В последнее пятнадцатилетие ХХ века завершилось формирование «Русского мира». Решающим фактором этого процесса стал распад СССР. Его население к 1991 г. составляло 293 млн. человек, из них в Российской Федерации проживало 147 млн., в республиках Прибалтики – 9 млн., в остальных союзных республиках 137 миллионов. Около 50 миллионов советских людей в результате упразднения Советского Союза оказались за пределами своих «этнических родин». Около 30 млн. в русских проживали в то время вне РСФСР, что составляло четвертую часть от 120 миллионов русских россиян. Мощные миграционные потоки охватили все постсоветское пространство.

Существование огромной диаспоры не является аномалией в мире, где государственные границы и условия жизни подвержены постоянному изменению. В глобализирующемся человеческом сообществе, по мнению некоторых исследователей, жизнь человека в диаспоре становится правилом, а в «своем» национальном государстве – скорее исключением. Мир теперь – в первую очередь совокупность диаспор, а не национальных государств.

Русский мир, как и сама Россия, находится в процессе самоопределения. Об этом свидетельствует тот факт, что в официальном обиходе понятие «русская», или «российская» диаспора принято заменять словосочетанием «соотечественники за рубежом». Это понятие остается достаточно неконкретным для закрепления его в правовом поле, хотя такие попытки и делаются (см. закон «О государственной политике РФ в отношении соотечественников за рубежом»). В Государственной Думе РФ первого созыва в 1994 г. был создан Комитет по делам СНГ и связям с соотечественниками. В том же году указом Президента была утверждена Концепция государственной политики в отношении соотечественников за рубежом и создана Правительственная комиссия по делам соотечественников. В утвержденном Федеральным Собранием бюджете на 1995 год впервые появилась строка о выделении средств «на поддержку соотечественников за рубежом». Потерпев неудачу в голосовании за создание отдельного зарубежного округа по выборам в Государственную Думу России, думский Комитет по делам СНГ и связям с соотечественниками собрал в июле 1995 г. 500 делегатов на первый Съезд представителей русских общин, центров и организаций, возникших после распада Советского Союза в новом (ближнем) зарубежье. Избранный на съезде консультативный Совет соотечественников при Государственной Думе, со всеми изменениями своего состава и регламента остается до сих пор наиболее авторитетным представительным органом новой русскоязычной диаспоры.

В развитии русской диаспоры за рубежом стали видеть фактор влияния. К тому же, даже поверхностное изучение опыта образцовых демократических государств Запада, позволяет судить о чрезвычайной успешности лоббистской деятельности наиболее продвинутых диаспор – например, еврейской, армянской, – в условиях демократии и гражданского общества. На какой-то период защищать соотечественников стало политически модным делом. Однако к концу ХХ века высокие слова о «помощи соотечественникам» в действительности привели к ослаблению этой темы в государстве и обществе. Принятый в 1999 г. Федеральный закон «О государственной политике в отношении соотечественников за рубежом» не был подкреплен конкретными действиями. Упраздняется единственный орган правительства, отвечающий исключительно за эту работу – Правительственная комиссия по делам соотечественников за рубежом. Более чем скромные суммы, выделяемые в законе о бюджете на помощь диаспоре, перестают расходоваться вообще, становясь постоянным резервом для показной экономии.

Уход Бориса Ельцина и первые шаги Владимира Путина на посту Президента РФ породили в среде соотечественников и сочувствующих им большие надежды. Новый Президент в своем выступлении на коллегии МИД дал жесткую оценку посольствам России, добившимся чересчур скромных результатов в деле защиты российских граждан и соотечественников за рубежом. Накануне его демонстративной, вопреки противодействию казахских властей, встречи с активистами русского движения в Астане – первой за десять лет встречи главы российского государства с представителями диаспоры – Правительство реанимировало свою комиссию по делам соотечественников. Вновь началась работа по подготовке большого собрания – Съезда или Конгресса соотечественников в Москве, сорванная в 1999 г. Россия, как государство, видит свою задачу в том, чтобы протянуть диаспоре в ближнем зарубежье руку помощи – с тем, чтобы диаспора заняла достойное место в жизни соседних государств. И имела, в частности, возможность влиять в позитивном для России направлении на их политику.

В то же время последнее десятилетие прошлого века подтвердило основную слабость положения русских за рубежами России – без государства русские люди не организуются. Они и прежде, еще до советских времен, чрезмерно привыкли полагаться на решения «сверху», на централизованное начало. Кроме государства, языка и культуры у русского человека в истории никаких безусловных поводов к гордости не было. Именно причастность к большому государству, большим свершениям была важным ресурсом, опорой русского народа. Наши соотечественники еще не усвоили новые правила политики, не овладели ее инструментарием, не выработали механизмов самозащиты. Не стали еще полнокровной диаспорой, по образцу существующих в мире. Между тем, рубеж веков и тысячелетий потребовал культурного и духовного объединения двух разорванных историей частей пространства по имени Россия, объединения русской эмиграции ХХ века, ставшей значительным явлением в истории европейской и мировой культуры и науки, и «новых эмигрантов», очутившихся в одночасье на чужой территории других стран после развала СССР. Есть масса свидетельств тому, что русские люди в разных точках планеты почувствовали интерес друг к другу, желание помочь, употребить свои усилия для осуществления социальных программ, бизнес-проектов, благотворительных акций и меценатства. Русская эмиграция и русское зарубежье в целом сохранили при интеграции в страны того или иного континента свою «русскость» – в культуре и вере, образовании и истории, в чувстве собственного достоинства.

2. Положение, статус эмигрантов
из СССР/РФ и их диаспор в мире

Из статьи
В.А. Колосова, Т.А. Галкиной, М.В. Куйбышева
«География диаспор на территории бывшего СССР»
1996 г.

Распад Советского Союза нарушил сложившуюся в течение 70 лет национально-территориальную систему расселения и положение отдельных национальностей в этой системе, превратив в национальные меньшинства крупные группы населения, прежде всего русскоязычного. Другие группы оказались отрезанными от своих титульных национально-государственных единиц, например армяне.

Гражданские войны, внутриполитическая нестабильность и экономический кризис вызвали усиленный отток в «дальнее зарубежье» тех национальностей, историческая родина которых находится за пределами бывшего СССР (евреи, греки). Всплеск национализма в разных его проявлениях практически во всех бывших союзных и автономных республиках остро поставил вопрос об уважении прав человека и часто игнорируемых интересов этнических меньшинств, о спонтайных, естественных процессах их самоорганизации, разумной политике государства по отношению к этнокультурным общинам.

В этой связи для России и для других государств, возникших на месте СССР, был бы полезен как позитивный, так и негативный опыт западных государств, крупные города и многие районы которых давно уже стали многонациональными, дав приют многочисленным иммигрантам.

Настоящая работа представляет собой первый результат изучения диаспор, начатого в Центре европейских геополитических исследований Института географии РАН. Цель исследования – прежде всего развитие теории диаспор. Мы рассматриваем несколько ключевых понятий, касающихся формирования многонациональных государств и обществ в результате международных миграций, геополитических сдвигов и перераспределения значительных частей этнических групп. Мы также предлагаем критерии для определения термина «диаспора» и программу географических исследований этого явления. Кроме того, в качестве первого шага реализации этой программы мы анализируем изменения в размерах и территориальном распределении армянской, еврейской и греческой общин на территории бывшего Советского Союза.

Диаспоры представляют собой особую группу национальных меньшинств. Обычно этот термин относится к значительной части народа (этнической общности), живущей вне страны его происхождения и образующей давно сложившиеся, высокоорганизованные, сплоченные, устойчивые, хорошо укоренившиеся и ставшие необходимыми для принимающих стран этнические группы. Они чаще всего успешно взаимодействуют с властями и могут служить примером благополучного сосуществования гетерогенных категорий населения.

…В последние годы термин «диаспора» стал употребляться значительно шире, чем прежде, не только в средствах массовой информации, но и в научных публикациях, где его неоправданно распространяют почти на любые группы инонационального населения. По всей видимости, при нынешнем уровне представлений о феномене диаспоризации невозможно предложить удовлетворительные, исчерпывающие и не исключающие друг друга количественные и даже качественные критерии того, какие национальные меньшинства можно считать частью диаспор. Необходимо различать следующие понятия: 1) диаспора; 2) эмиграция; 3) колонизация; 4) народ, разделенный государственными границами (например азербайджанцы); 5) народ, не имеющий государственности (различаются два типа: живущие на своей исторической родине – курды и вне ее – немцы Казахстана); 6) народ, живущий в рассеянии и не ставящий перед собой задачу создать свою государственность (цыгане); 7) народ или этническая группа, окончательно потерявшие связь со своей исторической родиной (темнокожее население Америки).

Нередко эти термины употребляются неоднозначно, тем более, что границы между перечисленными категориями бывают размыты. Нет сомнения, что к числу диаспор принадлежат еврейские, армянские, ирландские общины в разных странах мира. Эмиграция по многим признакам сходна с диаспорой, однако она менее масштабна по абсолютным показателям и особенно по доле от общего количества людей данной национальности. В ходе истории в результате повторных «выбросов» эмиграция может трансформироваться в диаспору. На терминологии сказываются также различия в традициях и изменчивость политических ситуаций, поскольку оба термина политически не являются нейтральными. Так, в последние годы русскую эмиграцию стали все чаще именовать диаспорой.

1. Расселение преобладающей части этнической группы в значительном числе стран за пределами титульной политико-административной единицы или своей исторической родины при условии, что ни в одной стране эта группа не имеет органической национально-государственной единицы (случаи вроде Еврейской автономной области, конечно, не в счет) и что везде она является национальным меньшинством.

2. Главнейший признак диаспоры – самоидентификация с ней ее членов отнесение себя к данному этносу даже в случае утраты своего языка и религии и т. п.

3. Наличие у диаспоры национальной идеи, служащей стержнем ее деятельности и обычно связанной с исторической родиной или с желанием воссоздать её.

4. В каждой стране общины, принадлежащие к диаспоре, обычно сосредоточены в определенных районах, имеющих специфический культурный имидж, и активно участвуют в создании и поддержании этого имиджа.

5. Диаспоры, как правило, возникли в результате критических или даже катастрофических событий на их исторической родине – войн, этнических конфликтов, революций, голода, распада многонациональных государств исключительно неблагоприятной экономической ситуации, других экстремальных событий, создавших угрозу жизни, коллективным и индивидуальным правам и свободам членов соответствующей национальной группы.

6. В отличие от некоторых других эмигрантских и им подобных общин, общины диаспоры достаточно стабильны и существуют на протяжении жизни нескольких поколений.

7. Как правило, одна из главных социальных функций диаспоры – поддержание разговорного и/или письменного языка или диалекта как важнейшего механизма первичной социализации, воспроизводящей общину. Иногда при очень длительном существовании диаспоры таким механизмом социального воспроизводства общины служит уже не исконный первоначальный язык, а вторичный (например идиш в еврейской диаспоре).

8. Поддержание и воспроизводство диаспоры достигаются сложным взаимодействием социальных институтов и явлений; чаще всего основным их элементом служат религиозные общины, стимулирующие деятельность разнообразных культурных организаций, средств массовой информации, существование национальной литературы и др. В то же время важно воспроизводство стабильной социально-профессиональной структуры общины: ее жизнь в иноплеменном окружении требует высокой квалификации и/или наличия собственной профессиональной «ниши» и социальной значимости ее членов. Представители диаспор часто занимают сильные или даже монопольные позиции в специфических и сложных сферах деятельности. Престижные и доходные профессии наследуются новыми поколениями, что, в свою очередь, способствует процессам социализации и самоидентификации членов этнической группы с диаспорой. Наконец, очень устойчивы национальные традиции, например в области питания. Они часто служат основой профессиональной деятельности (рестораны и т. д.), существенно обогащают и разнообразят жизнь страны, принявшей диаспору.

9. Каждая диаспора и каждая ее община в данной стране и в данной местности имеют свое специфическое время, свой возраст и проходят через разные стадии развития; наличие общин диаспоры привлекает новых мигрантов, что нередко означает создание «вторичной» или «третичной» диаспоры, их «омоложение» (например диаспора евреев Германии и Центральной Европы – «вторичная» – из средневековой Испании; диаспора евреев Украины – «третичная» – из Германии и других европейских стран; диаспора евреев Северной Америки соединяет в себе несколько волн миграции, начиная со времен Христофора Колумба и кончая притоком бывших советских евреев, создающих там уже «четвертичную» диаспору). Новые волны эмиграции ведут к «омоложению» общин и к значительному продлению их существования.

