Советская политика в Австрии в 1945–1955 гг.

 

Австрия никогда не стояла в центре советских интересов. Однако советская политика в Австрии в период с 1945 по 1955 гг. является не только предметом особенного внимания при изучении австрийской истории, но представляет собой также важную часть внешней политики Сталина после Второй мировой войны, международных отношений этого времени и времён «холодной войны». Данное введение содержит короткое рассмотрение внутрисоветских механизмов принятия решений и роли Сталина в определении советской внешней политики. Далее следуют обзор основных принципов внешней политики Сталина после Второй мировой войны, краткое описание проблемы австрийского вопроса и Государственного договора с точки зрения советской стороны, обзор советской политики в Австрии на основании документов, публикуемых в данном сборнике.

1. Роль Сталина в советской внешней политике

Победа Советского Союза во Второй мировой войне повысила авторитет Сталина до сверхчеловеческих размеров, его власть достигла высочайшего уровня. Политбюро, которое прерывало свои заседания в годы войны, возобновило их в сентябре 1945 г., но лишь на короткое время. С октября 1946 г. вплоть до смерти Сталина в марте 1953 г. состоялось только два нормальных заседания (в декабре 1947 г. и июне 1949 г.) ([i]). Решения принимались почти исключительно на основании опросов. Хотя при этом речь шла скорее о ритуале, т. к. действительные решения принимались во время регулярных встреч, происходивших в кабинете Сталина, или ночных застолий на его даче, куда, однако, приглашались не все члены Политбюро, а исключительно члены руководящей группы и ближнего круга. Такая форма принятия решений практиковалась уже, начиная с 20‑ых годов, когда фракция Политбюро, согласная с мнением руководства, собиралась для предварительного обсуждения важных вопросов с тем, чтобы заранее выработать решения.

Группы людей, принимающих решения, назывались в зависимости от числа участников четвёрка, пятёрка, семёрка или девятка. Их состав определялся Сталиным без необходимости принятия во внимание партийных органов, как это было в случае с Политбюро. Так, например, больной Калинин, впавший в немилость Ворошилов или властвующие за пределами Москвы Хрущёв и Жданов, не принадлежали к ближнему кругу в 1945 г., зато другие фавориты получили доступ во властные круги ещё до того, как они стали членами Политбюро (например, Берия и Маленков). В конце войны сформировался руководящий квинтет из Сталина, Молотова, Берия, Маленкова и Микояна, который уже во время войны в качестве Государственного Комитета Обороны играл руководящую роль. В конце 1945 г. Сталин призвал к этой группе Жданова, а в 1947–1948 гг. расширил её до девяти, включив также Вознесенского, Булганина и А. А. Кузнецова. К 1952 г. количество членов снова было сокращено до пяти (Сталин, Маленков, Берия, Хрущёв, Булганин) ([ii]).

Вместо как бы официальной руководящей группы Сталин в любое время мог специально для определённого случая формировать неформальные подгруппы и исключать людей из ближнего круга, чтобы на них, к примеру, оказать особое давление или даже лишить их должности. Так, в марте 1949 г. Молотов был смещен с поста министра иностранных дел квартетом в составе Сталина, Маленкова, Берия и Булганина, после чего по телефону было получено согласие остальных членов Политбюро ([iii]). Таким образом, руководящие группы фактически заменяли Политбюро. Они обладали функцией формировать решения Политбюро в соответствии с пожеланиями Сталина, которые затем, циркулируя среди членов, получали их единогласное одобрение и от имени Политбюро вступали в силу. В то время, как они снаружи производили видимость коллективного руководства, создавая режиму Сталина имидж легитимности, члены руководящих групп разделяли со Сталиным авторитет и ответственность, не имея права на возражение. Многие решения были также подписаны Сталиным единолично, в других случаях была часто достаточна подпись начальника подчинённого ему напрямую секретного отдела ЦК А. Н. Поскрёбышева с указанием, что «т. Сталин не возражает». Так, например, решение Политбюро от 25 октября 1950 г., которое «запрещало» австрийским административным органам действия, направленные против коммунистов — участников забастовки, проходившей в сентябре–октябре, было днём раньше принято Булганиным, Кагановичем, Микояном и Молотовым и затем подписано Сталиным ([iv]). Но обычно Сталин настаивал на том, чтобы он сам и все члены руководящей группы утверждали политические решения с тем, чтобы оставалась видимость коллективного руководства.

Дискуссий, тем более возражений, при этом не возникало. По воспоминаниям Хрущёва, «Сталин был всемогущим богом, окружённым архангелами и ангелами» ([v]). В действительности речь здесь шла не об «ангелах», а о заговорщиках, которым удалось встать во главе самого большого государства в мире и которые подозрительно подглядывали за внешним миром и друг за другом. Борьба за власть, соперничество в ближайшем кругу использовались Сталиным с целью усиления собственной власти. Всё более одержимый подозрительностью ([vi]) деспот, использовал методы политических и персональных попеременных повышений и понижений, оказывая тем самым давление на своих подчинённых. Осенью 1945 г. он отчитал своего давнего спутника Молотова за якобы излишнюю готовность к уступкам по отношению к Западу и принудил его к унизительной покорности и самокритике ([vii]), в следующем году он применил тот же метод по отношению к Микояну. Направленное затем против Маленкова «дело авиационной промышленности» в 1946 г., парабола власти «ленинградской группы» вокруг Жданова в 1946–1948 гг., которую Сталин сначала поддерживал в качестве противовеса против Берии и Маленкова, а потом дал ей пасть, и, наконец, снятие с министерских постов Молотова и Микояна в 1949 г., подъём Булганина, увольнение, арест и казнь Вознесенского в 1949–1950 гг. преследовали, в первую очередь, цель предотвращать коалиции во властных структурах, не давать возможность усиления любого преемника или просто не давать ему спокойно укреплять свою власть ([viii]). Без сомнений, члены руководящей группы при этом не пребывали в состоянии неподвижности, они также преследовали свои цели, плели интриги и, таким образом, принимали активное участие в инсценированной Сталиным смене кадров. Их переменчивая судьба, однако, показывает, что СССР до 1953 г. имел лишь одного повелителя ([ix]).

