотря на кризисную ситуацию, составившую фон встречам Гото и Сталина, можно говорить об общем удовлетворительном характере этих встреч и их  оптимистическом итоге. Об этом свидетельствует заключительная встреча Гото с Чичериным, которая состоялась 21 января 1928 г. На ней речь зашла о советско-японском торговом договоре и пакте о ненападении, вопрос о котором советская сторона уже поднимала.  Гото предложил перспективный сценарий постепенного продвижения, предусматривавший вслед за заключением рыболовной конвенции подписание торгового договора и ряда концессионных соглашений, что подготовило бы правящие круги и общественное мнение Японии к переговорам о политическом соглашении вроде пакта о ненападении. На это Чичерин ответил: «Советский Союз, со своей стороны, считает подписание, как торгового договора, так и пакта о ненападении в высшей степени желательным. СССР к этому стремится  и будет их приветствовать»[13].

 

П

олитически визит в СССР стал «лебединой песней» Гото. 21 января он выехал из Москвы и в середине февраля вернулся в Японию. По возвращении он несколько раз выступал с лекциями и охотно давал интервью, высоко оценив экономический и социальный прогресс новой России, которую увидел своими глазами.

Преклонный возраст и болезни вынудили Гото оставить активную политическую деятельность. 13 апреля 1929 г. он скончался от кровоизлияния в мозг. От имени Наркомата иностранных дел СССР заместитель наркома Карахан выразил японскому правительству и семье покойного официальные соболезнования, подчеркнув исключительные заслуги и роль Гото в деле развития отношений между СССР и Японией[14].

Осмысливая историю российско-японских отношений в ХХ веке, мы приходим к выводу, что в первой трети столетия  в политических кругах Японии Гото был их главной опорой. Можно с полным правом сказать, что японские политики,  в дальнейшем выступавшие за развитие дружественных отношений с Россией, были наследниками политической философии Гото и его практической деятельности.

 


 

[1] Кутаков Л. Н. История советско-японских дипломатических отношений. — М., 1962. С. 16–17.

[2] См. подробнее: George A. Lensen. Japanese Recognition of the USSR: Soviet-Japanese Relations, 1921–1930. Tallahassee, 1970. Ch. 3 (включая неопубликованные советские документы из Архива МИД Японии).

[3] Кутаков Л. Н. Цит. соч. С. 16–32; СССР и Япония. — М., 1987. Гл. 2.

[4]АВП РФ. Ф. 08. Оп. 6. Папка 6. № 31. Л. 114–118. В примечаниях к «Документам внешней политики СССР» (Т. VI. С. 550–551) опубликована половина этого письма, а многие важные фрагменты выпущены цензурой.

[5] АВП РФ. Ф. 08. Оп. 6. Папка 6. № 31. Л. 125–129.

[6] Документы внешней политики СССР. Т. VI. С. 549–550.

[7] Lensen G. A. Op. cit. Сh. 5–6; СССР и Япония. Гл. 2.

[8] См. пространное письмо Карахана Гото от 7 октября 1923 г., во многом отвечающее на упомянутое выше письмо Гото к Чичерину: Документы внешней политики СССР. Т. VI. С. 466–473.

[9] АВП РФ. Ф. 04. Оп. 49. Папка 304. № 54520. Л. 1–3.

[10] Документы аппарата ЦК ВКП (б), фиксирующие время и продолжительность встреч: РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 85. Д. 603. Л. 40, 48, 148; Ф. 558. Оп. 11. Д. 409. Л. 1, 2, 5 об. Изложение содержания встреч по японским записям, сделанным секретарями Гото и опубликованным в Японии: Молодяков В. Э. Гото Симпэй и советская Россия: новая эпоха евразийской дипломатии. С.47–49.

[11] См. новейшее исследование: Панцов А. В. Тайная история советско-китайских отношений. Большевики и китайская революция (1919–1927). — М., 2001.

[12] Троцкий Лев. Портреты революционеров. Вермонт,  1988. С. 396.

[13] Цит. по: СССР и Япония. С. 99. Нам удалось ознакомиться только с выпиской из этой беседы, касающейся рыболовной конвенции: АВП РФ. Ф. 0146. Оп. 11. Папка 133. № 20. Л. 21–21об. В. Э. Молодяков также сообщил мне содержание японской записи беседы.

[14] Документы внешней политики СССР. Т. XII. С. 154–155. См. также: АВП РФ. Ф. 08. Оп. 12. Папка 94. № 364. Л. 5; АВП РФ. Ф. 0146. Оп. 11. Папка 132. № 10. Л. 127–131.