10. Пространственная концентрация общин диаспоры может быть оценена на разных территориальных уровнях. Основная часть общин – сугубо городские: города всегда более космополитичны и терпимы, чем сельская местность, иммигранты чувствуют там себя в большей безопасности. К тому же важным фактором, препятствующим расселению иммигрантов в деревне, является их конкуренция с коренным населением за землю и другие ресурсы. Препятствовать этому может и местное законодательство.

Понятие диаспоры – иерархическое и имеет различные пространственные масштабы: большинство общин обычно поддерживают контакты со своей исторической родиной в целом и в то же время со своим регионом («микро-родиной»). Так, во французской газете «Монд» сообщалось о деревне в Мали, которая в условиях засухи выжила только благодаря помощи своих соотечественников, работающих в Париже. Со временем контакты на высших иерархических уровнях начинают преобладать.

Крупные политические изменения, такие как распад Советского Союза, нередко порождают новые диаспоры и оказывают влияние на существующие. Пока еще трудно сказать, образуют ли в будущем русские и другие народы бывшего Советского Союза настоящие диаспоры. Это будет зависеть от политического развития суверенных государств, которые объективно заинтересованы в интеграции национальных меньшинств и в поддержании их уровня жизни. История крупнейших мировых диаспор очень поучительна. Для России их опыт полезен с точки зрения защиты прав русского национального меньшинства в новых государствах – бывших республиках СССР – и возможности избежать большого наплыва русских репатриантов оттуда в Россию, поскольку в современных условиях их абсорбция в России затруднительна. Не менее важно сохранить язык и культуру русского национального меньшинства за рубежами России, создать и поддерживать единую систему научной информации и культурных контактов.

http://www.ecsocman.edu.ru/images/pubs/2004/06/07/0000160842/ons5–96_-_0034–46.pdf

УКРАИНА

Из статьи Кирилла Фролова
«Русский вопрос на Украине»

В государстве Украина проживает 11,6 млн. русских, что составляет 22% населения республики. В ряде регионов русские составляют более 50% населения. Так, в Крыму 67% населения – русские, в Донецкой обл. – более 55%, в Луганской – более 55%. В Харьковской – более 45%, в Днепропетровской – более 45%; в г. Киеве проживает 600.000 русских.

Однако, это заниженные данные. Дело в том, что при проведении коммунистической властью массовых кампаний по украинизации в 20‑е годы и при «паспортизации» население целых городов и сел поголовно записывалось как «украинцы». Эти кампании имели очень жесткий характер, «реакционный русский шовинизм» подавлялся беспощадно; так, например, в 20‑е только за непосещение обязательных «курсов украинизации» выгоняли с работы, тотальному геноциду подверглись Русская Православная Церковь и русская интеллигенция, поэтому о точном количестве «украинизированных» можно только догадываться. Представляется, что настало время признать насильственную кампанию «украинизации» 20‑х годов частью геноцида русского народа.

Итак, русские на Украине, безусловно, являются автохтонным и государствообразующим народом.

… Говоря о русском вопросе на Украине, следует рассматривать его в нескольких аспектах. В первую очередь – в правовом и духовно-культурном.

Юридический аспект заключается в массовых нарушениях прав 11,6 млн. русских, проживающих на Украине, в области языка, права на получение образования на родном языке, политических прав.

Не менее важной является и гуманитарная проблематика. Речь идет о насильственной украинизации, тотальном вытеснении русского языка из всех сфер общественной жизни Украины, особенно из образования. А ведь Украина – русскоязычная страна. Помимо 11,6 млн. русских, своим родным языком русский считают 39% украинцев.

Идеологи насильственной украинизации оправдывают эту политику как «естественную реакцию на многовековую русификацию Украины». Однако это – ложь. Отстаивая право русского языка на Украине и добиваясь главной цели в этом направлении – признания русского языка вторым государственным, необходимо помнить важнейший момент – русский язык является на Украине коренным. Роль Киева и Львова в его становлении, развитии и кодификации не менее значима, чем роль Москвы или Петербурга.

… Одной из важнейших задач является защита позиций русского языка на Украине; необходимо добиться признания его вторым государственным. Не последним аргументом здесь является автохтонность русского языка на Южной Руси – Украине.

Международный опыт гармоничной языковой политики также должен быть востребован – так, в Финляндии количество шведов в процентном соотношении значительно меньше, чем великороссов на Украине, однако шведский язык признан в этой стране вторым государственным. В моноэтническом и националистическом Израиле – два государственных языка – иврит и арабский. Так что в сравнении с мировой практикой языковая и национальная политика Украины является беспрецедентной.

...Совсем иначе обстоит дело с русской культурой на Украине. В этом государстве нет ни русского университета, ни хотя бы одной русской национально-культурной автономии.

В Киеве выделено место под строительство русского центра на улице Гончара площадью 700 кв. метров. Однако, этот район Киева совершенно неравнозначен московскому Арбату (адекватными ему являются Крещатик, Красноармейская улица; как минимум – Андреевский спуск). Землеотвод явно уступает по площади Украинскому культурному центру на Арбате. Несмотря на имеющийся землеотвод, до сих пор не создана дирекция Центра, не начато даже проектирование.

Русские, составляющие 22% населения (11,6 млн. человек), всегда были и остаются крупнейшим народом на территории Украины, фактически, они, наряду с украинцами – государствообразующая нация. Наибольшее количество русских проживает в Крыму (67% населения), в Донецкой и Луганской областях (более 55% в каждой соответственно), в Харьковской и Днепропетровской (более 55% в каждой соответственно), в Новороссии. Благодаря высокой урбанизированности русские составляют большинство в крупнейших промышленных центрах Украины и значительные общины во всех крупных городах. Около 30% всех жителей городов Украины – русские.

О степени воздействия русского языка на городскую культуру страны говорят такие цифры: свыше 54% украинцев считают себя русскоязычными, а 72% полагают, что им необходимо знание русского языка, газеты на русском языке читают 83% русских и 71% украинцев (т. е. практически все горожане и часть сельских жителей), в то время как украиноязычную прессу читает лишь 35% украинцев и 7% русских.

Русский язык во всех законодательных актах Украины, начиная с Конституции, демонстративно игнорируются. Попытки придать ему статус второго государственного языка неизменно блокируются, хотя, по опросам населения, 40% считают такой статус необходимым (против этого – только 18%). Правительством Украины передан 01.07.97 г. в Верховную Раду официально разработанный Госкомнацмиграции очень жесткий законопроект «О развитии и использовании языков на Украине», согласно которому сфера действия русского языка ограничивается максимально. В частности, СМИ, вещающие не на государственном языке, могут быть оштрафованы «за неиспользование государственного языка в случаях, когда его использование предусмотрено законодательством Украины о языках как обязательное» (ст. 30) и лишены лицензий. Планируется также введение штрафов за неиспользование государственного языка: для рядовых граждан – 50 гривен, а для руководителей – 120. В законопроекте, среди прочего, говорится: «Государственным языком на Украине является украинский язык... Государственный язык является обязательным для использования в деятельности государственной власти и органов местного самоуправления, объединений граждан, партий, организаций, а также предприятий независимо от форм собственности...» (ст. 1); «Передачи государственного телевидения, радио, а также издание средств массовой информации органов государственной власти и местного самоуправления осуществляются на украинском языке.... Объем украиноязычной информации на негосударственных теле– и радиоканалах должен составлять не менее 70 процентов от общего объема эфирного времени, оговоренного при выдаче лицензии» (ст. 21); «Государство обеспечивает право граждан Украины на получение образования на украинском языке. Языком обучения и воспитания в дошкольных, средних, профессионально-технических и высших государственных и общественных учреждениях является украинский язык» – при этом право получения полноценного образования на родном языке для нацменьшинств не только не гарантируется, но забота об этом перекладывается на «национальные культурные товарищества» (ст. 17). И т.д.. Фактически, в случае принятия данного закона, система образования на русском языке будет на Украине уничтожена полностью, а сфера обращения русского языка – предельно сужена.

Законопроект основан на разработках ультра-националистической «руховской» организации – Всеукраинского общества «Просвiта», проведшего 22.11.96 г. по инициативе президента Кучмы круглый стол с характерным названием «Государственный язык – информационное пространство Украины». В «Рекомендациях» круглого стола указано на необходимость «утверждения полноценного функционирования государственного языка и целенаправленного уничтожения негосударственного». Под последним понимается русский язык, использование которого в СМИ «своими негативными последствиями представляет не меньшую угрозу национальной безопасности Украины, чем пропаганда насилия, проституции, а также различные формы антиукраинской пропаганды». Вскоре – 05.12.96 г. – президент Кучма издал поручение различным государственным инстанциям о финансовом и административном обеспечении «Просвiты», ее программ, рекомендаций и инициатив, в том числе языковых. Сегодня «Просвiта» – монополист в издании учебников. А кабинет министров издал постановление № 998 от 08.09.97 г. «Об утверждении комплекса мероприятий по всеобъемлющему функционированию и развитию украинского языка», где четко сказано: «Осуществить серию мероприятий по пропаганде разъяснению проекта закона о языках» (раздел II).Новым этапом в политике тотальной дерусификации стала деятельность правительства В. Ющенко, все идеологические и гуманитарные посты в котором заняли исключительно последовательный сторонники дерусификации –в первую очередь– вице-премьер по гуманитарным вопросам Николай Жулинский, председатель Госкомитета по делам информационной политики Иван Драч. В течение 1999–2000 г.г. был принят ряд законодательных актов, направленных на полное вытеснение русского языка из всех сфер жизни Украины. Речь идет о постановлении КС Украины от 14 августа 1999.

24 декабря 1999 года произошло весьма важное событие: Верховная Рада ратифицировала Европейскую Хартию региональных языков или языков меньшинств. Знаменательно, что это событие не нашло отражения в украинской прессе, контролируемой в основном властями. А ведь Хартия, принятая в 1992 г., является одним из основополагающих документов Совета Европы! И именно из-за не ратификации этой Хартии у Украины возникали проблемы с Советом Европы. Об этом «свободная украинская» пресса тоже умалчивала, сделав вид, что основной причиной разногласий является не отмененная на Украине смертная казнь. На основании ратификации Европейской Хартии Верховная Рада приняла Закон «О ратификации Европейской Хартии региональных языков или языков меньшинств». Тут, как говорится, в бочке меда появилась ложка дегтя. Совет Европы установил определенные правила для стран, ратифицирующих Хартию, согласно которым в законе о ратификации Хартии, принимаемом парламентом, основные ее статьи остаются, и изменения в них вносить запрещается.

Украинские законодатели, очевидно в угоду национал-радикалам, в течение трех лет ведших яростную борьбу против ратификации Хартии, внесли некоторые изменения именно в те статьи, в которые их вносить запрещается. Это может послужить причиной непринятия Советом Европы такой ратификации. Однако даже в урезанном виде этот Закон делает русский язык практически официальным почти на всей территории Украины. Не вдаваясь во все нюансы Закона, можно отметить, что в п. 5 Закона написано следующее: «При применении положений Хартии не допускается сокращение сети образовательных, культурных и других учреждений, в функционировании которых применяются языки национальных меньшинств».

Этот Закон должен был вступить в силу вначале мая, т. е. через три месяца после ратификации и передачи его в Совет Европы. Но после «парламентской революции» и создания так называемого «парламентского большинства» процесс отправки Закона в Совет Европы затянулся по вине правящего националистического большинства. Она не отправлена по сей день.

Пока окончательное утверждение ратифицированной Хартии остается под вопросом, документ, диаметрально противоположный европейским принципам, принял Конституционный Суд Украины. В Суд обратилась группа депутатов-руховцев с вопросом о невыполнении ст. 10 Конституции Украины и Закона о языках. Конституционный Суд Украины принял в декабре 1999 года печально известное постановление о функционировании украинского языка.

В своем отдельном мнении член Конституционного Суда Украины А.М. Мироненко убедительно доказал, что Конституционный Суд вообще не имел право принимать это дело к рассмотрению, так как депутаты поставили перед судом не юридический, а политический вопрос. Таким образом, Конституционный Суд нарушил п. 6 Конституции Украины. Тем не менее, несмотря на другие, не менее существенные замечания, Суд пошел на поводу у властей и принял явно политическое решение, где статья 10 Конституции Украины, звучащая: «Государство обеспечивает всестороннее развитие и функционирование украинского языка…", трактуется так: «Украинский язык, как государственный, есть обязательным средством общения…". Даже не юрист, очевидно, поймет, что между «обеспечением всестороннего развития и функционирования» и «Обязательным средством общения» огромная пропасть. Более того, можно ли в демократической стране говорить об «обязательных средствах общения»?