Внешняя политика была в ведении шефа. Сталин «занимался ей более или менее самостоятельно» ([x]). При его жизни «советская политика была во всех отношениях его политикой» ([xi]). Комиссар иностранных дел (с 1946 г. Министр) Вячеслав Молотов, который за свои трудолюбие, бюрократическую выдержку и дипломатическую несговорчивость получил прозвища внутри и вне страны «Товарищ канцелярский шкаф», «Железная задница» и «Мистер нет» ([xii]), был преданный слуга своего хозяина. ([xiii]). Отношения между Сталиным и Молотовым простирались от тесной дружбы до почти физического уничтожения ([xiv]). C одной стороны, Молотов был самым близким сотрудником Сталина, его заместителем и, как отмечал Милован Джилас, «единственным членом Политбюро, к которому Сталин обращался фамильярно на ты» ([xv]). Глядя со стороны, он казался после 1945 г. естественным преемником Сталина ([xvi]). С другой стороны, он также был жертвой властных игр своего вождя, который унижал его на партийном съезде в 1939 г., а в 1945 г. перед коллегами Политбюро, и даже не остановился перед арестом его жены с тем, чтобы оказать на него давление. В 1949 г. Сталин уволил своего Министра иностранных дел (но он оставался куратором ВКП (б) по внешней политике), а в 1952 г. он исключил его из руководящей группы. Это было просто мерой предосторожности, с помощью которой Сталин хотел вытеснить «второго», следующего в качестве его преемника в советской иерархической лестнице. Серьёзные политические разногласия между вождём и его Министром иностранных дел документально не доказаны и, ввиду безраздельного одобрения Молотовым политики Сталина и его непоколебимой веры в превосходство и победу социализма, маловероятны ([xvii]). При том Молотов, благодаря своей компетенции, формулировал вопросы внешней политики, тем самым принимая важные предварительные решения, и мог, по рассказам маршала Г. К. Жукова, проявлять по отношению к Сталину иногда некоторое упрямство ([xviii]). Однако, свои заготовки и предложения он всегда отправлял дальше для утверждения своему хозяину, который не только имел последнее решающее слово при принятии решений, но и осуществлял контроль за их исполнением ([xix]).

Незадолго до своей смерти осенью 1952 г. Сталин созвал XIX Съезд ВКП (б) и реорганизовал партию, которая при этом была названа «Коммунистической партией Советского Союза». Чтобы снизить власть старой руководящей группы, Политбюро и Оргбюро были заменены большим Президиумом партии с количеством членов 36. В действительности Президиум заседал всего 2 раза, а его функции переняло меньшее по количеству членов «Бюро Президиума», которое включало всех членов предыдущей руководящей группы (Сталин, Берия, Булганин, Хрущёв, Маленков), дополнительно Кагановича и идущих на повышение М. Г. Первухина и М. З. Сабурова ([xx]). После смерти Сталина в марте 1953 г. Молотов вернулся снова в Руководящую группу, которая летом того же года расправилась с Берией, которого Сталин прежде на Ялтинской конференции представил президенту США Франклину Д. Рузвельту как «нашего Генриха Гиммлера» ([xxi]). Осенью Хрущёв получил пост Первого секретаря ЦК КПСС. В последние месяцы перед заключением австрийского Государственного договора выявившийся контраст между Молотовым и Хрущёвым оказывал непосредственное влияние на советские властные структуры.

2. Основные принципы внешней политики Сталина после 1945 г.

Одним из основных принципов внешней политики Сталина после Второй мировой войны был респект по отношению к национализму и национальному суверенитету несоветских народов. Такая позиция была следствием, с одной стороны, его опыта в качестве Народного Комиссара по делам национальностей в прежние 20‑е годы и, с другой стороны, его понимания рождающего страх потенциала национального реваншизма Европы 30‑х годов. Те восточно-европейские коммунисты, которые надеялись после Второй мировой войны преобразовать свои государства в советские республики, наткнулись на решительное несогласие Сталина. Страны Восточной и Центральной Европы должны были быть выстроены вновь на национальной основе. Более того, Сталин разделял тенденцию национального большинства вновь созданных государств к избавлению от своих меньшинств, что и было проведено в жизнь после войны. Он не протестовал против мер по «этническим чисткам», проводимых в Польше и Чехословакии, и изгнания немцев, украинцев и венгров ([xxii]). Нет также оснований сомневаться в последовавших позже заверениях Сталина о том, что Германия должна бы быть объединена, хотя во время войны он был полностью готов согласиться с предложениями западных стран разделить Германию на несколько частей с тем, чтобы её таким образом ослабить. Однако, непосредственно после войны Сталин, как и многие американские и английские представители, боялся, что расчленение Германии на части могло бы стимулировать немецкий национализм и реваншизм и спровоцировать новую войну. С точки зрения Сталина Австрия должна была быть во всяком случае независимой, частично для того, чтобы предотвратить доступ Германии к австрийскому экономическому и военному потенциалу, а также потому, что на маленькую и слабую Австрию легче оказывать влияние и проще ею управлять.

Второе положение этого внешнеполитического представления Сталина было основано на его уверенности в том, что европейские страны должны в течение длительного процесса построения перейти к «социализму» по советскому образцу. При этом каждая страна должна была бы найти свой «мирный», т. е. нереволюционный путь к социализму. Сталин не раз подчёркивал, обращаясь к коммунистическим лидерам Восточной и Западной Европы, что нет никаких оснований к тому, что их государства тоже должны пережить советские ужасы революции и гражданской войны. Путём организации правительств национального фронта, которые должны были быть созданы по образцу народных фронтов 30‑х годов и объединить все «антифашистские и демократические» партии, все европейские государства, включая Германию и Австрию, перейдут к развитию в направлении народной демократии ([xxiii]). Сталин, как он об этом сообщил членам британской рабочей партии (Labour Party), считал даже возможным такое же развитие в Великобритании ([xxiv]). По его мнению, везде будут возникать парламентские органы и «антифашистские» многопартийные коалиционные правительства. Коммунистические партии будут вынуждены обуздывать или даже исключать из партии радикалов и революционеров, так называемых «сектантов» и «левых радикалов», которые представлялись особенно опасными противниками советской политики в Европе. Революционные фразы или указания «социализма» в качестве цели следовало избегать.

