КОЭН Стивен.
Война с Россией? – М.: Пробел-2000, 2023. – 268 с.
ISBN 978-5-98604-916-8
Выдающийся американский историк (1938–2020) в первой части книги анализирует основные черты самой опасной стадии холодной войны – политику Рональда Рейгана накануне перестройки в СССР. Вторая часть посвящена 1990-м постсоветским годам и той роли, которую сыграла в этом политика администрации США, а также бизнесмены, журналисты, экономисты и политологи. Автор искал ответы на сложные вопросы: Кто проиграл Россию?, Наступит ли после холодной войны холодный мир?, Могла ли в принципе Америка трансформировать Россию по своему облику и подобию? В третьей части представлены размышления о причинах ухудшения американо-российских отношений и о том, как можно остановить сползание в пропасть новой холодной войны.
Книга рассчитана не только на специалистов, но и на самый широкий круг читателей, всех, кому небезразличны история России и будущее американо-российских отношений.
Эту книгу вы можете заказать по телефону
+7 (916) 619-01-35
или по электронной почте
Данный адрес e-mail защищен от спам-ботов, Вам необходимо включить Javascript для его просмотра.
СОДЕРЖАНИЕ
Дмитрий Андреев
Диссидент-патриот
СОВЕТИКУС
Наши и их поборники холодной войны
Их и наши поборники холодной войны
Провал жесткой линии
Программа разрядки
ПРОВАЛ КРЕСТОВОГО ПОХОДА
Крестовый поход во имя «России, которая нам нужна»
«Холодный мир»? Ноябрь 1992 г.
Провал американского крестового похода. Февраль 1994 г.
«Кто проиграл Россию?» 1998–2000 гг.
Как снова привлечь Россию к сотрудничеству?
ВОЙНА С РОССИЕЙ?
Снова холодная война. Кто виноват?
Москва – Пекин
Обострение кризиса
Поиски решения
Новая холодная война и потребность в патриотической ереси
Молчание американских ястребов о зверствах Киева
Почему мы должны вернуться к принципу паритета между США и Россией
Перестанет ли Россия быть частью Запада?
Почему так необходима встреча Путина и Трампа?
Трамп как еретик холодной войны
Кем не является Путин?
Диссидент-патриот
Несмотря на то, что три книги Стивена Коэна, фрагменты которых собраны в настоящем издании, написаны с разрывом в полтора десятилетия и даже больше, они представляют собой органичную и естественную целостность. Как будто изначально задумывались как единый взгляд на поздний СССР и постсоветскую РФ. С одной стороны, это и понятно: автор, крупнейший специалист по истории нашей страны, вплоть до своей кончины был в курсе и в теме всего того, что в ней происходило. Однако, с другой стороны, такой целостности можно дать и иное объяснение. Все три книги создавались не как некие заранее продуманные исследования, а собирались из кратких комментариев для The Nation, из ситуативных колонок, посвященных тем или иным текущим проблемам. То есть авторская фокусировка всякий раз была предельно конкретной. Даже, можно сказать, частной, детализированной. А значит, в ней не было того сглаживающего, полирующего эффекта памяти, который неизбежно заставляет оглядываться назад, так сказать, в крупном формате, без мелочей. Этот эффект приводит к тому, что при описании прошлого человек, как правило, подчиняется своим настроениям из настоящего. Насколько репрезентативной оказывается при этом создаваемая картина – зависит от профессионализма ее творца. Да, он может прекрасно упаковывать факты, убедительно доказывать правоту именно своей интерпретации тех событий, о которых говорит. Но в такой картине не будет настроений, аутентичных тем чувствам, мыслями и эмоциям, которые он испытывал непосредственно в те самые моменты, о которых пишет какое-то время спустя. И в результате получается странное сочетание фактов, пусть совершенно точных и абсолютно проверяемых, и их отложенного объяснения. Да, на дистанции прожитое видится иначе, в каких-то аспектах – вернее и тоньше. Но уже без той чуткой непосредственности, которая появляется только в синхронном описываемому событию комментарии.