Если, при всей абсурдности, решение Конституционного Суда имеет, в известной мере, информационно-рекомендательный характер, то проект постановления правительства Украины «Про дополнительные меры функционирования украинского языка, как государственного», в случае его утверждения в нынешнем виде, практически полностью противоречит всем без исключения статьям Европейской Хартии и грозит поставить большую часть населения Украины, считающую родным языком русский, в дискриминационное положение, не смотря на то, что они являются такими же налогоплательщиками, как и украинцы. Наиболее сурово постановление относится к государственным служащим, которые должны сдать экзамен по украинскому языку, что дает возможность для «тихой» дискриминации по национальному признаку. Более того, им практически запрещено общаться на русском языке на территории их учреждений даже в частных беседах. Постановление предусматривает приведение сети учебных заведений в соответствие с этническим составом населения. Весьма интересный нюанс. Это теперь во Львове вместо 5 русских школ будет, согласно этническому составу населения, 20 русских школ, а в Киеве – не 10, а 60?

Этот документ нарушает главное право человека – право выбора, неотъемлемое право любого демократического общества. Такой принцип решения национального вопроса – грубейшее нарушение всевозможных международных конвенций и деклараций, в том числе и вышеупомянутой Европейской Хартии.

Далее постановление регламентирует режим вещания государственных теле– и радиокомпаний. Если исходить из принципа пропорциональности, который используют авторы постановления в выгодных для них моментах, на государственном телевидении и радио должно от 25% до 50% времени использоваться на вещание на русском языке..

Не совсем понятно, что имеют в виду авторы под «дерусификацией спорта и туризма». 95% спортсменов Украины русскоговорящие.

Авторы постановления хотят ввести регулирование концертной деятельности зарубежных исполнителей и коллективов.

Весьма симптоматично, что текст постановления не был полностью опубликован в прессе. По неофициальным данным, текст постановления значительно жестче, чем те фрагменты, которые появились в СМИ.

Украина рассматривает защиту информационного пространства, трактуемую в духе «Просвiты», как важнейшую задачу безопасности страны, что отражено в принятой в феврале 1997 г. Концепции национальной безопасности. Приняты жесткие законы «Об информации», «О телерадиовещании», «О печатных СМИ», готовятся законопроекты «Об информационной деятельности органов государственной власти и органов местного самоуправления», «О международном информационном обмене», «О поддержке национальных производителей телепрограмм и печатных СМИ», «О спутниковом и кабельном телевидении», а также и другие законы, президентские указы и правительственные инструкции. Все они нацелены против влияния российских СМИ, против русского языка, все они наносят ущерб интересам русскоязычного населения Украины.

Репрессии против российских СМИ носят направленный, плановый характер. В 1992 г. прекращена трансляция «Радио-1». В 1994 г. прекращена трансляция на территории Украины в диапазоне средних волн радиостанции «Маяк». С 1994 г. из зоны уверенного приема на Украине было исключено РТР, с сентября 1995 г. на Львовщине – ОРТ. В октябре 1996 г. было прекращено прямое вещание ОРТ на всей Украине. Все попытки зарегистрировать русскоязычные телекомпании в Крыму или Закарпатье наталкиваются на жесткое сопротивление украинских чиновников-националистов.

Более, чем в три раза сократилось в 1991–1997 гг. количество русскоязычных театров на Украине: с 43 до 13.

По рапортам Минстатистики Украины в 1996/1997 учебном году действовало украинских и русскоязычных учебных заведений соответственно: в Львовской области – 1375 и 5 (а еще недавно было 24); Хмельницкой – 1021 и 0; Тернопольской – 900 и 0; Ровенской – 762 и 0; Волынской – 824 и 1; Ивано-Франковской – 727 и 1, Винницкой – 1032 и 3; Житомирской – 885 и 3; Киевской – 752 и 1; Черкасской – 658 и 1. На Западной Украине такое снижение оправдать нельзя (там живет, свыше 300 тыс. русских), хотя можно объяснить. Но как объяснить положение с традиционно русскоязычными регионами, где происходит такое же катастрофическое сокращение школ с обучением на русском языке? Как объяснить, что в Киеве, где проживает 600 тыс. русских и 90% жителей говорит на русском языке, начиная с 1991 г. количество русскоязычных школ сократилось более чем в 7 раз? (Сейчас там только 11 русскоязычных школ, а было в 1990 г. – 155; с нового 1997 учебного года закрыто 47 русских классов, а после акций протеста русской общины Киева вновь открылось только два из них.

Необходимо остановиться на эпизодах террора, морального и физического, который с попустительства властей осуществляется в отношении русских школ. Так, в 1993 г. во Львове в ночь с 5 на 6 сентября боевики национал-социалистической партии Украины разбили в русских школах окна, испещрив стены антирусскими надписями и листовками. Виновные наказания не понесли. Был избит и вынужден покинуть Ивано-Франковск директор так и не открывшейся русской гимназии. Против руководителя ассоциации «Русская школа» А. Поздняковой было возбуждено уголовное дело, ее незаконно уволили с работы (восстановили по суду). Директор львовской школы № 45 В. Кравченко приобрел учебники и пособия в России, однако таможня, а затем Миннац и Минобразования не пропустили их в страну. Эти эпизоды характерны, но не единичны.

На Украине не осталось ни одного (!) вуза, имеющего официальный статус русскоязычного. Все вступительные экзамены в вузы идут, как правило, на государственном, т. е. украинском языке. Это заставляет родителей отдавать детей в украинские школы, де-факто нарушая их право на образование на родном языке. За государственный счет открываются бесплатные украинские гимназии, лицеи и курсы, облегчающие поступление в вузы. Аналогичные заведения с русским языком преподавания есть, но частные и платные.

Дискриминация детей по языковому признаку коснулась даже самых маленьких. Так, процент детей, имеющих возможность посещать русскоязычные сады, за последние 7 лет сократился с 70% до 1%. Это особенно страшно: малышей лишают национальной идентичности с первых же лет сознательной жизни.

Отметим, что во всех школах и вузах преподавание гуманитарных дисциплин, в первую очередь истории, ведется с отчетливо антироссийских позиций. Так, только Фонд Сороса выпустил более 90 наименований (!) учебников и пособий по истории (подготовленных, в основном, канадской диаспорой), где Россия изображается главным историческим противником Украины.

В течение 1995–96 гг. Государственным комитетом по делам национальностей и миграции разработаны целевые программы «украинизации» Закарпатья, Крыма, Новороссии, г. Киева. В этих программах предлагается целый комплекс мер – поэтапное сокращение преподавания на русском языке, различные санкции за его употребления, финансовое удушение русской культуры, административные репрессии, кадровая политика. (Добавим, что за 1991–1995 гг. в СМИ прошли этнические чистки с целью избавления от русских и русскоязычных журналистов.)

Этнокультурное противостояние, навязанное «галицийским лобби» населению Украины, ярко проявляется в спровоцированных им же гонениях на Украинскую Православную Церковь Московского Патриархата. С помощью боевиков УНА-УНСО у УПЦ МП аннексировано около 400 храмов, Кафедральный Владимирский собор в Киеве, резиденция митрополита, реквизированы банковские счета (в основном в Галиции, Волынской и Киевской областях) и т. д.. В 1997 г. Киевский горсовет передал своим постановлением часть Киево-Печерской лавры Киевскому Патриархату, отобрав ее у УПЦ МП. В настоящее время на Украине насчитывается еще около 300 «горячих точек» – храмов, намеченных националистами к незаконной экспроприации.

Следует напомнить, что этнокультурное противостояние порой приобретает военный характер: так, 24.10.95 г. во Львове был обстрелян и подожжен русский культурный центр. Виновных «не нашли». Следующая попытка имела место 4 октября 1998 г.2000 год стал временем новой атаки на русское присутствие в Галиции. Поводом для новой антирусской кампании послужила смерть львовского украиноязычного поп-певца Игоря Билозира в мае 2000 г., наступившая вследствие пьяной драки, начавшейся из-за В ответ прошла серия антирусских манифестаций, сопровождавшихся беспорядками в городе. В результате Львовский и Дрогобычский горсоветы п риняли дискриминационные постановления, запрещающие радиотрансляцию на русском языке и использование русского языка в магазинах и предприятиях питания. Безусловно, что данные акции проходили при молчаливом одобрении украинских властей, а конкретно-все тех же Жулинского, Драча, спикера ВР Ивана Плюща, премьера Ющенко. Важной причиной для эскалации антирусской кампании стали успехи русского бизнеса в Галиции, когда коммерческая ассоциация «Славяне», возгл. председателем Русского Движения Украины А.Г. Свистуновым, стала играть весьма заметную роль в регионе. Раздражение вызвало и создание Межнационального форума Украины, в котором именно вокруг русских объединяются основные нацменьшинства Украины и ее западного региона– более 700 тыс. закарпатских рсинов, ок.200 тыс.венгров, ок.100 тыс. буковинских румын. Их консолидация вокруг русского движения способна достаточно серьезно повлиять на расклад сил.

Участники круглого стола в Харькове в январе 1997 г. с полным правом охарактеризовали ситуацию, сложившуюся на Украине вокруг русского языка, русской культуры и образования как «культурно-языковую войну против большей части собственного народа», осуществляемую с сознательным попранием собственной Конституции, неисполнением собственных законов и игнорированием международных обязательств Украины». С тех пор изменения были лишь в сторону ухудшения.

Особо следует остановиться на культурно-языковом насилии, творимом украинскими властями в наиболее плотно населенном русскими людьми регионе: в Крыму. Русский язык считают родным 82,6% крымчан, а свободно владеют им 97%. Украинские СМИ уверяют, что большинство русских крымчан – мигранты, но это – ложь: в действительности русские составляют 78,7% от родившихся в Крыму жителей. Украину же считают своей родиной только 11% крымчан. В силу сказанного культурно-языковая дискриминация русских и русскоязычных людей в Крыму носит особенно вопиющий характер.

В последние годы количество часов, отведенных в школах Крыма на изучение русского языка и литературы, уменьшилось на 35%. Русская литература включена в общую программу заодно и наравне с западноевропейской, американской, восточной и африканской литературами. В выпускном, 11 классе соотношение времени на изучение русской и украинской филологии равно 1:3. Русскоязычные школы в Крыму еще есть, но назвать их русскими нельзя: русская история в них не преподается, а украинская преподается с антирусских и антироссийских позиций. 27 августа 1997 г. Совет министров Крыма принял постановление «О программе развития сети общеобразовательных учреждений, классов с украинским, крымско-татарским языками обучения, школ и классов с двумя языками обучения»; но русскоязычные школы там даже не упоминаются.

15 декабря 1997 г. зам. министра культуры Украины В.И. Рожок выслал в соответствующие крымские инстанции представление, в котором, ссылаясь на поручение Кабинета министров Украины от 27.11.97 г. потребовал предоставить график перевода всех высших учебных заведений Крыма на украинский язык преподавания. Наряду с резким сокращением русских историко-филологических программ идет и соответствующее сокращение штатов: педагоги вузов, в том числе имеющие ученые звания и степени, вынуждены покидать стены учебных заведений, а порой и вообще Республику Крым. На филологическом факультете Симферопольского университета из 25 сокращенных ставок 23 приходится на отделение «Русский язык и литература».

Киев, опираясь на свои креатуры в административном слое, ведет настоящее наступление на русский язык и культуру в Крыму. Так, 20.08.97 г. начальник Главного управления юстиции Министерства юстиции Украины в Крыму Е. Скисов издал предписание (№ 1230/0112) всем нотариальным конторам в срок до 01.10.97 г. перевести все делопроизводство и оформление нотариальных документов на украинский язык. Вслед за тем, 15.10.97 г. Верховный Совет Крыма сделал попытку отстоять право крымчан говорить и писать на родном языке: принял постановление (№ 1337–1) «О функционировании русского языка на территории Автономной Республики Крым». Согласно этому документу официальным языком и языком делопроизводства на территории полуострова следует считать русский язык, а язык обучения должен определяться с учетом права граждан на свободный выбор.

Однако прокурор Крыма В. Шуба, вслед за сердитым окриком президента Кучмы из Киева, заявил (представление № 7–399 от 27.10.97 г.), что упомянутое постановление ВС Крыма не соответствует Конституции и законам Украины, и указал, что языком работы, делопроизводства и документации, а также взаимоотношений различных органов, предприятий, учреждений и организаций повсеместно на Украине является украинский язык, а ВС Крыма не вправе определять ни язык делопроизводства, ни язык обучения на вверенной ему территории. (Аналогичное постановление законодательного собрания русскоязычного Харькова также блокировано прокуратурой.).