Третий принцип сталинской внешней политики относился к вопросу о сферах влияния. Создание сфер влияния в послевоенной Европе занимало советскую внешнюю политику самое позднее с времён сделки с Гитлером в августе 1939 г. и играло важную роль в советских планах ([xxv]). Дискуссия о сферах влияния со стороны британской политики не была сразу отвергнута, однако с американской стороны, во всяком случае риторически, отклонена. Самое настойчивое требование о допущении советской сферы влияния, выдвинутое во время войны Советским Союзом, относилось к тем странам, которые в соответствии с секретным протоколом пакта Гитлера–Сталина (Молотова–Риббентропа) признавались за СССР. Это означало, что прибалтийские страны, Бессарабия и восточная Польша (т. е. западные Белоруссия и Украина) должны аннексироваться Советским Союзом. После нападения Гитлера на СССР Сталин поставил перед своими новыми союзниками те же территориальные требования. Германия должна была потерять восточную Пруссию, а Чехословакия должна была отойти к Закарпатью ([xxvi]). Наряду с этим непосредственным территориальным выигрышем, Советский Союз стремился к сфере влияния, которая в соответствии с меморандумом заместителя народного комиссара иностранных дел М. М. Литвинова от 11‑го января 1945 г., должна была охватить Польшу, Венгрию, Чехословакию, Румынию, Югославию, Болгарию, Турцию и Финляндию. При этом Албания не упоминалась, т. к. она, как Сталин позже намекнул в разговоре с югославским коммунистом Милованом Джиласом, должна отойти к Югославии ([xxvii]). Кроме того, Литвинов отметил, что Советский Союз заинтересован также в сфере влияния в Скандинавии. Британская зона влияния должна была охватывать Грецию и Западную Европу: страны Бенилюкса, Францию, Испанию и Португалию. Между советской и британской сферами влияния Литвинов планировал «нейтральную зону»: Дания, Германия, Швейцария, Италия и Австрия, «в которой обе стороны могли кооперировать равноправно, постоянно консультируясь друг с другом». Литвинов добавлял, что Великобритания не будет довольна тем, что Скандинавия, Турция и Югославия будут втянуты в советскую сферу влияния и будет пытаться Швецию и Норвегию, как и Данию и Италию (из нейтральной зоны) включить в собственную сферу влияния. В этом случае, предполагал Литвинов, возникнет возможность к переговорам и компромиссам ([xxviii]). Ожидалось, что США вскоре после войны выведут войска из Европы. По мнению Молотова, вследствие обострения «холодной войны» планы по сферам влияния Литвинова упрочились. Позже Молотов говорил, что Соединённые Штаты «обострили своё отношение к нам», поэтому «мы должны укреплять наши завоевания. Мы сделали из нашей части Германии нашу социалистическую Германию и снова восстановили порядок в Чехословакии, Польше, Венгрии и Югославии» ([xxix]). Тито и Джиласу Сталин объяснял в 1945 г.: «Эта война не та, что была в прошлом; кто бы ни завоёвывал новую территорию, он навязывает ей свой общественный строй. Каждый вводит свою систему в тот момент, когда войска занимают территорию. Это не может быть иначе» ([xxx]). Борьба за сферы влияния имела, с точки зрения Сталина, большое значение для будущего. Георгий Димитров, доверенный Сталина и начальник Отдела международной информации ЦК ВКП (б), рассказывает, что Сталин в конце января 1945 г. якобы доверительно сказал ему, что война между капиталистическими и социалистическими странами возможна в течение одного или двух десятилетий, отчего соответствующие армии не должны отводиться со своих позиций ([xxxi]). Однако Советская Армия не везде играла роль при последующей советизации Восточной и Центральной Европы. В Чехословакии, из которой войска Красной Армии были выведены вскоре после окончания войны, сильная коммунистическая партия сумела перенять власть в феврале 1948 г. Финляндию Советский Союз заставил без ввода войск определённым образом политически приспосабливаться, навязав так называемую «финляндизацию», Австрия избежала аналогичной судьбы из-за присутствия в стране войск западных союзников.

3. Австрийский вопрос и Государственный договор

«Присоединение» Австрии к Германии в марте 1938 г. было с беспокойством воспринято Советским Союзом. 17‑го марта Народный комиссар иностранных дел М. М. Литвинов в заявлении перед прессой осудил ввод немецких войск в Австрию, который принудил тысячи австрийцев покинуть страну или попасть в концентрационные лагеря и в тоже время радостно приветствовался тысячами, как «акт насилия», который лишил австрийский народ его политической, экономической и культурной независимости ([xxxii]). На следующий день советское правительство потребовало от западных держав осуществления коллективных мер против Германии, но свою инициативу не сумело пробить. При этом советская дипломатическая служба, как и советская пресса, многократно подчёркивали усиление Германии вследствие этого акта и таким образом обращалось внимание на то, что обеспокоенность советской стороны связана не столько с судьбой Австрии, сколько с возросшим военным потенциалом Германии ([xxxiii]).

И лишь нападение Германии на Советский Союз в июне 1941 г. привело, в конце концов, к тому, что СССР пояснил официально свою позицию в отношении Австрии. Это разъяснение последовало 21‑го ноября 1941 г. в телеграмме Комиссара иностранных дел В. М. Молотова послу в Лондоне И. M. Майскому. Майский перед этим направил в Москву запрос английских коммунистов с вопросом о том, как же надо понимать часть речи Сталина от 6‑го ноября, относящуюся к Австрии. Сталин объяснил, что до тех пор, пока «гитлеровцы» занимаются присоединением немецких стран и Австрии, их можно по праву называть «националистами». Молотов обосновал высказывание Сталина целью, преследовавшей внесение замешательства в ряды гитлеровцев и раздора между правительством Гитлера и националистически настроенными слоями немецкого народа ([xxxiv]). «Присоединение» Австрии, т. е. «области, заселённой главным образом немцами», к Германии можно было бы отнести к великонемецкому национализму, пояснял Молотов, но это не означает, «что тов. Сталин стоит за это присоединение, ибо тов. Сталин не считает великогерманский национализм правильной или приемлемой схемой». Сталин скорее того мнения, поясняет далее Молотов, что Австрия как независимая страна должна быть отделена от Германии, которая сама «должна быть разбита на ряд более или менее самостоятельных государств» с тем, чтобы таким образом достичь гарантии спокойствия для европейских государств в будущем.

16‑го декабря 1941 г. Сталин передал в Москве британскому министру иностранных дел Энтони Идену меморандум, содержащий чёткое требование восстановления независимости австрийского государства с его предвоенными границами ([xxxv]). На британский запрос Сталин дал понять, что Советский Союз не имеет никаких возражений против создания федераций в послевоенной Европе, если соответствующие страны этого пожелают. Эта уступка, однако, должна была быть понята скорее не как обязывающее согласие, а скорее как выражение сталинских усилий по англо-советскому союзному договору, т. к. уже несколько месяцев позже идея федерации, содержащаяся в британском проекте такого пакта, натолкнулась на советскую критику ([xxxvi]). В то время как премьер-министр Уинстон С. Черчилль втайне надеялся посредством образования федераций (конфедераций) в Центральной и Восточной Европе ослабить опасность разрастания Советского Союза и распространения коммунизма после войны, эта идея, естественно, как раз в советском руководстве должна была натолкнуться на сопротивление. В своей ноте от 7‑го июня 1943 г. Молотов дал понять министерству иностранных дел Англии, что Советский Союз считает «неправильным» заниматься созданием федерации из Польши, Чехословакии, Югославии и Греции, и, что многократно упоминавшееся с английской стороны возможное присоединение к этому блоку Австрии и Венгрии, считает также «неправильным» ([xxxvii]). Австрия, таким образом, должна быть снова восстановлена как малое государство. Политическая подоплёка этому заключалась в советском стремлении держать Европу в целом слабой и раздробленной, чтобы застраховать позицию СССР в качестве доминирующей силы континента ([xxxviii]).

Заключительная декларация Московской конференции министров иностранных дел трёх держав от 30‑го октября 1943 г. возвела восстановление Австрии к официальной цели союзников. По вопросу о создании федерации Молотов в отношении Австрии разъяснил 26‑го октября 1943 г., что «одной из важнейших задач […] является освобождение малых стран и восстановление их независимости и суверенитета». «Преждевременное и возможно искусственное включение этих стран в теоретически запланированные группировки было бы несчастьем как для самих малых стран, так и для будущего общего мирного развития Европы» ([xxxix]). В ходе конференции советской дипломатии удалось до неузнаваемости размыть намерение британской стороны о возможной федерации. Кроме того, советский представитель в редакционном комитете, заместитель Народного комиссара иностранных дел А. Я. Вышинский добился очевидного усиления пункта об ответственности Австрии за своё участие в войне, что позже привело к легитимации советских притязаний к Австрии ([xl]).