Какое всё это имеет отношение к фрагментам книг Стивена Коэна? Самое прямое. Их калейдоскопичность, привязка к тем конкретным датам, когда они создавались, являются лучшими гарантиями того, что в них нет ни этого сглаживающего эффекта памяти, ни неизбежной для тематики выбранных книг ретроспекции, когда можно невольно начать объяснять прошлое не из прошлого, а из настоящего. Например, видеть в новой холодной войне (которая, кстати, в отличие от предыдущей холодной войны, имеет «хорошие» шансы перерасти в самую что ни на есть настоящую Третью мировую) просто новое издание того противостояния, какое было между СССР и коллективным Западом во главе с США во второй половине XX века. С теми же действующими лицами – только, естественно, в новом обличье. И главное – с теми же раскладами, когда обе стороны действительно воспринимали друг друга как врагов и делали всё для того, чтобы нанести максимальный ущерб своему противнику.
Но коэновские лаконичные свидетельства из прошлого убедительно доказывают, что холодная война и сегодняшний конфликт между Россией и Западом имеют совершено разную природу. Если в том противостоянии, как считал автор колонок в The Nation, виноваты были обе стороны, то демонизация постсоветской России полностью безосновательна, и вина в том, что мир сегодня находится на грани Третьей мировой войны, целиком лежит на Соединенных Штатах.
И вот тут начинается самое интересное, что можно почерпнуть из публикуемых фрагментов книг, а именно – авторское понимание и авторское объяснение того, почему США стремятся к максимальному ослаблению России и лишению ее сколько-либо значимой субъектности. Как следует из колонок Стивена Коэна, главная причина антироссийской позиции Соединенных Штатов кроется в догматизме политической элиты этой страны. Да, конечно, никто не сбрасывал со счетов фактора конкуренции: Америке не нужна сильная Россия, победа над СССР в холодной войне досталась дорогой ценой, и были моменты – как, например, во второй половине 1960 х – первой половине 1970 х годов, – когда США готовы были отступить и начать договариваться о почетной капитуляции. И тем более дело не в американском ВПК, которому нужны военные заказы и рынки сбыта. Всё это – во-вторых, в-третьих, и так далее. А во-первых – это догматизм. Желание управлять всем миром по понятному и естественному для США сценарию. Стремление унифицировать своего вчерашнего конкурента в холодной войне именно вследствие того, что так дешевле, проще и удобнее. Намерение не напрягаться, рулить миром «одной левой». Экономить силы и не тратить их на ненужное – типа адресного подхода, учета культурной идентичности управляемого, а тем более – каких-то там его интересов. Мир должен быть гомогенно звездно-полосатым. Только лишь сумасшедшие, эксцентрики или политические диссиденты наподобие Дональда Трампа могут считать иначе и пытаться о чем-то там договариваться со вчерашними противниками по глобальному противостоянию. (Не потому ли в последней из трех книг, изданной в 2018 году, Стивен Коэн возлагал такие надежды на этого президента и не потому ли американская политическая элита впоследствии сделала всё для того, чтобы его политически похоронить?)
В большой политике догматизм, инертность, стремление не напрягаться и действовать по привычным схемам чреваты утратой чувства реальности. И в этом смысле Стивен Коэн – как действительный патриот своей страны – испытывал явную обеспокоенность из-за такой беспечности американского истеблишмента: вместо того, чтобы использовать свой сверхдержавный статус как дирижерский пульт для мирового оркестра, в котором каждый исполнитель – исключителен, востребован и необходим, Соединенный Штаты отказываются от этого богатого многоголосия и начинают сами отбивать барабанный ритм для строевого шага всех остальных государств. Давным-давно, еще на излете XIX века, великий русский мыслитель Константин Леонтьев грозно предрекал: «Европа смешивается в действительности и упрощается в идеале». Тогда Европа символизировала собой Запад. Теперь эту роль играют Соединенные Штаты. Европа не пережила этого «смешения» и «упрощения» и после Второй мировой войны уступила лидерство США как именно более правильному Западу. Но кому теперь уступят «смешивающиеся» и «упрощающиеся» Соединенные Штаты? У нас принято объяснять пророссийскую позицию Стивена Коэна его симпатиями к нашей стране. Всё верно, симпатии у него были, но инспирировались они именно и прежде всего его глубинным американским патриотизмом, тревогой за будущее своей страны и четким пониманием того, что ее величие можно сохранить только лишь в дуэте с Россией, в режиме соединения потенциалов обеих этих сложных систем, каждая из которых обладает своей исключительной самостью.