Антирусская кампания в Крыму, проявляющаяся в области образования и культуры, имеет характер не временной, а постоянной, централизованно спланированной акции. Она инспирируется высшей властью Украины, как законодательной, так и исполнительной. Понимая, что среди русских людей в Крыму она не много найдет верных исполнителей своей политики, центральная власть ищет опору либо в своих ставленниках (преимущественно украинцах), либо в представителях нацменьшинств. В частности, 31.07.96 г. Кабмин Украины направил правительству Крыма письмо 14056/2 «О мерах, направленных на идеологическое обеспечение статуса Крыма как составной части Украины». План мероприятий в русле этой директивы был разработан под руководством вице-премьера АРК, татарина И. Умерова. Все его многочисленные остроумные предложения направлены на форсированную украинизацию крымского культурного пространства и на развитие культур малых народов и национальных меньшинств; единственный народ, который, в соответствии с этим планом, не вправе рассчитывать на какую-либо поддержку своей национальной культуры – это, разумеется, русские.

Сразу после подписания Российско-украинского договора в мае 1997 г. Киев предпринял ряд усилий по борьбе с русским языком и культурой, в том числе в Крыму. В Севастополе и Симферополе за счет квартирного фонда этих городов предусматривается (и уже идет) размещение значительного количества идеологических работников из западных областей для «укрепления» средств массовой информации в Крыму. В уже упоминавшемся постановлении Кабмина от 08.09.1997 г. имеется пункт: «Утвердить план мероприятий в области активизации и расширения сферы деятельности украинского национально-культурного центра в Севастополе».

Следует обратить внимание на широко используемый украинской стороной аргумент об «огромном количестве издаваемых на русском языке газет и журналов». Дело в том, что содержание большинства из них направлено на создание из России «образа врага». Такой идеологии придерживаются крупнейшие «русскоязычные издания» – «Сегодня», «Факты», «Зеркало недели» и др.. В то же время русские и пророссийские силы, в том числе УПЦ Московского Патриархата – крупнейшая конфессия Украины, насчитывающая 30 млн. приверженцев, практически лишены выхода на телевидение и радиовещание. По экономическим причинам приостановлен выпуск и без того немногочисленных русских газет – «Российская община Севастополя», «Братья славяне» – в Северодонецке, «Совесть» – во Львове.

… Несмотря на широковещательные заявления официальной украинской пропаганды о снижении значимости русского фактора на Украине, это не соответствует действительности. О потенциале русского движения свидетельствует ряд мероприятий, предпринятых русскими организациями в 1999 г. В какой-то степени, этот год можно считать этапным в процессе консолидации русских.

Во-первых, это создание в мае 1999 г. Союза русских Тавриды, позволившее говорить о консолидации трех крупнейших русских структур Крыма – Русской Общины Крыма (В. Терехов), Русского Национального съезда (С. Шувайников) и партии «Союз» (В. Клычников).

Во-вторых, это проведение съезда Славянской партии в г. Донецке, состоявшегося 15 мая с.г.. Влияние Славянской партии наиболее весомо в русскоязычных Донецкой, Луганской, Николаевской областях и в Крыму.

В-третьих, состоявшийся 22–23 мая 1999 г. I съезд русских Украины, который избрал Русский совет Украины. Преждевременно говорить о Русском совете Украины как об органе, представляющем все русские организации. Фактически он представляет объединение двух структур – Конфедерации русских организаций Западной Украины (президент – А.Г. Свистунов) и всеукраинского общества русской культуры «Русь» (председатель – В.И. Ермолова). В целом, проведение съезда стало важным качественным шагом вперед в консолидации русских организаций. И, что самое главное, съезд потребовал равноправия для русского языка. После съезда произошло некоторое размежевание структуры, возглавляемой В. Ермоловой, – Русского Совета Украины – и А. Свистунова, который в итоге создал и возглавил Русское Движение Украины (РДУ), которое видит именно как политическую, а не культурологическую организацию. В 1999–2000 годах отделения РДУ, работающие на профессиональной основе, (финансирование осуществляется через ассоциацию «Славяне»), были созданы во всех регионах Украины.

Далее следует отметить развитие Русской общины Украины (председатель К.В. Шуров) – организации, наиболее влиятельной в Киеве; в нее также вошел Конгресс Русских Общин Западной Украины; и деятельность партии «Союз» (В. Клычников, Г. Рычагов), опорными пунктами которой являются Крым, Харьков и Киев.

И, наконец, нужно учесть силу Украинской Православной Церкви Московского Патриархата. Она является крупнейшей (более 8000 общин) конфессией Украины, членами которой являются более 30 млн. человек. Паству УПЦ МП представляют как русские, так и пророссийски настроенные русскоязычные украинцы. По сути, УПЦ МП является единственной серьезной оппозицией антироссийскому, антирусскому курсу т. к. многочисленные русские общины и организации пока назвать влиятельной на Украине силой нельзя. Первым серьезным вызовом УПЦ Московского Патриархата стало заявление Собора епископата, духовенства и мирян Украины от 22 декабря 1998 г., в котором единогласно заявлено о недопустимости отделения от Русской Православной Церкви, и содержится беспрецедентно резкое по отношению к украинскому государству утверждение, что «...на Украине ведется борьба с самой православной верой. Государственная власть Украины считает борьбу с УПЦ Московского Патриархата приоритетной задачей.Новым сигналом к борьбе с РПЦ стало заявление президента Кучмы в январе 2000 года на торжественном заседании в дворце «Украина», посвященном двухтысячелетию христианства, о необходимости создания на Украине т. н. «Единой Поместной Церкви» путем объединения УПЦ Московского Патриархата с раскольническими группировками-«Киевским Патриархатом» и «Украинской автокефальной церковью» с прицелом на дальнейшую интеграцию с греко-католической (униатской) церковью. Вышеуказанные раскольнические группы разнятся своим происхождением– УАПЦ состоит, в основном, и з эмигрантских и проэмигрантских кругов, «Киевский Патриархат» – из лиц, близких к номенклатурной группе Кравчука и Плюща, провозгласившей независимость УССР в 1991 году. Очевидно, что объединение Церкви большинства – УПЦ МП с этими группировками противоречит церковному каноническому праву, воспринимается резко негативно большинством православных и поэтому не может быть осуществлено без массового насилия. Давление на УПЦ МП резко усилилось после Архиерейского Собора Русской Православной Церкви, состоявшегося 13–20 августа в Москве. Собор резко отрицательно прореагировал на политику украинских властей, направленную против Русской Церкви, существенно ограничив автономию Украинской Православной Церкви Московского Патриархата, наиболее радикально промосковские епископы – Тульчинский Ипполит (Хилько) и Каменец-Подольский Федор (Гаюн) выступили с предложением вообще ликвидировать автонмный статус и само название УПЦ, вернув ее в положение Украинского Экзархата Русской Православной Церкви. Естественно, это была заявка на дальнейшую стратегию украинской политики РПЦ. Участники Собора единогласно проголосовали за поправку в Уставе РПЦ, согласно которой священники с Украины имеют право аппеляции к Московскому Патриарху по всем спорным вопросам. В преддверие Собора Священноначалие УПЦ МП предприняло попытку создания собственной политической силы. Состоялся учредительный съезд политической партии «Путь православных» имени Святого Владимира (в последующем предполагается переименовать ее в Партию Православных). В руководство движения вошли советник митрополита Владимира (Сабодана) по экономике и безопасности Сергей Цыганков, председатель Русской общины Украины Константин Шуров, один из основателей парламентской фракции «В поддержку канонического Православия» ВР 12 созыва Юрий Болдырев и др. Сразу по окончании Архиерейского Собора РПЦ ряд государственных деятелей Украины начали новую кампанию нападок на Московский Патриархат. Вице-премьер Николай Жулинский завил, «что ничего другого от Патриарха Алексия он не ожидал», а спикер ВР Иван Плющ, создававший в 1992 году т. н. «Киевский Патриархат», – «позиция государства ясна – это создание Украинской Поместной Церкви» и заявил о «неконструктивной позиции Московского Патриархата». Очевидно, что кампания против УПЦ Московского Патриархата будет нарастать.

Карпаторусский вопрос. Незаслуженно забытым остался карпаторусский народ (русины), населяющий Закарпатскую область (более 700 тыс. человек). Русины идентифицируют себя как часть русского мира, находятся в жесточайшей оппозиции галицийскому шовинизму. В 1944 году делегация карпаторусских религиозных, культурных и общественных деятелей во главе с духовным лидером русинов православным священником Алексием (Кабалюком) специально ездила в Москву с требованием присоединения Карпаторусской республики к РФ и протестом против присоединения к Украине. Однако, коммунистическая власть проигнорировала эти требования и карпатороссы были подвергнуты принудительной украинизации. 1 сентября 1991 года в Закарпатье прошел местный референдум об автономном статусе края, 72% ответили утвердительно. Однако власти не только не признают результатов этого референдума, но отказывают русинам в праве на национальную идентичность, несмотря на то, что русины признаны как нация в подавляющем большинстве европейских стран. Подкарпатская Русь является западным форпостом РПЦ – здесь более 700 приходов и 20 монастырей. Духовным и политическим лидером русинов является православный священник Димитрий Сидор – настоятель кафедрального собора в Ужгороде. В крае имеется около 20 русинских общественных и культурных организаций.

… Политика форсированной украинизации может привести к денационализации в русских в местах их компактного проживания. Несмотря на максимальное сопротивление православных верующих, давление государства на УПЦ Московского Патриархата будет нарастать. Потеря Россией единственного мощного рычага духовного, идеологического и культурного влияния на Украине – УПЦ МП будет катастрофично. В частности, русское движение, лишенное мощного духовного базиса в лице Церкви будет обесточено. Отделение УПЦ от Московского Патриархата, создание «Независимой церкви» из бывших православных и ее последующая неизбежная интеграция с католицизмом навсегда выведет Украину из орбиты восточно-христианской цивилизации. Игнорирование русинского вопроса, являющегося чувствительной болевой точкой (причем, тщательно скрываемой) украинства, явится как предательством этого дружественного России православного народа, так и «преступной халатностью» с геополитической точки зрения.

http://www.pravoslavie.ru/analit/rusideo/rusvoprosukr.htm

И.Ю. Минкевич
Проблемы русского населения на Украине

После распада СССР на Украине отсталость достаточно крупное количество русского и русскоязычного населения. В литературе часто встречается термин «русское нацменьшинство», но корректнее было бы говорить о «национальной группе», так как в процентном отношении русское население составляет никак не менее 22% от общего населения Украины, в то время как другие нацменьшинства не превышают более одного процента населения и в совокупности составляют 5%.

С 1991 года, ознаменованного получением независимости Украины, образовался целый комплекс проблем, связанных с проблемами нацменьшинств, в том числе и с русским и русскоязычным населением, начиная с кадровой политики и проблем образования, русского языка и заканчивая всплесками вандализма, направленными в адрес деятелей культуры и церкви Московской патриархии. Прежде всего, это связано со стремлением обособиться от бывшей метрополии, каковой Украина считает Россию, и стать полноценной европейской державой.

Граница преобладания русского языка проходит по Днепру и практически совпадает с границами юга и востока Украины. Региональные различия на Украине обладают одновременно экономическим, культурно-языковым и политическим измерением. В ряде регионов русские составляют более 50% населения. К тому же русское население сконцентрировано в прилегающих к России регионах. Так, в Крыму 67% населения – русские, в Донецкой обл. – более 55%, в Луганской – тоже более 55%, в Харьковской – более 45%, в Днепропетровской – более 45%; в Киеве проживает 600 000 русских. Официальные данные не отражают масштаба проблемы, так как они основаны на советской паспортной системе, определявшей этническую принадлежность по записям в паспортах родителей.

После 1991 года промышленность Украины оказалась не рентабельной и сложно реорганизуемой в условиях нарушенной союзной инфраструктуры. Тяжелее всего дело обстоит с более развитым в промышленном отношении и более урбанизированным востоком страны. Население этого региона содержит большой процентный состав русского и русскоязычного населения и, кроме того, поддерживает левые партии во главе с коммунистами. Поэтому этот регион как бельмо в глазу у западных регионов, которые проще поддаются промышленной организации вследствие более развитого аграрного комплекса. Эти области более склонны сотрудничать с Западом, нежели с Россией, благодаря их историческому развитию. Они всегда оспаривались Польшей и Австро-Венгрией, а русского человека здесь нередко видели только в качестве солдата с винтовкой или поработителя.

Не менее важной является проблема развития отдельных регионов Украины и подчиненности их разным могущественным государствам в различные временные рамки будь-то Россия, Австрия, Польша или Османская Империя. Сегодня Украина это национализирующееся государство, представляющее собой конгломерат разнородных областей со своей спецификой в демографическом и языковом составе, а также с разными экономическими условиями.