В апреле-мае 1945 г. Австрия была занята войсками союзников и освобождена от национал-социализма. Военная оккупация была результатом войны, с одной стороны, и должна была обеспечить отделение Австрии от Германии и восстановление её в качестве суверенного государства, с другой стороны. Т. к. австрийцы на стороне Гитлера занимали важные посты, воевали и совершали преступления, оккупация Австрии войсками союзников преследовала также цели обеспечения демилитаризации, денацификации и контроля.

Когда в 1946 г. США впервые заговорили о необходимости начала союзнических переговоров относительно австрийского Государственного договора, перед советской дипломатией очень скоро встала дилемма. С одной стороны, она хотела выхода союзников из Австрии, но при этом и советские войска должны были бы уйти. С другой стороны, на основании мирных договоров с Венгрией и Румынией советские войска в Австрии также обеспечивали международное правовое основание для их размещения в Юго-Восточной Европе. Поэтому министр иностранных дел Молотов в 1946 г. отклонил переговоры о Государственном договоре ([xli]). После того, как в начале 1947 г. переговоры в Лондоне начались, он констатировал в секретном совещании с вождём венгерских коммунистов Матиасом Ракоши, что «договор с Австрией наверняка не будет подписан в этом году» ([xlii]).

Вопрос о том, был ли Советский Союз готов в 1948 г. уйти из Австрии, должен остаться гипотетическим, т. к. переговоры о Государственном договоре, по причине отклонённых югославских территориальных претензий к Австрии, а ещё более из страха взятия власти коммунистами на манер Будапешта в 1947 г. и Праги в 1948 г., в мае западными державами были прерваны. После их возобновления в начале 1949 г. с австрийской и западной стороны создалось впечатление, что ещё до конца года они должны быть закончены. На фоне споров между Сталиным и Тито СССР отказался от поддержки югославских территориальных притязаний ([xliii]). По вопросу «советского имущества» в Австрии была достигнута договорённость об уплате 150 миллионов долларов Австрией Советскому Союзу. Дунайская пароходная компания DDSG в восточной Австрии и Европе и 60% нефтяной продукции и нефтяных месторождений на 30–33 лет должны были оставаться в советских руках ([xliv]). Когда же основные вопросы были решены, оказалось, однако, что Сталин был не готов (более) к подписанию. Советский Союз вновь получил опасения, что после ухода из Австрии его позиции в Восточной и Центральной Европе будут ослаблены ([xlv]). Вследствие всё новых препятствий, создаваемых советской стороной, переговоры зачахли и были обречены на 2 года длившийся перерыв.

Знаменитые «Германские Ноты» Сталина от марта–апреля 1952 г., в которых он предлагал новое объединение Германии, вывод войск союзников из Германии с одновременным объявлением её нейтралитета, вновь оживили надежды на подписание Государственного договора ([xlvi]). Однако предложение Сталина было прежде всего дипломатической попыткой предотвратить новое вооружение Западной Германии. Примерно в то же время последовавшая инициатива западных держав с предложением создания «сокращённого договора» по Австрии и рассмотрения его в качестве предпосылки конференции четырёх держав по Германии, укрепила взаимообусловленность австрийского и немецкого вопросов. «Сокращённый договор», однако, блокировал надолго любой шаг вперёд, т. к. он означал бы отказ СССР от уже оговоренных ранее экономических условий, что для него было неприемлемо.

В марте 1953 г. умер Сталин. На войне в Корее было заключено перемирие, и новое советское руководство желало серьёзных переговоров относительно Германии и Австрии. В связи с изменением международной обстановки усилилась надежда на то, что в рамках Берлинской конференции министров иностранных дел в январе-феврале 1954 г. может быть достигнута договорённость по Государственному договору. Требование Молотова оставить войска союзников в Австрии и после подписания Государственного договора оказалось неприемлемым. Разговоры окончились ничем, оккупация в Австрии осталась, и страх перед разделением Австрии по образцу Германии на восточную и западную части вновь усилился.

Новая советская инициатива в начале 1955 г., которая в конце концов в течение нескольких недель привела к заключению Государственного договора совместно с решениями о выходе оккупационных войск и продажей советских предприятий в Австрии, стали выражением изменившегося соотношения сил и новых политических приоритетов в Кремле. 1‑й секретарь ЦК КПСС Н. С. Хрущёв сумел одержать верх над Молотовым ([xlvii]). Вследствие вступления ФРГ в НАТО в начале мая 1955 г. дальнейшее затягивание заключения Государственного договора с точки зрения советской стороны уже теряло смысл. Нейтралитет Австрии, на который в апреле 1955 г. во время московских переговоров по Государственному договору согласилась австрийская делегация, и принятый австрийским парламентом 26‑го октября, приводил к удлинению нейтрального территориального клина между Германией и Италией, что было невыгодно НАТО. Одновременно, Варшавский пакт ([xlviii]), подписанный 14‑го мая 1955 г., и примирение между Советским Союзом и Югославией укрепляли стратегические позиции Советского Союза в Восточной и Центральной Европе с севера, востока и юга от австрийских границ и тем самым открывали путь для вывода войск союзников из Австрии.

4. Советская политика в Австрии

Советская оккупация в Австрии продолжалась с конца марта 1945 г. до сентября 1955 г. Какие цели преследовал Советский Союз в течение этих 10‑ти лет? Историки «реалистической» школы видели советские намерения по отношению к Австрии в контексте советизации Восточной и Центральной Европы, а также Восточной Германии после Второй мировой войны и исходили поэтому из того, что Сталин, хотя и планировал восстановить независимую Австрию, но после этого собирался поставить её под советское влияние и установить в ней коммунистическое руководство ([xlix]). Советские и «ревизионистские» историки, напротив, настаивают на том, что СССР никогда не собирался «советизировать» Австрию ([l]). Лишь частичное открытие советских фондов документов после конца Советского Союза позволяет сегодня заново оценить этот вопрос ([li]).

Первые политические директивы Сталина в отношении Австрии в апреле 1945 г. были направлены на то, чтобы быстро организовать функционирующую администрацию и не мешать организации временного правительства (см. Док. 1). О его будущей организации, составе и мероприятиях было уже записано в программе действий, которая была разработана московским руководством Коммунистической Партии Австрии (КПА) в изгнании и одобрена советским руководством (Док. 7). Чтобы укрепить влияние КПА в Австрии, по указанию Сталина в начале апреля была подготовлена «инициативная группа» из австрийских коммунистов в изгнании для отправки в Австрию (Док. 2). Вскоре после этого, однако, в Москве была получена телеграмма от советского главнокомандующего в Австрии маршала Ф. И. Толбухина, в которой он сообщал, что социал-демократ и бывший государственный канцлер Карл Реннер посетил советскую комендатуру и предложил свои услуги при восстановлении республики Австрии. Давал ли Сталин указание отыскать Реннера ([lii]) не известно — Сталин, во всяком случае, отдал срочный приказ «оказать Реннеру доверие». Благодаря этому началось формирование правительства (Док. 3, 4, 9, 10). Основанием к такому быстрому развитию событий было без сомнения желание советского руководства при формировании правительства опередить западные державы, чьи секретные службы подозревались им в создании австрийских эмигрантских организаций и организаций сопротивления в западном зарубежье и в самой Австрии (Док. 5, 6, 12). После того, как политические требования, изложенные КПА 19‑го апреля на совещании с оккупационным руководством (Док. 10), были выполнены, и Реннер договорился о составе правительства с КПА, Социалистической Партией Австрии (СПА) и Австрийской Народной Партией (АНП), Временное правительство было представлено 27‑го апреля советским оккупационным властям ([liii]). И в занятых советскими войсками провинциях возникли под советской эгидой Временные Правительства (Док. 17). Немного позже по распоряжению Совета Народных Комиссаров СССР была организована Советская часть Союзнической Комиссии (CЧСК) по Австрии (Док. 18).