Это со всей очевидностью прочитывается из публикаций, вошедших в его первую книгу «Советикус». И тут о многом говорят даже не столько его надежды, связанные с разрядкой, – с ними всё очевидно и понятно. Весьма характерна самая первая колонка из «Советикуса», датированная 23 октября 1982 года, когда до смерти Леонида Брежнева (а значит – до поворота в истории СССР) оставалось около трех недель. Стивен Коэн критикует американское руководство за недальновидность в вопросе об отношении к снабжению Западной Европы советским газом, призывает его отказаться от такой политики и включиться в «борьбу за советское будущее», поскольку крестовый поход Рональда Рейгана не достигнет своей цели и лишь укрепит позиции антиамериканских сил в СССР.
После поражения Советского Союза в холодной войне и его распада могло показаться, что прав-то на самом дел был именно Рейган, который своей политикой и сломал советскую систему, усадил ее нового лидера за стол переговоров и подвел его к необходимости капитуляции. Но если бы на самом деле было так, если бы Америка действительно победила СССР, то спустя несколько лет после этой победы не было бы ни феномена Владимира Путина, ни даже Бориса Ельцина образца 1994 года и позже, с уже яркой патриотической риторикой. И в обозначившемся еще в 1990 х годах дистанцировании России от Соединенных Штатов Стивен Коэн винит только руководство и элиту своей страны. Автор фактически предостерегает их от риска проиграть ту самую «борьбу за советское будущее» (теперь уже, правда, будущее российское), о которой он писал накануне поворота СССР к переменам.
Таким образом, американский патриотизм Стивена Коэна сводился не к придумыванию нового врага и накачке его образа всевозможными негативными чертами, но напротив – к гуманизации той цивилизации, которая несколько десятилетий воспринималась официальной американской идеологией как «империя зла», к выстраиванию с ней равноправных и доверительных отношений. Словом, ради собственного патриотизма – чтить чужой патриотизм именно как оптимальный гарант того, что твоя страна благодаря подобному диалогу избежит примитивизации и упрощения, а значит – деградации и сползания к катастрофе. Потому-то Стивен Коэн буквально с начала XXI века и говорил об опасности новой холодной войны – на этот раз опасности прежде всего для самой Америки и для мира в целом. Такая холодная война, считал он, может обернуться неизбежной утратой Соединенными Штатами планетарного лидерства – в смысле развития и овладения будущим, а не в смысле выполнения функций глобального надсмотрщика.
Как любой интеллектуал – поборник «цветущей сложности» (еще один образ Константина Леонтьева) Стивен Коэн был предельно чуток к вибрациям мировой политики. Вот любопытный и очень красноречивый пример. Он пишет о том, что на переломе веков американское руководство не стало препятствовать выбору Владимира Путина в качестве преемника – потому что разглядело в нем нового Пиночета, понятного и предсказуемого популиста, способного навести порядок, но при этом в главных вопросах оставаться подконтрольным Вашингтону. И по той же самой причине Соединенным Штатам не приглянулся по-рузвельтовски мудрый и основательный Евгений Примаков – после своевольной «петли над Атлантикой». Из этих аналогий чувствуется, что сам автор в пору, когда определялась судьба послеельцинской России, симпатизировал именно «русскому Рузвельту», а не «русскому Пиночету». Но затем он однозначно стал воспринимать Владимира Путина по-другому. Иначе зачем так филигранно и тонко объяснять, кем на самом деле «не является» российский президент?
Стивен Коэн был диссидентом в своей стране – именно потому, что являлся ее настоящим патриотом. И эта книга показывает нам попытки такого патриота оказаться услышанным у себя дома. К сожалению, этим попыткам не суждено было реализоваться. Остается надеяться, что подобная позиция всё же будет востребована в государстве, от которой сейчас слишком многое зависит в мире.
Дмитрий Андреев,
доктор исторических наук,
заместитель декана
исторического факультета
МГУ им. М.В. Ломоносова