В ее западных областях сложился особый региональный тип украинской нации и культуры. Здесь сильны позиции украинского национализма. В южных областях (Одесса, Николаев), в Крыму, а также на востоке республики (Донбасс, Харьков) велика доля русского населения. На востоке особенно сильны связи с Россией, существует явное тяготение к ней. Регионализм и различия в этническом составе населения и в этнокультурных особенностях исторических областей Украины создают особый фон и исключительную сложность политической географии этой республики.

На востоке росли города и заводы, туда стекалась рабочая сила из соседних русских губерний – Курской, Воронежской, Белгородской. Потомки украинских крестьян, приходивших на заработки в города, забывали родной язык. Между тем юг Украины заселялся украинскими и русскими крестьянами, которых менее затейливые, чем Чичиков, русские господа покупали «на вывод в Херсонскую губернию». Большинство этнических украинцев здесь тоже говорят по-русски.

В 1920‑е годы советской властью на территории Украины проводили кампанию украинизации населения, а при «паспортизации» население целых городов и сел поголовно записывалось как «украинцы». Эти кампании имели очень жесткий характер. Подобными мерами стремились подавить «реакционный русский шовинизм». За непосещение обязательных «курсов украинизации» увольняли с работы, тотальному геноциду подверглись Русская Православная Церковь и русская интеллигенция.

Политика украинизации была направлена на привлечение на сторону большевиков крестьянских масс. Пролетариат, как и все городское население, был русскоязычным. Большинство горожан Украины к 1920–30‑м годам были русскими и евреями. В восточной части Украины сельское население тоже было русскоязычным.

Результатом подобных экспериментов был подъем национального самосознания, обретение авторитета украинского языка и литературы. Если взять языковый фактор, то в начале ХХ века на украинском языке разговаривали преимущественно в сельской местности. В крупных городах использовался русский язык. Следует напомнить, что к тому времени не вся Украина входила в состав Российской империи, а только ее восточная часть. Эти различия видны до сих пор, не смотря на политику украинизации, проводимую в 1930‑х годах.

Когда Украина была частью СССР, русский язык был обязательным языком администрации и общественной жизни. Население было частично русифицировано. Благодаря миграционной политике этническая украинская часть населения снизилась с 77% в 1959 году до 73% в 1989 году.

Что касается политики, проводимой украинскими властями в области ограничений русского языка, то на протяжении 1990‑х годов и сегодня наблюдается процесс сокращение области его применения. Этот процесс идет по разным направлениям: сокращение количества русских школ, неравномерное процентному составу национальностей учащихся; сокращение количества изданий русскоязычной литературы и периодики, а, кроме того, стремление выработать собственный научный язык, в том числе в медицине и фармакологии.

Если рассмотреть законодательство, адресованное нацменьшинствам страны, то можно увидеть следующую картину: законодательная база обеспечивает гарантии беспрепятственного свободного развития и использования родного языка во всех сферах жизни. Но это только в теории, а на практике происходит как раз обратное. Украинские национал-радикалы преднамеренно искажают законодательство Украины в сфере языков, игнорируют численный национальный состав населения, делают все для того, чтобы термины «родной язык» и «русскоязычное население» были исключены из украинского законодательства. Известные политические силы обостряют языковые проблемы, направляя свои усилия прежде всего против русского языка и русской культуры. Искажается история, очерняются русские исторические деятели.

В связи с сокращением русскоязычных школ многие дети из русскоязычных семей не могут получать образование на родном языке. Тоже наблюдается и в высшей школе, где преподавание на русском языке практически не ведется. Деятельность местных русских организаций подвергается постоянным нападкам со стороны националистических организаций. Имеются многочисленные акты вандализма, направленные против деятельности Русских культурных центров, приходов церквей Московской патриархии и т. п. Идет сокращение СМИ, как русскоязычных, так и ориентированных на другие этнические группы. Кроме того, многие русскоязычные жители не имеют доступа к русским изданиям по причине их отсутствия или дороговизны.

Довольно жестко на Украине идет также борьба среди трех крупнейших конфессий страны: Украинской православной церкви Московской патриархии, Украинской православной церкви Киевской Патриархии и Украинской Греко-католической церкви. Многие российские публицисты и исследователи отмечают, что данные процессы спровоцированы извне Ватиканом и западными странами во главе с США. Европе нужно создание буферного государства, которое бы отделяло Россию от Запада. Официально РПЦ не признавала образование УПЦ КП как раскол, но в тоже время существует тенденция к образованию самостоятельной, автокефальной церкви и подчинения УПЦ МП Киевской митрополии. Подобная политика имеет целью объединение двух православных церквей в одной и полное отделение Украины от России даже в церковных делах.

Из всего сказанного видно, что на Украине идет сильнейшая ломка, связанная с образованием национального государства, прозападно ориентированного и не желающего иметь ничего общего со своей бывшей метрополией, как иные политики воспринимают современную Россию. И главная помеха в данной политике – и восток страны с тоскующим по советскому прошлому населением с коммунистами, и УПЦ МП, которая является ни чем иным, как частью Русской Православной Церкви.

В последние 10 лет на Украине успешно отрабатывался сценарий управляемого кризиса, где политики делали себе имена на оппозиционности президенту и на громких многообещающих лозунгах. В разные времена в различных государствах власти использовали подъем национализма с целью сплотить нацию, но для Украины – государства с достаточно весомыми региональными различиями в экономическом и культурном плане – это становится практически невозможным делом. Органы государственной власти и крайне националистические силы Украины взяли на себя большую ответственность перед историей и будущими поколениями, пытаясь возвести непреодолимую стену не только территориального, но и духовного отчуждения русского и украинского народов. Всю ответственность за соблюдение индивидуальных и коллективных прав как российских, так и украинских соотечественников за достойное обеспечение достойных условий существования населения должны нести государства проживания.

http://www.hist.msu.ru/Science/LMNS2002/25.htm

БЕЛОРУССИЯ

Из статьи Татьяны Нечапайка
«Белоруссия: “райское место
для порядочных русских”»

В белорусских паспортах нет графы «национальность». Между тем, при переписи 1999 года 11,3% белорусских граждан (1,11 млн. человек) назвали себя русскими.

… И хотя президент Лукашенко регулярно заявляет, что «пятнадцать лет назад русские сидели «на чемоданах», а «отдельные политики были готовы «залить» национализмом нашу страну», именно Белоруссию выбирали и выбирают для жительства отставные советские военные, русские переселенцы из бывших республик СССР.

А теперь все чаще – русские бизнесмены «средней руки» и русские крестьяне, не потерявшие умения и желания заниматься сельхозпроизводством.

Согласно результатам официальных социологических исследований, для подавляющего большинства граждан Белоруссии национальность не имеет значения при выборе друзей, знакомых, супруга. Почти 40% от общего числа браков в республике заключается с представителем другого этноса.

Большинство белорусских граждан не интересуются национальной принадлежностью представителей органов власти, кандидатов в депутаты, коллег по работе.

Независимые социологи, изучив отношение разных этнических групп к важнейшим белорусским проблемам, обнаружили: «политически в Белоруссии – все белорусы».

Разве что, по данным предвыборного наблюдения Независимого института социально-экономических и политических исследований (НИСЭПИ), белорусы в массе своей активнее поддерживают действующего президента, «в наибольшей степени привержены существующему положению вещей».

Представители других национальностей, по данным социологов, демонстрируют большую готовность к переменам, а «русские оказываются посредине». К слову, глава белорусского Центризбиркома Лидия Ермошина – русская.

… Русские в Белоруссии не оформлены как отдельное этническое сообщество.

«Понятие российской диаспоры в Беларуси весьма условно, – утверждает автор книги «Национальная идея» оппозиционный политик Павел Северинец. – Российская община атрофирована, поскольку в русифицированной, советизированной и в значительной степени православной Беларуси пресловутый «русский человек» практически теряет идентификацию».

«Российская диаспора в республике находится в непростом положении, – заявляет депортированный из Минска российский политолог Андрей Суздальцев. – Наличие в Беларуси огромной массы россиян власти просто замалчивают. Именно россиян постепенно и неуклонно пытаются присоединить к белорусскому этническому массиву, отказывая им в сохранении их национальных особенностей и шаг за шагом обрывая их связи с исторической родиной».

Суздальцев утверждает, что обострение белорусско-российских торгово-энергетических отношений угрожает традиционному спокойствию русского этноса в Белоруссии.

«Россияне почувствовали, что из них хотят сделать виноватых за грядущие экономические и политические катаклизмы, которые медленно, но неотвратимо надвигаются на страну», – заявляет аналитик.

…Русские преобладают среди отправленных в отставку и подвергнутых уголовному преследованию по экономическим обвинениям руководителей крупных белорусских предприятий.

Аналитики отмечают объективную составляющую такой статистики: в большинстве своем отставленные руководители – продукт советской системы воспитания руководящих кадров, где «пятая графа» давала русскому преимущество над специалистом другой национальности.

До конца 1990‑х половину среднего управленческого персонала в Белоруссии составляли русские или выходцы из России. В среде вузовской науки и профессорско-преподавательских кадров удельный вес россиян и сегодня достигает 50% и выше (в технических вузах).

Но очевидно и другое: в процессе смены руководящих элит белорусская власть отдает предпочтение преданным доморощенным кадрам.

А обывателя государственные пропагандисты давно убедили в преимуществах «чистой и стабильной» Белоруссии перед огромной неустроенной Россией.

… Белорусский бизнес не без оснований опасается «русской хватки» и русских капиталов. На бытовом уровне, впрочем, обидное «москали» адресуется только тем, кто нарушает устоявшиеся морально-этические нормы и неписанные ценностные законы.

«Лайдаки (по-русски – «лодыри»), пропивают тысячи, а норовят объегорить хоть на копейку. Хамское барство!» – характеризует приезжих русских Иван Николайчук из поселка Мир. При этом уже полвека в соседях у Ивана – трудолюбивая русская семья, которую он не считает ни «кацапами», ни «москалями».

Проект мэра Москвы Юрия Лужкова по строительству в Минске элитных жилых кварталов нещадно критикуется жителями белорусской столицы.

«Привезут сюда свою роскошь, а мы как были лапотники, так и останемся!» – говорит минский таксист Дмитрий.

Наибольшие же опасения – что вслед за русскими сюда приедут жители южных российских окраин, которые уже сегодня контролируют ряд минских рынков и сети уличных киосков, но пока не диктуют «свои законы».

… Из общественных объединений, созданных в Белоруссии русскими, наибольшую известность имел в свое время «Славянский Собор «Белая Русь». Организацию курировал близкий к президенту Лукашенко чиновник Владимир Заметалин. «Собор» претендовал на звание партии, но при очередной перерегистрации не смог предоставить в Министерство юстиции списки необходимого числа членов и прекратил свою деятельность в конце 1990‑х.

… Периодически в прессе заявляет о громких акциях Всебелорусское объединенное казачество: казаки намеревались создать отряды для обеспечения порядка в период президентских выборов, обещали казачьи разъезды в местах массового отдыха горожан и патрулирование дорог совместно с Госавтоинспекцией.

Но казачьи разъезды и патрули на дорогах так и не обнаружились.

Несколько десятков зарегистрированных русских обществ занимаются культурно-просветительными, благотворительными и образовательными программами.

А незарегистрированное РНЕ регулярно рисует свастику на фасадах, заборах и двери Управы Белорусского Народного Фронта.

Письма с угрозами, подписанные «русскими националистами», периодически поступают в редакции белорусских негосударственных газет; от театра «Лялька» в Витебске эти же неизвестные потребовали убрать из репертуара спектакли на белорусском языке.

Активисты незарегистрированной российской Национал-большевистской партии «отметились» черной краской на здании генерального консульства Эстонии в Минске и забросали бутылками с черной краской консульство Латвии в Витебске.

Правоохранительные органы Белоруссии не привлекали к ответственности представителей этих групп, ссылаясь на неустановленность конкретных лиц.

Правда, в средине прошлого года Управление КГБ по Гомельской области возбудило уголовное дело в отношении двух руководителей «Русского национального единства». Членов группировки обвинили в деятельности от имени незарегистрированной организации, но до суда дело все еще не дошло.

Между тем, по аналогичному обвинению в этот же период в Белоруссии был отправлен в тюрьму лидер оппозиционной властям организации «Молодой Фронт», а ряд активистов МФ наказаны штрафами и условными сроками.

… Русский – один из двух государственных языков в Белоруссии. Статус государственного русскому языку вернул президент Лукашенко после референдума 1995 года. В стране – единицы белорусскоязычных школ, еще меньше детских садов, где с воспитанниками общаются на языке титульной нации, нет ни одного высшего учебного заведения, где преподавание велось бы по-белорусски.