Хотя внешне отношения между Временным Правительством и Советским Союзом были подчёркнуто дружественными и правительство получало значительную советскую поддержку при восстановительных работах и усилиях по международному признанию (Док. 13, 15, 16, 20, 23), вскоре возникли первые проблемы. Особенно внутреннее развитие страны не устраивало КПА, с которой Карл Реннер не консультировался иногда по важнейшим вопросам, как, например, по принятию австрийской временной конституции, о чём было сообщено советским властям. Аналогичная информация передавалась через офицеров в аппарат ЦК ВКП (б) и письменно от руководства КПА Сталину (Док. 14, 19, 22). Дополнительно австрийско-советские отношения осложнялись из-за изнасилований и других преступлений, совершаемых советскими солдатами в Австрии. «Русские бегают кругом, убивая, грабя, воруя, насилуя», — писал в подчёркнуто чёрных красках американский военный комиссар генерал Марк Кларк ([liv]). Вину за эти эксцессы взваливали прежде всего на КПА. Несмотря на эти негативные предвестники, результаты выборов в национальный парламент 25‑го ноября были неожиданными как для коммунистов, так и для советского руководства — крупное поражение КПА (5,4%) и победа АНП (49,8%) и СПА (44,6%). Руководство КПА вынуждено было оправдываться за плохие результаты перед Москвой (Док. 24, 25).

Одновременно с этим внутренним развитием тень на Австрию бросала также начинающаяся «холодная война» между союзниками (Док. 21). Такое развитие и, с точки зрения советской стороны, «осложнившееся» вследствие результатов выборов положение в Австрии, вызвало изменения советской политики: она стала более отстранённой по отношению к новому трёхпартийному правительству под руководством Федерального Канцлера Леопольда Фигля (АНП) и Вице-канцлера Адольфа Шэрфа (СПА) по сравнению с Временным Правительством. Была усилена пропаганда в поддержку КПА. Наметившиеся тенденции к расколу в АНП и СПА советской стороной всё чаще назывались «реакционными» (Док. 26, 28, 36). Советская сторона фиксировала угрожающие «сектантские» тенденции и в КПА (Док. 27).

И руководство компартии Австрии начало менять свою стратегию. Из его переписки со Сталиным в 1946 г. можно выявить несколько направлений. С одной стороны, КПА категорически отвергала проект Государственного договора для Австрии, предложенный США, и в доказательство приводила аргументы, которые изложил В. М. Молотов на Парижской конференции министров иностранных дел ([lv]). С другой стороны, в письмах Сталину она настаивала, чтобы советское руководство приняло в Австрии не только принадлежавшие ранее Германии предприятия, но и «всю экономику советской зоны». В руководство экономикой должны быть назначены «надёжные австрийские антифашисты». В качестве сопутствующих мер Советский Союз должен оказывать советской зоне в Австрии всестороннюю экономическую помощь и посредством этого «значительно усилить своё политическое влияние». Затем КПА сообщила советскому руководству, что она планирует выйти из австрийского правительства, чтобы тем самым его свалить и вызвать новые выборы. После этого она предложит СПА объединиться с ней в одну социалистическую единую партию (Док. 29–31, 38). 20‑го ноября 1947 г. единственный представитель КПА Карл Альтманн покинул правительство ([lvi]), однако, он не вызвал этим падение правительства, т. к. СПА не присоединилась к отставке, как того ожидали коммунисты.

Не все предложения КПА были приняты советской стороной. В особенности, требуемое экономическое обязательство нарушило бы союзническое соглашение по контролю. Внутриполитические прогнозы, сделанные КПА в письмах Сталину и в разговорах с советскими функционерами (Док. 36, 41, 42) и предсказывавшие растущее недовольство большими партиями и увеличивающийся приток к коммунистам, напротив, в основном совпадали по содержанию с отчётами советских оккупационных властей, которые также — верные актуальному толкованию марксистско-ленинской интерпретации истории — констатировали увеличивающиеся социальные контрасты и конфликты между «прогрессивными силами» и «реакционными» господствующими классами (Док. 34, 44, 46). Критический анализ такой интерпретации, которая без сомнения не соответствовала положению в Австрии, как и оспаривание основ, методов и шансов на успех советской оккупационной политики, не имели место.

Однако одно направление КПА однозначно не поддерживалось советским руководством: разделение Австрии по примеру Германии. Предварительные предложения по этому плану содержались уже ранее во многих письмах председателя партии Копленига Сталину в 1946 г. (Док. 29–31). Определённо, как политическое направление вопрос разделения Австрии был поставлен на секретном совещании представителей КПА Фридла Фюрнберга и Франца Хоннера с референтом Отдела внешней политики ВКП (б) Г. Я. Короткевичeм в ночь с 19‑го на 20‑ое октября 1947 г. в Будапеште, т. е. незадолго до выхода КПА из правительства ([lvii]).

Советское руководство, однако, было с этим не согласно и осудило планы КПА во время переговоров между членом Политбюро внешнеполитического куратора ВКП (б) А. А. Жданова с Копленигом и Фюрнбергом 13‑го февраля 1948 г. в Москве (Док. 48). Жданов упрекнул КПА в том, что она якобы уже высказалась за разделение Австрии. Этого, как выразился Жданов, Советский Союз принять не может. Жданов указал на то, что влияние «демократических сил» растёт. То же происходит и в Австрии — ожидание, которое должно было исполниться не так, как этого хотел Жданов.

Для усиления роста «демократических сил», что означает, в основном, поддержку КПА и её общественных организаций, со стороны аппарата ЦК ВКП (б) постоянно росли требования об усилении советской пропаганды и «политической работы» в Австрии. Первая кульминация этого уже с 1946 г. начатого развития была достигнута в начале 1948 г. (Док. 26, 40, 50–55). Множество комиссий были посланы из Москвы в Австрию, которые после проверок состояния дел с советской политработой в австрийском населении, пришли к заключению, что советская пропаганда недостаточно агрессивна и она, как важнейшая задача советской политики в Австрии, не находится на должном уровне. Рекомендации проверяющих комиссий дошли даже до требования отзыва заместителя Верховного Комиссара СССР в Австрии, генерал-полковника А. C. Желтова (Док. 52, 53). Это требование, однако, не было выполнено. Фактически советский пропагандистский аппарат боролся с недостатком финансов и персонала (Док. 56, 57), но это было не единственной причиной провала советской попытки наставить австрийское население на путь коммунизма ([lviii]). Во всяком случае, пропаганда постоянно расширялась, и даже Союзнический Совет стал её «трибуной» (Док. 50, 58). Не последнюю роль при этом играл советский упрёк в недостаточной денацификации Австрии. И хотя эта критика, по меньшей мере частично, была справедлива, но то, как советская сторона обращалась с этим вопросом, свидетельствует, однако, о злоупотреблении ею в качестве оружия пропаганды против австрийских правительственных партий (Док. 43, 58, 64, 66, 68).