Образование, просвещение, пропаганда, делопроизводство – все в Белоруссии ведется на русском языке. Любопытно при этом, что, по данным переписи 1999 года, родным назвали белорусский язык 73,7% опрошенных. «В их числе – 40 тысяч русских», – уточняет председатель «Товарищества белорусского языка» Олег Трусов (кстати, русский по национальности).

По данным НИСЭПИ, лишь четверть русских выступает за то, чтобы их язык был единственным государственным в Белоруссии. Но для всех национальностей доминирующей является группа сторонников равного статуса двух языков.

Главная газета страны «Советская Белоруссия» (орган Администрации президента) выходит по-русски, белорусскоязычная пресса уступает русскоязычной и по ассортименту, и по тиражам. Практически по-русски работает Национальная телерадиокомпания.

Программы как минимум трех российских каналов устойчиво принимаются в большинстве регионов Белоруссии – с той лишь поправкой, что, в соответствии с заключенными между телевещателями договорами, российский продукт маркируется приставкой «Беларусь».

На практике это оборачивается определенной цензурой: НТВ-Беларусь, например, не покажет программу с критикой в адрес страны или белорусского президента, а какой-либо обсуждаемый в мире фильм заменят классикой «Беларусьфильма», с партизанами, болотами и целомудренным текстом.

Именно из-за критичности и «не того тона статей» в Белоруссии не дозволен к распространению «Московский комсомолец». Хотя практически все российские газеты можно получать по подписке, а многие продаются в белорусских газетных киосках.

http://news.bbc.co.uk/go/pr/fr/-/hi/russian/in_depth/newsid_6901000/6901302.stm

ЮЖНЫЙ КАВКАЗ

Из статьи Алексея Манвеляна
«Русские в Армении: последние из молокан»

Русская диаспора Армении начала активно сокращаться после Спитакского землетрясения 1988 года. Но те, кто не уехал в те дни, решили остаться навсегда.

В 1989 году численность русских в Армении составляла около 52 тысяч человек. В 2001‑м – 16,5 тысячи. Сегодня, по словам генерального директора Фонда помощи и содействия России соотечественникам в Армении Ивана Семенова, их порядка 12–13 тысяч человек.

«Я не вижу многих из своего близкого окружения, друзей детства, – говорит он. – Все они сейчас живут в Краснодарском или Ставропольском крае, а некоторые в Воронежской или других областях России».

Русская диаспора Армении, по словам Семенова, состоит из двух основных групп – мигранты советского времени и старожилы.

…«В Лермонтове сейчас уже полсела молокане, полсела – армяне. Живут дружно, очень дружно, – говорит он, но добавляет: уезжали не все. – Часть молокан, компактно проживающих в основном в селениях Фиолетово и Лермонтово, остались. Численность их, правда, сократилась в пять раз. Из них 2 тысячи живут в Ереване, 3 тысячи по всем остальным регионам Армении. Живут не шикарно, зарабатывают трудом. Мужчины в основном на строительных работах, их жены работают уборщицами».

Среди тех, кто не покинул Армению, в основном – смешанные семьи. Это примерно половина всего русского населения Армении. «Эти русские женщины со временем уходят в мир иной. А их дети от смешанных браков это уже не русские. Они выросли здесь, им ближе армянский язык, все армянское. Русский дух у них уже отсутствует», – говорит Семенов.

По словам директора Славянской школы и председателя общества «Россия» Юрия Яковенко, те, кто не уехали в трудные 1989–1995 годы, не уедут уже никогда: «Для оставшихся здесь людей Армения стала своей страной, второй родиной, а для некоторых – первой, потому что многие родились здесь. Для них Армения – своя страна, а Россия в данном случае – историческая родина».

… Активная миграция русских из Армении началась после cпитакского землетрясения в декабре 1988 года. Все районы компактного проживания русского населения оказались в зоне стихийного бедствия.

Разгорался карабахский конфликт между Арменией и Азербайджаном, из-за угрозы новых подземных толчков была остановлена Армянская атомная электростанция, на жизнь повлияли транспортная блокада Армении со стороны Азербайджана, распад Советского Союза.

Это было начало экономического и энергетического кризиса в республике, который затянулся на несколько лет и не оставлял надежд на скорое восстановление и строительство жилья в зоне бедствия. Многие, в том числе часть русских, были вынуждены покинуть Армению.

В результате обострения армяно-азербайджанских отношений сотни тысяч армян и азербайджанцев оказались беженцами.

Призывы к «миацуму» – воссоединению Карабаха с Арменией, – звучавшие в те годы на театральной площади в Ереване, стали постепенно сменяться призывами к освобождению от коммунистического режима, от Российской империи. Все, что было связано с советским прошлым, ассоциировалось с Россией, и всплеск национального самосознания армян мог вызвать у русских ощущение дискомфорта и страха, неуверенности в дальнейшей жизни в Армении.

«Ничего плохого в те годы со стороны армянского населения по отношению к нам мы не чувствовали, – вспоминает председатель общества «Россия» Юрий Яковенко. – Но некоторое чувство страха было. Мы не знали, как повернется дальше. Мне рассказывали о случаях, когда некоторые люди спешно снимали таблички с русскими фамилиями с дверей своих квартир. Но проявления агрессии в отношении русских не было».

… Самым сильным ударом по русскоязычному населению и толчком к новой волне миграции из Армении было придание армянскому языку статуса государственного. С принятием в 1993 году закона «О языке», все делопроизводство и обучение было полностью переведено на армянский язык.

Закрылись русские факультеты в техникумах и вузах. «Многие квалифицированные русскоязычные специалисты, в основном, интеллигенция, лишились работы и были вынуждены уехать, – говорит Яковенко. – Вдруг русский язык стал иностранным, а мы, русские, – иностранцами».

Были оставлены русские классы, где по закону «О языке» имеют право обучаться только дети этнических русских, граждан России и детей от смешанных браков.

В настоящее время в Армении есть 40 школ, имеющие русские классы с первого по десятый. Обучение проводится по российским программам, а учебники для этих классов поставляет правительство Москвы. Но сказывается недостаток квалифицированных русскоязычных учителей. Кроме того, большинство предметов в этих классах преподается на армянском.

В последние годы в Ереване действует коммерческая Славянская школа, где преподавание ведется полностью на русском языке. Но, по словам руководителя Фонда помощи соотечественникам Ивана Семенова, в Армении трудно найти таких русских, которые в состоянии платить более 800–900 долларов в год за обучение ребенка.

В числе более чем 100 вузов Армении насчитывается десяток коммерческих филиалов российских учебных заведений, но не во всех из них преподавание ведется на русском языке.

По словам директора Славянской школы Юрия Яковенко, русская молодежь Армении все-таки стремится получить образование в России. Многие уезжают по программе межгосударственного обмена между Россией и Арменией: «В этом году мы из Москвы получили 80 мест для абитуриентов, пять мест для аспирантов и одно место в магистратуре».

Но и это в какой-то мере способствует оттоку русских из Армении: молодые люди нередко остаются на исторической родине и забирают к себе родителей из Армении.

… По словам Ивана Семенова, русские в Армении только в годы переходного периода испытывали некоторые неудобства: «Изменилось отношение не только к русским, но и к России. Если раньше смотрели на россиян как на оккупантов, то сейчас мы этого не слышим. Большинство армян сейчас за дружбу и контакты с Россией. Мне, например, не раз приходится слышать: делайте все, чтобы русские не уезжали. И от простых людей слышал, и от многих чиновников».

По мнению Юрия Яковенко, у русских в Армении никаких проблем ни с армянами, ни с армянскими властями нет. «Правительство ежегодно выделяет средства для деятельности русской общины, – говорит он. – Издаются газеты и журналы на русском языке: «Голос Армении», «Новое время», «Деловой экспресс», сейчас появился «Собеседник» в Армении».

«И художественную, и научно-популярную, и справочно-энциклопедическую литературу – пусть немножко дороже, но купить можно, – добавляет Яковенко. – У нас есть журнал «Русский язык в Армении», мы смотрим программы российских телеканалов. По армянским каналам смотрим ежедневные новостные телепрограммы на русском языке, а по понедельникам – получасовую авторскую программу Ольги Аракелян «Армения – наш дом» специально для нацменьшинств. Есть хороший русский драматический театр».

Основными проблемами представители русской диаспоры Армении считают отсутствие статуса русского языка. «Естественно, государственный язык – армянский, никто с этим не спорит, – признает Яковенко. – Но у русского языка, как у языка, объединяющего русскоговорящих, русскоязычных – не только русских, но белорусов, украинцев, греков, ассирийцев, многих беженцев, проживающих в Армении, – пока нет статуса. Статус языка межнационального общения прояснил бы многие проблемы».

Еще одна проблема, волнующая русскую диаспору, – это, по словам Ивана Семенова, то, что «ни в одной районной, уездной, республиканской администрации, в парламенте, в аппарате президента вы не найдете ни одного русского. В советское время такого не было».

http://news.bbc.co.uk/go/pr/fr/-/hi/russian/in_depth/newsid_6929000/6929421.stm

АЗЕРБАЙДЖАН

Из статьи Айтена Алиева
«Русские в Азербайджане:
без проблем, но с языком»

… С распадом СССР изменилась и динамика миграции. С 1979 по 1989 годы русское население Азербайджана уменьшилось. Согласно переписи населения 1979 г., русских было более 475 тыс. человек, а к 1989 г. их число уменьшилось до 392 тыс.

Сегодня, если верить последним статистическим данным, в Азербайджане проживает 180 тыс. русских, хотя в это число не входят дети, рожденные в межнациональных браках.

Русские уезжают из Азербайджана, в основном, по экономическим причинам, как, впрочем, и азербайджанцы республики. Однако социально-политические процессы, произошедшие в стране после 1990 г. (активная фаза войны с Арменией за Карабах, нестабильность и смена власти), также обусловили значительное усиление оттока русских из Азербайджана.

По мнению многих, причиной отъезда было не враждебное отношение к русским в Азербайджане, а возникновение языкового барьера.

Дело в том, что в отличие от некоторых республик бывшего Советского Союза, где язык «старших братьев», являясь официальным, все же не превалировал в быту, в Азербайджане русское население не испытывало необходимости учить азербайджанский язык.

В годы советской власти Азербайджан практически превратился в русскоязычную республику. Однако с приобретением независимости – единственным государственным языком стал именно язык титульной нации, что привело к сужению сферы применения русского языка (несмотря на почти 40% русскоязычных азербайджанцев).

Бакинский писатель и журналист Вячеслав Сапунов признается: переход от «старшего брата к младшему», был чувствительным, хотя и постепенным.

«Для меня, он выражался в том, что я оказался резко ограничен в возможностях работать на телевидении, где проработал около 10 лет. Сокращение русскоязычного эфира до минимума на всех телеканалах однозначно отразилось на моей жизни», – рассказывает Вячеслав.

Но парадокс, по его словам, заключается в том, что одновременно значительно возросло количество русскоязычных газет и журналов «с хорошими гонорарами».

«Русскоязычная пресса процветает, а телевидение практически отсутствует. Например, частный телеканал «Лидер» закрыл русские новости в эфире, но при этом стал выпускать русскоязычный журнал», – говорит журналист.

С другой стороны, зрители другого частного телеканала, ANS, в последнее время могут смотреть в эфире информационную передачу на азербайджанском языке, которую представляет русская ведущая.

Лидер русской общины Азербайджана, депутат азербайджанского парламента Михаил Забелин, отмечая низкую общественно-политическую активность русского населения, причиной так же назвал незнание русскими азербайджанского языка.

«Это очень мешает русскому населению полностью адаптироваться в новых условиях, поскольку это, безусловно, препятствует их более активному участию в различных партиях, движениях», – подчеркивает депутат.

По его словам, незнание азербайджанского языка мешает устроиться на работу, так как документация во многих учреждениях и предприятиях ведется на госязыке. «Вот это – основной, серьезный недостаток, основная проблема русского населения», – считает Забелин.

«Еще одна проблема, которой мы также занимаемся, связана с тем, что русская молодежь, которая выросла в Азербайджане, еще недостаточно активно участвует в бизнесе, они стараются где-то трудоустроиться, а строить самостоятельный бизнес почему-то не научились. С целью содействия решению проблемы мы создали ассоциацию русской молодежи», – заключает лидер русской диаспоры в Азербайджане.

Вместе с тем можно привести множество примеров, когда русские, владея азербайджанским языком, полностью адаптировались, работают в престижных компаниях. Юлия Гуреева родилась и выросла в городе Гяндже. Несмотря на то, что образование она получила на русском языке, неплохо владеет и азербайджанским.

Юлия считает, что именно поэтому, у нее не было проблем с трудоустройством. Проработав несколько лет в различных неправительственных организациях, где она занималась проблемами беженцев, Юлия сделала карьеру в пиар-индустрии и сейчас является менеджером по проектам в одной из крупных иностранных компаний.

А бакинец Тимур Мельников, уже много лет работает менеджером компьютерного отдела в одной из азербайджанских компаний. Тимур отметил, что проблема с изучением азербайджанского языка заключается в том, что нет государственных программ изучения языка, нет серьезных курсов, образовательных программ для русскоязычных.

«Негде учиться азербайджанскому языку, очень трудно найти преподавателя, – признается он. – С книгами тоже проблема их больше на русском и на английском, чем на азербайджанском».

Как бы соглашаясь с Тимуром, Вячеслав Сапунов отметил, что учить азербайджанский сложно не только из-за отсутствия программы, а еще и из-за толерантности азербайджанцев.

«Как только на базаре или на улице, в такси, народ чувствует, что мне трудно изъясняться по-азербайджански, они переходят на русский язык! – сокрушается он. – Мне не удавалось загнать себя в азербайджаноязычную атмосферу, даже в провинции. В Гяндже, Шеки, Шемахе – везде говорят по-русски, даже молодежь, которая формировалась уже в годы независимости!"

«И как тут учить язык, если тебя не заставляют обстоятельства? В моем случае не заставляют, потому что я нашел работу в русскоязычных газетах и журналах, издаю свои книги на русском, и они читаются и раскупаются», – радуется журналист.

Образование на русском языке в Азербайджане держит марку, благодаря старым учительским кадрам, учебникам из Москвы. Многие азербайджанские семьи предпочитают отдавать своих детей в русские школы, так что их количество практически не сократилось. К тому же в вузах также есть факультеты с обучением на русском языке.

Культурная жизнь русскоязычного Баку тоже полна событий. Гастроли МХАТа и Большого театра, московского Театра на Таганке, выступления Юрского, Хазанова, Жванецкого, Ярмольника, Абдулова, «Дни России в Азербайджане», дни русского романса, премьеры Театра русской драмы, дни Пушкина, дни русской литературы – это далеко не полный список событий русской культурной жизни Азербайджана последнего года.

http://news.bbc.co.uk/go/pr/fr/-/hi/russian/in_depth/newsid_6265000/6265714.stm

Из статьи Вадима Игнатьева
«Русские в солнечном Азербайджане»
сентябрь 2002 г.

…Прошедшая недавно в Баку торжественная церемония закладки нефтепровода Баку-Джейхан стала очередным горьким напоминанием о том, что бывшие республики СССР все больше отдаляются друг от друга. К большому удовлетворению Вашингтона, щедро спонсировавшего этот проект, каспийская нефть пойдет в обход России по территориям Грузии и Турции. Однако помимо нефтяных интересов у Российской Федерации в Азербайджане есть еще и заботы, связанные с поддержкой проживающих там россиян. Русская диаспора в Азербайджане, несмотря на ее не слишком большую численность, продолжает играть существенную роль во всех аспектах жизни азербайджанского общества.

…По данным переписи 1989 г., в Азербайджане проживало 392 тысяч русских, в основном в крупных городах – Баку, Гяндже, Сумгаите. Русские села были компактно сосредоточены в основном в Шемахинском, Исмаиллинском и Ленкоранском районах страны. С тех пор численность русского населения резко уменьшилась и в настоящее время составляет, по разным данным, от 30 до 50 тысяч человек. Основными причинами данного явления выступают низкий уровень естественного роста численности русских, а также высокие темпы миграции за пределы страны, особенно после событий 1990–1991 годов.

Русское население уезжает из Азербайджана в основном по экономическим причинам, так как в Москве, Санкт-Петербурге и других крупных городах России уровень жизни выше, чем в Азербайджане, да и привлекательность этнически родственной среды для переселения играет немалую роль. Кроме того, социально-политические процессы, развернувшиеся в Азербайджане после 1990 г. также обусловили значительное усиление оттока русских из Азербайджана. С этого момента стали усиливаться политические факторы, которые оказали влияние на миграционные настроения русских. Это, в первую очередь, конфликт в Нагорном Карабахе и вызванная им внутриполитическая нестабильность, резкое сужение сферы применения русского языка и общее возрастание психологического дискомфорта для русских в республике.

В первые годы независимости русская община Азербайджана в определенной мере оказалась отчужденной от основных политических процессов. Именно поэтому участие представителей русской общины в политической жизни носило эпизодический характер. Сокращение промышленного производства, остановка многих фабрик и заводов, скудные бюджетные ассигнования на науку, образование и другие явления, характерные для постсоветского периода не только в Азербайджане, но и в других республиках СНГ, также способствовали миграции русских (особенно молодежи) за пределы страны.

Тем не менее, значение «русского фактора» в Азербайджане определяется той существенной ролью, которую продолжают играть русские в экономической и социальной жизни страны. Подавляющее большинство русских здесь – городские жители, главным образом квалифицированные рабочие, инженеры и техники. Часть русских (в основном с высшим образованием) занята также в государственных, научных и образовательных учреждениях.

Русская община Азербайджана, во главе которой стоит ее председатель Михаил Юрьевич Забелин, несмотря на все трудности, прежде всего материальные и финансовые, продолжает активную политическую, общественно-культурную и благотворительную деятельность. В рамках общины в Баку функционирует и Центр русской культуры во главе со Светланой Николаевной Бариновой. Совместно с представителями Русской православной церкви в Азербайджане, прежде всего Владыкой Александром, Управляющим Бакинской Епархией, епископом Бакинским и Прикаспийским, проводятся пасхальные и рождественские концерты, праздники, рождественские елки, благотворительные обеды и другие мероприятия.

Руководители общины совместно со священниками РПЦ регулярно выезжают в места компактного проживания русских, устраивают встречи с местным русским и русскоязычным населением с целью поддержать его в духовном отношении, дать людям нравственную опору. В стране, где 90 процентов населения исповедуют ислам – это нелегкая задача. Тем более, что и в Азербайджане есть силы, стремящиеся использовать религиозный фактор в политических целях.

Русская община поддерживает тесные контакты и с другими общинами Азербайджана – украинской, греческой, грузинской и другими, а также поддерживает связи и взаимодействие с азербайджанскими властями и местными мусульманскими лидерами. Во многом благодаря этому Азербайджан в целом характеризуется одним из наиболее высоких в мире уровнем религиозной толерантности.

В целом, русские, населяющие сегодня Азербайджан и являющиеся его гражданами пока не испытывают особых проблем в повседневной жизни. По крайней мере, здесь нет того бытового национализма и откровенной дискриминации, которым подвергаются русскоязычные жители в прибалтийских республиках. В Азербайджане функционируют многочисленные русские школы, в большинстве вузов имеются русскоязычные факультеты, издаются газеты и журналы на русском языке и т. д.

Однако в последнее время русскую общину в Азербайджане тревожат некоторые новые тенденции в общественно-политической жизни республики. Так, принятый в Азербайджане в июне 2002 г. новый закон «О государственном языке», вызвал серьезную озабоченность представителей русскоязычного меньшинства, считающих, что он в целом ряде сфер ущемляет их права. Представители Азербайджанского демократического конгресса, особенно рьяно выступавшие за принятие нового закона, выступают с требованиями обязательного изучения всеми русскоязычными жителями республики азербайджанского языка, а также прекращения государственного финансирования русскоязычных школ.

Подобные высказывания звучат в адрес не только образования на русском языке. Президент частной радиотелекомпании «ANS» Вахид Нахыш, например, предлагает отдать местным телекомпаниям все три бесплатных общедоступных телеканала, переданных для вещания российских телекомпаний ОРТ, НТВ и РТР, а желающим смотреть российское телевидение – покупать спутниковые «тарелки».

Однако понятие «русскоязычные» в Азербайджане включает представителей и многих других национальностей – турок, евреев, грузин, лезгин, талышей, армян, украинцев и т. д. Так что предпочитающих в общении и работе русский язык в Азербайджане может быть более 2 миллионов человек, и в это число входит немало азербайджанцев. В этих условиях государственная политика усиления позиции азербайджанского языка вызывает тревогу русскоязычного населения. Заместитель председателя Русской общины Азербайджана, Виктор Татаренко заявил, например, что закон о государственном языке идет вразрез с новыми документами, подписанными президентами Азербайджана и России и ущемляет права русскоязычного населения, что недопустимо для страны, выбравшей демократический путь развития.

Между тем, за время, прошедшее с момента вступления закона в силу, в Азербайджане уже начались вполне конкретные перемены. Руководители больших предприятий отказываются принимать от желающих поступить на работу заявления и документы на русском языке. А Государственная комиссия по приему студентов отказалась рассматривать заявления абитуриентов, написанные на русском языке, даже если речь идет о желающих поступить на русский сектор вуза. Как объяснила председатель этой комиссии Малейка Аббас-заде, вся официальная документация должна вестись только на государственном – азербайджанском языке, при этом используется не кириллица, а латинский алфавит.

Однако противники излишней спешки в этом вопросе есть и среди депутатов азербайджанского меджлиса. Например, депутат Ибрагим Исаев считает, что русский язык является международным, и ограничивать его использование не стоит. Вместо того, чтобы ратовать за быстрое закрытие русских школ, по мнению депутата, лучше позаботиться о повышении уровня преподавания в азербайджанских школах. С учетом общественных настроений правительство Азербайджана заявило, что продолжит государственное дотирование русскоязычных школ.

Наличие значительной русской общины безусловно является одним из существенных внешнеполитических факторов для Азербайджана, что учитывается и руководством республики. Насколько важным и серьезным является данный вопрос, можно судить по той активной политике, которая проводится официальными кругами РФ по отношению к соотечественникам за рубежом. Экономические и культурные проблемы русскоязычного меньшинства требуют своего разрешения, и русские, живущие в Азербайджане, своими силами вряд ли смогут их решить. Помимо гуманитарной направленности, эта политика преследует и вполне определенные политические цели. Таким образом, ситуация вокруг русской общины в Азербайджане подтверждает, что наши соотечественники в ближнем зарубежье – это серьезный фактор, который еще долго будет оказывать влияние на политическую ситуацию в границах бывшего СССР.

http://www.russedina.ru/frontend/heading/russian? id=955

БАЛТИЯ

Сергей Эдуардов
Русские в Прибалтике: само не рассосется

Вырвавшись из СССР, Латвия и Эстония, как известно, де-юре восстановили государственность, существовавшую до 1940 года, – в отличие от Литвы, которая стала строить новое независимое государство (чему послужил не только этнически «правильный» состав населения, но и боязнь лишиться Клайпеды и Вильнюсского края). Соответственно, если в Литве гражданство было предоставлено всем постоянным жителям, то в двух других прибалтийских республиках – только гражданам прежних государств и их прямым потомкам; остальных обязали проходить сложную процедуру натурализации. Первоначально были очень большие надежды на массовый исход «оккупантов» и проводилась сознательная политика реэмиграции: меры, призванные принудить инородное население убраться восвояси, принятием дискриминационных законов о гражданстве и языке отнюдь не ограничивались. Однако сии надежды, по большому счету, не оправдались. К 1995 г. эмиграционная волна спала. Хотя в абсолютных цифрах отток был значителен (например, из Эстонии в первые годы после восстановления независимости уехало около 90 тыс. человек – многие, кстати, теперь хотят вернуться), кардинальных изменений в этнической картине не произошло: доля лиц титульной национальности возросла за период с 1989 (когда проводилась последняя всесоюзная перепись) по 2002 г. с 52% до 58% в Латвии и с 62% до 68% в Эстонии.

Для «лишенцев» был придуман особый статус, отличающийся от статуса лиц без гражданства. Они получили паспорта постоянных жителей, не являющихся гражданами. От обычных паспортов эти корочки отличаются даже цветом – фиолетовый в Латвии (с записью «не гражданин» – в обиходе «негр») и серый в Эстонии (с записью «иностранец» – в буквальном переводе «пришелец»). Неграждане не принимают участия в общенациональных выборах (в Эстонии они допущены к муниципальным выборам, в Латвии – нет), не служат в армии, не могут занимать государственные посты. Различия в правах по сравнению с гражданами касаются не только политической, но также социально-экономической и гуманитарной сфер. К примеру, в латвийском законодательстве эксперты насчитывают до 70 различий такого рода.

Однако, за исключением совсем уж помешанных националистов, выдавить инородцев на историческую родину никто уже, в общем-то, не пытается. После удовлетворения первоначальной жажды мести наступило известное отрезвление. С конца 90‑х гг. и в Эстонии, и в Латвии официальная политика по отношению к национальным меньшинствам претерпела значительные изменения, причем дело не только в либерализации как таковой (особенно заметной в Эстонии), но в самой сути: вместо реэмиграции был взят курс на интеграцию неграждан в местный социум. На этот счет появились даже специальные государственные программы. Пресс, под которым находятся неграждане, легче не стал, но избавиться от них теперь хотят не с помощью пространственных перемещений, а путем ментально-лингвистической перековки.