Ввиду отрицательной оценки политиков партий АНП и СПА, которых именовали «реакционными», «враждебными народу» и «антисоветскими» (Док. 45, 47), Советский Союз интенсифицировал свои усилия по ослаблению больших партий и, одновременно, по поиску новых внутриполитических партнёров. Поэтому советское оккупационное руководство поддерживало внутреннюю оппозицию СПА, возглавляемую левым социалистом Эрвином Шарфом, стремящуюся стать трибуной партии ([lix]) и отделиться от неё. Фактически же Шарф был исключён из СПА в октябре 1948 г. ([lx]). Четыре месяца спустя он основал «Объединение прогрессивных социалистов» (позже Социалистическая Рабочая Партия, СРП), которое под советским давлением совместно с КПА в качестве «Левого Блока (коммунистов и левых социалистов)» участвовала в выборах в Национальный Совет 9‑го октября 1949 г. (Док. 59, 60). В результате Левый Блок со своими 5,08 процентов голосов и одним дополнительным мандатом по сравнению с 1945 г. остался явно позади поставленной им в этих выборах цели.

Тем не менее, советские офицеры в своём отчёте от 27‑го октября 1949 г. по поводу выборов в Национальный Совет и Ландтаги Австрии констатировали,, что Левый Блок «оправдал себя на выборах» и левым социалистaм «предстоит вместе с КПА сыграть серьёзную роль в деле сплочения рабочего класса и, с этой целью, оторвать рядовых социалистов от реакционного руководства СПА» (Док. 61). Отчёт критикует, однако, что до сих пор была упущена возможность приобщения «буржуазных элементов», с помощью которых Левый Блок мог бы быть расширен до «единого фронта демократических и патриотических сил».

Политбюро ЦК ВКП (б) в 1951 г. настойчиво требовало от КПА организации такого «Национального Фронта», что, в конце концов, хотя и с задержкой, было достигнуто КПА совместно с левыми социалистами и Демократическим Союзом, отколовшейся буржуазной группы под руководством известного экономиста Йозефа Дорбретсбергера (Док. 78, 82, 83). Внешнеполитическая Комиссия ЦК ВКП (б) предложила даже втянуть в этот выборный блок «Национальную Лигу», которая отделилась от «Союзa независимых» и служила резервуаром для сбора дружественно настроенных по отношению к Советскому Союзу бывших нацистов (Док. 68, 77) — предложение, которое наглядно иллюстрирует лицемерие советской критики неонацизма в Австрии (Док. 64, 66). На выборах в Национальный Совет 22‑го февраля 1953 г. ведомый КПА выборный блок «Австрийская Народная Оппозиция» потерпел поражение (5.28% голосов, 4 мандата).

Этот третий провал на выборах со стороны КПА стал для советских властей, вероятно, неожиданностью. Советские отчёты перед выборами непрерывно содержали информацию об обострении внутиполитических противоречий и о всё большей поддержке КПА со стороны масс (Док. 65, 73). В особенности волнения в октябре 1950 г., которые были организованы КПА, усилили уже существовавшие до этого подозрения. Однако, опубликованные документы по октябрьской стачке не приводят каких-либо доказательств к тому, что акция была организована советской стороной. Но и к тому, что стачка была проведена против желания СССР и привела к конфликту между советской администрацией и КПА, в противоположность к существовавшей ранее информации ([lxi]), нет никаких оснований. Гораздо больше в отчётах ощущается очевидная советская симпатия к забастовке (Док. 71–73). После подавления коммунистических беспорядков силами, пользующимися доверием правительства, Политбюро ЦК ВКП (б) предприняло немедленно меры для защиты коммунистов от преследования австрийских чиновников и против увольнений коммунистических полицейских (Док. 70).

Защита и поддержка КПА были также включены в качестве двух наиболее значимых задач советской оккупации в постановление, которое Совет Министров СССР принял 20‑го февраля 1952 г. (Док. 80). Это новое постановление заменяло собой решение о СЧСК от 4‑го июля 1945 г. (Док. 18) и было результатом проверки работы Советской части комиссией ЦК ВКП (б) осенью 1951 г. Две недели после представления протокола проверки Политбюро приняло решение организовать реформу СЧСК, которая была бы направлена на эффективную советскую поддержку КПА и укрепление советского влияния в Австрии (Док. 77, 79). Обе задачи являлись уже с 1945–1946 гг. основными советскими целями в Австрии (Док. 26, 35–37, 58, 75). Последствия нового распоряжения касались, с одной стороны, изменения структуры Советской части Союзнической Комиссии (так, например, военные комендатуры были включены в СЧСК, а областные комендатуры преобразованы в «представительства Верховного комиссара») и, с другой стороны, концентрации основного внимания «политической работы» на «демократизацию» советской зоны оккупации, что означало усиление коммунистического влияния (Док. 80, 81, 84).

Эти цели были реализованы, в первую очередь, на советских предприятиях в Австрии, так называемых предприятиях УСИА (Управление Советским Имуществом в Австрии), которые были подвергнуты политической «чистке» и увольнению некоммунистических сотрудников (Док. 88, 101). КПА должна была стать благодаря реорганизации и советской и внутрипартийной критике более боеспособной и целеустремлённой (Док. 67, 69, 85, 86). Как основное средство «демократизации» Австрии и укрепления советского и коммунистического влияния, что должно было означать то же самое, т. е. «демократизацию», по-прежнему рассматривалась пропаганда (Док. 87, 92, 94, 98).

Летом 1954 г. советская оккупация констатировала ослабление антисоветских настроений в австрийском населении. Многие, которые ещё два года назад находились под влиянием американской пропаганды, сейчас отозвались бы позитивно о советской оккупации и, в соответствии с информацией из кругов КПА, даже сказали бы: «Пусть американцы уходят, а русские остаются» (Док. 95). Кроме того, большинство ощущало угрозу, исходящую от США, англо-американского империализма и западно-германского милитаризма — сведения, которые отрицались вождями КПА (Док. 89, 93).

Поворот в советско-австрийской политике в 1955 г., который делал возможным заключение Государственного договора ([lxii]), наступил как будто бы довольно неожиданно для австрийских коммунистов. Совещания вождей КПА с советскими дипломатами — офицеры с 1953 г. ограничивались, в основном, вопросами военного характера — сводились к обсуждению требования КПА о нейтралитете ([lxiii]) (Док. 91), подготовке празднования 10‑ой годовщины освобождения Австрии в апреле 1955, занятию руководящих постов на предприятиях УСИА коммунистами и организации музея Сталина в бывшей венской квартире умершего диктатора (Док. 96, 97).

Подписание Государственного договора и окончание оккупации положили и конец особому положению КПА в качестве «не совсем секретного союзника Востока» ([lxiv]). Политики КПА ожидали после ухода союзников улучшение своих позиций в Западной Австрии с одновременным ухудшением в бывшей Восточной зоне. Огромная популярность федерального канцлера Юлиуса Рааба, завоевавшего её после подписания Государственного договора, и «которой не имел никакой канцлер со времён Марии Терезии», былa признанa ими (Док. 99). Ослабление напряжения в австрийско-советских отношениях после ликвидации ипотеки «оккупация» иллюстрирует сам факт беседы одного советского дипломата с профсоюзным деятелем СПА Францем Ола, который в 1950 г., вследствие своей роли при подавлении коммунистических беспорядков, подвергался нападкам советской пропаганды. Теперь советская сторона приглашала его к теоретической дискуссии об Австромарксизме, более того, звала посетить Советский Союз (Док. 100).

  

ПРИМЕЧАНИЯ

[i]. Политбюро ЦК ВКП (б) и Совет Министров СССР в 1945–1953 гг. — М., 2002. С.424–431.

[ii]. Gorlizky Yoram. Stalin’s Cabinet: The Politburo and Decision Making in the Post-War Years //Europe-Asia Studies. 53, 2/2001. P.293–294.

[iii]. Хлевнюк О. В. Сталин и Молотов: Единоличная диктатура и предпосылки «олигархизации» //Сталин — Сталинизм — Советское общество. — М., 2000. С.284.

[iv]. РГАСПИ. Ф.17. Оп.3. Д.1566. Л.335. Постановление Политбюро 78/335, 25.10.1950.

[v]. Хрущёв Н. С. Воспоминания: Время, люди, власть. 4 тома. — М., 1999. Т.2. С.214.

[vi]. Zubok Vladislav, Pleshakov Constantine. Inside the Kremlin’s Cold War: From Stalin to Khrushchev. — Cambridge, Mass., 1996; Шепилов Д. Т. Воспоминания //Вопросы истории. 1998. № 3. С.6–7; 1998. № 6. С.5.

[vii]. Pechatnov Vladimir O. «The Allies are pressing on you to break your will…»: Foreign Policy Correspondence between Stalin and Molotov and other Politburo Members, September, 1945 — December 1946 //Cold War International History Project Working Paper. 26/1999.

[viii]. Данилов А. А. Сталинское Политбюро в послевоенные годы //Политические партии России: Страницы истории. — М., 2000. С.193–221. См. также: Deutscher Isaac. Josef Stalin: Eine politische Biographie. — Berlin, 1979. P.640.

[ix]. Ю. Н. Жуков в статье «Борьба за власть в руководстве СССР в 1945–1952 годах» (Вопросы истории. № 1. С.36–39) предполагает постепенное ослабление власти Сталина за счёт триумвирата Булганин, Берия и Маленков с февраля 1952 г. Однако, в новейшей литературе о Сталине отсутствуют данные по этому вопросу. Gorlizky Yoram, Khlevniuk Oleg. Cold Peace: Stalin and the Soviet Ruling Circle 1945–1953. — Oxford, 2004.

[x]. Zubok, Pleshakov. Inside the Kremlin’s Cold War. P.278.

[xi]. Mastny Vojtech. Cold War and Soviet Insecurity: The Stalin Years. — New York, 1996. P.191.

[xii]. Miner Steven Merritt. His Master’s Voice: Viacheslav Mikhailovich Molotov as Stalin’s Foreign Commissar //Craig Gordon A., Loewenheim Francis L. (ed.). The Diplomats 1939–1979. — Princeton, 1994. P.65–66.

[xiii]. Wolkogonow Dmitrij A. Stalin: Triumph und Tragödie. — Düsseldorf, 1989. S.664.

[xiv]. Naimark Norman M. Cold War Studies and New Archival Materials on Stalin //The Russian Review. 1/2002, 7. См. также: Lih Lars, Naumov Oleg, Chlevnjuk Oleg (ed.). Stalin’s Letters to Molotov 1925–1936. — New Haven, 1995.

[xv]. Djilas Milovan. Gespräche mit Stalin. — Frankfurt/Main, 1962. S.83.

[xvi]. Шепилов Д. Т. Воспоминания //Вопросы истории. 3/1998. С.9.

[xvii]. Чуев Феликс. Сто сорок бесед с Молотовым: Из дневника Ф. Чуева. — М., 1991. С.338–339, 416; Miner. His Master’s Voice... P.66.

[xviii]. Симонов Константин. Глазами человека моего поколения: Размышления о И. В. Сталине. — Москва, 1988. С.347; Sebag Montefiore Simon. Stalin: The Court of the Red Tsar. — London, 2003. P.388.

[xix]. Deutscher. Stalin. P.493; Wolkogonow. Stalin. P.612; Naimark. Cold War Studies. P.11.

[xx]. Gorlizky. Stalin’s Cabinet. P.301.

[xxi]. Zubok, Pleshakov. Inside the Kremlin’s Cold War. P.139.

[xxii]. Naimark Norman M. Fires of Hatred: Ethnic Cleansing in 20th Century Europe. — Cambridge, Mass. 2001. P.112–138. См. также перевод: Неймарк Н. Пламя ненависти. Этнические чистки в Европе в XX веке. — М.: АИРО-XXI, 2005.

[xxiii]. Волокитина Т. В., Мурашко Г. П., Носкова А. Ф. Народная демократия: Миф или реальность? — М., 1993. См. также: Kase Francis J. People’s Democracy: A Contribution to the Study of the Communist Theory of State and Revolution. — Leiden, 1968. По Австрии: Мюллер Вольфганг. Советская оккупационная власть, народный фронт и мирный переход к социализму: Фрагменты советского планирования в отношении Австрии 1945–1955 гг. //Mitteilungen des österreichischen Staatsarchivs. 50/2003. С.271–297.

[xxiv]. Волокитина Т. В. и др. составители. Восточная Европа в документах Российских архивов 1941–1953 гг. — М., 1997. Т.1. С.458.

[xxv]. Resis Albert. Spheres of Influence in Soviet Wartime Diplomacy //Journal of Modern History. 53/1981. P.417–439.

[xxvi]. O’Sullivan Donal. Stalins «Cordon sanitaire»: Die sowjetische Osteuropapolitik und die Reaktionen des Westens, 1939–1949. — Paderborn, 2003. S.193–229.

[xxvii]. Djilas. Gespräche mit Stalin. P.183.

[xxviii]. СССР и Германский вопрос 1941–1949: Документы из Архива внешней политики Российской Федерации. — М., 1996–2003. С.596. См. также: Филитов А. М. В комиссиях наркоминдела… //Вторая мировая война: Актуальные проблемы. — М., 1995. С.59–60; Pechatnov Vladimir O. The Big Three after World War II: New Documents on Soviet Thinking about Post-War Relations with the United States and Great Britain //Cold War International History Project Working Paper. 13/1995. P.7–8.

[xxix]. Chuev Felix, Resis Albert (ed.). Molotov Remembers: Inside Kremlin Politics: Conversations with Felix Chuev. — Chicago, 1993. P.59.

[xxx]. Djilas. Gespräche mit Stalin. S.146.

[xxxi]. Banac Ivo (ed.). The Diary of Georgi Dimitrov, 1933–1949. — New Haven, 2003. P.357–358.

[xxxii]. Verosta Stefan. Die internationale Stellung Österreichs, 1938–1947. — Wien, 1947. P.28–29.

[xxxiii]. Aichinger Wilfried. Sowjetische Österreichpolitik, 1943–45. — Wien: Diss., 1977. S.14–16.

[xxxiv]. СССР и германский вопрос, Т.1. С.118–119. Молотов Майскому, 21.11.1941.

[xxxv]. Churchill Winston S. The Second World War. — London, 1948. P.3, 558. Протокол: СССР и германский вопрос I. С.124–135.

[xxxvi]. Aichinger. Sowjetische Österreichpolitik. S.23–25. См. также: Wagnleitner Reinhold. Großbritannien und die Wiedererrichtung der Republik Österreich. — Salzburg: Diss., 1975. S.14–36.

[xxxvii]. Советско-английские отношения во время Великой Отечественной войны 1941–1945. 2 тома. — М., 1983, Т.I. С.388–390. См. также: Stourzh Gerald. Um Einheit und Freiheit: Staatsvertrag, Neutralität und das Ende der Ost-West-Besetzung Österreichs 1945–1955. — Wien, 1998. S.15.

[xxxviii]. Mastny. The Cold War and Soviet Insecurity. P.20.

[xxxix]. Aichinger. Sowjetische Österreichpolitik. S.41.

[xl]. Stourzh. Einheit. S.20–23.

[xli]. Mueller Wolfgang. Anstelle des Staatsvertrages: Die Sowjetunion und das Zweite Kontrollabkommen 1946 //Rauchensteiner Manfried, Kriechbaumer Robert (ed.). Die Gunst des Augenblicks: Neuere Forschungen zu Staatsvertrag und Neutralität. — Wien, 2005. S.291–320.

[xlii]. Zubok, Pleshakov. Inside the Kremlin’s Cold War. P.99.

[xliii]. Suppan Arnold. Jugoslawien und der Staatsvertrag //Suppan Arnold, Stourzh Gerald, Mueller Wolfgang (ed.). Der österreichische Staatsvertrag 1955: Internationale Strategie, rechtliche Relevanz, nationale Identität: The Austrian State Treaty, 1955: International Strategy, Legal Relevance, National Identity. — Wien, 2005. P.431–471.

[xliv]. Cronin Audrey Kurth. Eine verpasste Chance? Die Großmächte und die Verhandlungen über den Staatsvertrag im Jahre 1949 //Bischof Günter, Leidenfrost Josef (ed.). Die bevormundete Nation: Österreich und die Alliierten. — Innsbruck, 1988. S.347–370.

[xlv]. Mueller Wolfgang. Gab es eine «verpasste Chance»? Die sowjetische Haltung zum Staatsvertrag 1946–1952 //Suppan Arnold, Stourzh Gerald, Mueller Wolfgang (ed.). Der österreichische Staatsvertrag. S.89–120.

[xlvi]. Gehler Michael. Kurzvertrag für Österreich: Die westliche Staatsvertrags-Diplomatie und die Stalin-Noten von 1952 //Vierteljahreshefte für Zeitgeschichte. 42/1994. S.243–278.

[xlvii]. Mastny Vojtech. Kremlin Politics and the Austrian Settlement //Problems of Communism, July–August. 1982. P.41–46. Vgl. Stourzh. Einheit. P.335–338; Filitov Aleksej. The Post-Stalin Succession Struggle and the Austrian State Treaty //Suppan Arnold, Stourzh Gerald, Mueller Wolfgang (ed.). Der österreichische Staatsvertrag S.121–143.

[xlviii]. См. также: Mastny Vojtech, Byrne Malcolm (ed.). A Cardboard Castle? An Inside History of the Warsaw Pact 1955–1991. — Budapest, 2005.

[xlix]. Stearman William L. The Soviet Union and the Occupation of Austria: An Analysis of the Soviet Policy in Austria 1945–1955. — Bonn, 1961; Bader William B. Austria between East and West. — Stanford, 1966.

[l]. Ефремов А. Е. Советско-Австрийские отношения после второй мировой войны. — М., 1958; Aichinger Wilfried. Sowjetische Österreichpolitik 1943–45. — Wien: Diss., 1977.

[li]. Mueller Wolfgang. Die sowjetische Besatzung in Österreich 1945–1955 und ihre politische Mission. — Wien, 2005 [=Die politische Mission der sowjetischen Besatzungsmacht in Österreich, 1945–1955. — Wien: Diss., 2004].

[lii]. Штеменко C. M. Генеральный штаб в годы войны. — М., 1968–74. Т.2. С.356. См. также: Schtemenko Sergej M. Die Befreiung Wiens //Neue Zeit. 21/1972. S.18–21.

[liii]. Красная Армия в странах Центральной, Северной Европы и на Балканах: Документы и материалы 1944–1945 //Русский архив: Великая Отечественная. 14/3(2). — М., 2000. С.644–645. Отчёт Толбухина и Желтова Сталину о приёме Временного Правительства, 28.04.1945.

[liv]. Carafano James J. Waltzing into the Cold War: The Struggle for Occupied Austria, 1945–1955. — College Station, 2002. P.91.

[lv]. Stourzh. Einheit. S.46–47.

[lvi]. РГАСПИ. Ф.17. Оп.128. Д.1089. Л.120–125. Баранов Сталину, Молотову, Жданову, Берия, Маленкову, Микояну, Вознесенскому, 30.12.1947, и Коплениг и Фюрнберг Филиппову [Сталин], перевод с немец., 23.12.1947.

[lvii]. РГАСПИ. Ф.17. Оп.128. Д.1089. Л.18–19. Короткевич Баранову, 25.10.1947.

[lviii]. Rathkolb Oliver. Historische Fragmente und die «unendliche Geschichte» von den sowjetischen Absichten in Österreich 1945 //Ableitinger Alfred, Beer Siegfried, Staudinger Eduard (ed.). Österreich unter alliierter Besatzung 1945–1955. — Wien, 1998. S.137–158.

[lix]. РГАСПИ. Ф.17. Оп.128. Д.248. Л.136. «Политическая работа […] среди австрийской молодёжи в 1947 г.». 12.11.1947.

[lx]. Weber Fritz. Der Kalte Krieg in der SPÖ: Koalitionswächter, Pragmatiker und Revolutionäre Sozialisten. — Wien, 1986. S.165–186.

[lxi]. Rauchensteiner Manfried. Die Zwei: Die Große Koalition in Österreich 1945–1966. — Wien, 1987. S.159.

[lxii]. Stourzh. Einheit. S.335–449.

[lxiii]. Mueller Wolfgang. Die gescheiterte Volksdemokratie: Zur Österreich-Politik von KPÖ und Sowjetunion 1945 bis 1955 //Jahrbuch für Historische Kommunismusforschung. 2005. S.141–170.

[lxiv]. Австрийский историк Геральд Штурц характеризует Австрию как «секретного союзника Запада». См.: Stourzh Gerald. The Origins of Austrian Neutrality //Leonhard Alan T. Neutrality — Changing Concepts and Practices. — Lanham, 1988. P.35–57.