Подавляющее число неграждан – русскоязычные. Для получения гражданства Эстонии или Латвии в порядке натурализации им необходимо иметь статус постоянного жителя республики на протяжении не менее 5 лет и сдать экзамен на знание языка (требуется понимать устную речь, уметь беседовать и читать), Конституции, истории и культуры страны. Многие прежние ограничения (например, для тех, кто родился за пределами данной республики) сняты; отменены существовавшие ранее квоты («окна натурализации»); для людей старше 65 лет сделаны некоторые послабления. Инородные «дети независимости» (дети неграждан, родившиеся после 21 августа 1991 г. в Латвии и после 26 февраля 1992 г. в Эстонии) получают по достижении совершеннолетия гражданство почти автоматически. В Латвии, правда, для этого требуется заявление от обоих родителей с обещанием «способствовать интеграции ребенка в латвийское общество, изучению им латышского языка; воспитывать в нем доверие к Латвийской республике». Кроме того, любой ребенок из семьи апатридов (неграждан и лиц без гражданства) по достижении совершеннолетия может стать гражданином по упрощенной процедуре – без сдачи экзамена, – если предъявит документ о среднем образовании с латышским (эстонским) языком обучения или другой документ, удостоверяющий знание языка на уровне, необходимом для натурализации (даже в Латвии, с ее более строгими нормами, таковым документом в принципе может быть и аттестат русской общеобразовательной школы). Официальная позиция властей ныне звучит так: двери открыты для всех постоянных жителей, милости просим, только сдайте экзамен.

Однако столпотворения в этих дверях что-то не наблюдается. Более того, число обращений за получением гражданства в порядке натурализации падает. Не будет большим преувеличением сказать, что практически все, кто имел возможность и хотел получить гражданство, его уже получили. Так, если с 1992 по 2000 г. гражданство Эстонии в порядке натурализации приобрели 113 тыс. человек (в т.ч. 24 тыс. этнических эстонцев), то последние 2 года темпы натурализации упали до примерно 3 тыс. человек в год. При этом гражданство Эстонии по состоянию на конец прошлого года имели менее 40% (174 тыс., в т.ч. около 80 тыс. – в порядке правопреемства) из 440 тыс. проживающих в республике неэстонцев. Около 22% (95 тыс.) обзавелись иностранным (как правило, российским) гражданством, остальные (39%, или 135 тыс.) – апатриды. (Существуют еще т. н. «нелегалы» – лица, у которых вообще нет законных документов на проживание в стране; точное их число неизвестно, а оценки колеблются от 30 до 70 тыс.) Похожая картина и в Латвии: гражданами являются около 44% из 976‑тысячного нелатышского населения; здесь, разве что, выше доля апатридов (53%, или 520 тыс. человек) и меньше – иностранных граждан (всего 3%, или 29 тыс.). По словам вице-консула по вопросам гражданства посольства России в Риге Евгения Таркина, в последнее время поток обращений за получением российского гражданства вновь увеличился и составляет в среднем 200–300 заявлений в месяц. (Кстати, п.1 ст.14 нового Закона о гражданстве РФ сохраняет упрощенный порядок приема в российское гражданство для апатридов – бывших граждан СССР.)

Однако русскоязычные жители Прибалтики, даже выбирающие российское гражданство, в Россию не рвутся: и ехать некуда, и уровень жизни на прародине ниже, и вообще там неспокойней. (Особенно заметен контраст в материальном достатке при переходе из Нарвы в Ивангород; вот уж, воистину, один город – две судьбы.) А получить гражданство страны пребывания основная масса неграждан не может либо не желает. Выучить «с нуля» местный язык, тем более в пожилом возрасте, дано не каждому. Останавливают и материальные соображения: общие расходы на получение гражданства (более $40 в Латвии и $25–30 в Эстонии), хотя и невелики, но для тех, кто перебивается случайными заработками (уровень безработицы среди неграждан заметно выше), это все равно накладно. К тому же, в своем новом статусе к родственникам в Россию особо не поездишь: так, российская виза для неграждан и граждан Латвии стоит соответственно $8 и $30. Многие молодые люди, особенно в той же Латвии, не спешат с натурализацией, дожидаясь достижения предельного возраста, после которого не призывают в армию. Но, пожалуй, самая главная причина, отвращающая от натурализации, – моральная. Значительная часть русскоязычных жителей Латвии и Эстонии считают саму эту процедуру унизительной и вообще затаили обиду – в первую очередь, естественно, те, кто вместе с прибалтами боролся против советского маразма за независимость. (На референдуме 1991 г. за независимость Латвии высказались более 45% нелатышей; согласно социологическим опросам того времени, на независимое от Москвы государство психологически ориентировались до 80% эстонских русских.) По данным исследования, проведенного Управлением натурализации Латвии, сегодня 34% неграждан этой республики считают, что гражданство им должны предоставить автоматически, без каких-либо заявлений с их стороны, уплаты пошлины и сдачи экзаменов; 26% опрошенных отметили, что, не имея латвийского гражданства, легче ездить в Россию и страны СНГ; 23,5% не готовы к сдаче экзамена по латышскому языку; 20% не могут позволить себе требуемые для натурализации траты; у 18% на получение гражданства просто нет времени; 21,5% респондентов заявили, что в гражданстве Латвии не нуждаются.

К указанным причинам можно добавить еще одну – надежды, связанные с предстоящим вступлением стран Балтии в Евросоюз. Дескать, чего сейчас суетиться, если новоиспеченные члены ЕС будут вынуждены решить проблему неграждан «по справедливости». Однако такого рода надежды, увы, необоснованны. На это совсем недавно указал, в частности, министр народонаселения Эстонии Пауль-Ээрик Руммо. Он подчеркнул, что унификация в рамках Евросоюза законов, связанных с гражданством, вовсе не означает, что при вступлении страны в ЕС обладатели «серых» паспортов автоматически станут гражданами единой Европы и Эстонии; напротив, они станут «иностранцами» уже в полном смысле этого слова и их правовой статус окажется более ущемленным, чем ныне. При этом больших изменений в эстонском законодательстве в связи с проблемой иностранцев не предвидится. Для многих неэстонцев, по словам министра, будет шоком, когда они «прозреют от иллюзий» и поймут, что при вхождении Эстонии в Евросоюз автоматически гражданство им никто не предоставит.

Итак, балтийские апатриды будут вынуждены либо смириться со своим ущербным статусом, либо уехать, либо все же «интегрироваться» – а значит, учить чуждый язык. Российский посол в Эстонии Константин Провалов смотрит на это философски: «Если ты живешь в стране, то должен говорить на языке титульной нации, тем более, если этот язык является государственным. Однако тут нет большой проблемы, уже сейчас молодежь, дети учат эстонский язык и могут на нем общаться со сверстниками. Да и проблема гражданства со временем решится естественным образом, поскольку, согласно действующему на сегодняшний день закону, успешная сдача школьного экзамена на аттестат зрелости автоматически дает гражданство». Словом, лет через 50 само рассосется... Но даже оставляя вопрос о том, как эти 50 лет прожить (по оценкам, от трети до половины нынешних апатридов при любом раскладе так и останутся без гражданства), стоит заметить, что дело ведь не только и не столько в гражданстве как таковом, сколько в том, как сосуществовать в едином социуме этносам, столь различающимся по менталитету и культуре.

Неоднородно, к слову сказать, и само русскоязычное население Эстонии и Латвии. В нем можно вычленить три группы: «русобалты», «россияне» и «неопределившиеся», – которые на сегодняшний день, в общем-то, примерно те же, что и при делении по паспортному признаку (соответственно, граждане страны пребывания, российские граждане, апатриды). Первые – это, как правило, «старожилы», вполне адаптировавшиеся к местным условиям, достаточно сносно владеющие языком и в целом разделяющие ценности коренного этноса. От них в известном смысле дистанцируются те, кто не сумели вписаться в местное общество и ощущают себя прежде всего россиянами (при благоприятных обстоятельствах они, в принципе, готовы уехать в Россию). Апатриды занимают промежуточное положение между «русобалтами» и «россиянами»; эти люди не отделяют себя от страны проживания, но, вместе с тем, чувствуют свою чужеродность в условиях национального государства (значительную их часть тоже можно отнести к потенциальным эмигрантам, но, скорее, в западном, а не в восточном направлении). Ясно, что раз ставится задача интеграции русскоязычного населения, то решаться она должна с учетом этих реалий. Иначе одновременно с ростом числа граждан нетитульной национальности доля «русобалтов» среди них будет уменьшаться (и увеличиваться доля тех, кто находятся во внутренней оппозиции государству, гражданами которого являются). Но даже «русобалтов» нельзя перековать в эстонцев или латышей. Между тем, как уже отмечалось, именно на подобную перековку «пришельцев» и «негров» (или хотя бы их отпрысков) делается ставка.

За официальными целями, как они сформулированы, скажем, в эстонской государственной программе интеграции на 2001–2007 гг., «воссоздания общей эстоноязычной языковой среды при условии культурного многообразия и толерантности» легко прочитывается курс – представляется, априори бесперспективный – на ускоренную ассимиляцию, к которой, собственно, вся «интеграция» и сводится. Действительный культурный плюрализм и взаимодоверительное сосуществование этносов в общем государстве – не из этой оперы.

Языковые требования – несомненно, главное орудие ассимиляции. Особенно жесткие они в Латвии. Там даже в негосударственных организациях, например в редакциях русскоязычных газет, все таблички на дверях должны быть только на латышском. Уже сейчас свыше половины предметов в русских школах Латвии преподаются на государственном языке, а с 1 сентября 2004 г. исключительно на латышский будет переведено обучение в 10 и 11 классах всех государственных и муниципальных средних общеобразовательных заведений. В русских школах Эстонии с 2007 г. на государственном языке должны преподаваться не менее 60% предметов. Защита своего национального языка – особенно, если он объективно «неконкурентоспособен» – дело праведное, и страхи прибалтов на этот счет обоснованы. К примеру, учителя в Эстонии жалуются, что стоит в эстонский класс прийти нескольким русским детям, как языком общения немедленно становится русский (это склонны объяснять разным национальным темпераментом). Президент Латвии Вайра Вика-Фрейберга, отвечая на вопрос о том, возможна ли в ее стране такая же ситуация, как в Финляндии (два государственных языка – финский и шведский), сказала: «Если бы в Латвии было только 9% говорящих на русском языке, как в Финляндии – говорящих на шведском, то у нас не было бы никаких проблем. А поскольку у нас совершенно другой процентный состав, мы должны заботиться о том, чтобы латышский язык существовал и функционировал во всех сферах».

Но отмеченная «неконкурентоспособность» местных языков (тем более в условиях глобализации) уже сама по себе делает бессмысленными попытки превратить прибалтийских русских чуть ли не в «лэнгвидженосцев» эстонского и латышского. Да, конечно, сохранить свой язык и культуру, не давя всей государственной мощью более сильную (или более пассионарную) чужую, – задача куда как более сложная, но, во всяком случае, не безнадежная. Если интеграция и возможна, то без предоставления русскому языку какого-то официального статуса не обойтись. Уровень владения государственным языком в Эстонии и Латвии среди русскоязычного населения, видимо, еще не скоро преодолеет планку хотя бы в 50%. В данной ситуации бить языком по голове и прочим местам, по меньшей мере, недальновидно; ни к чему, кроме усиления межэтнической враждебности, это не приведет – лучше уж сразу вернуться к политике реэмиграции. Как это ни банально, но необходим широкий диалог и поиск путей к такому двуязычному сообществу, в котором комфортно себя чувствовали бы представители как титульной нации, так и русскоязычного меньшинства. Изъяны нынешней интеграционной политики в Латвии и Эстонии связаны как раз с тем, что ее содержание – это компромисс между либералами и радикалами внутри господствующей нации, в выработке которого русская часть общества никак не участвовала.

Ну а что же матушка-Россия? До сего времени никакой осмысленной политики в отношении соотечественников в Прибалтике не наблюдалось. Не принимать же за таковую бесконечные причитания «Наших обижают!» и экономические санкции, по «нашим» же в первую очередь и бьющие. Между тем Россия объективно может выиграть при любом повороте событий – и в случае движения Латвии и Эстонии к подлинной межэтнической интеграции (чему Москва в состоянии поспособствовать), и, как это ни покажется циничным, в случае продолжения курса на ассимиляцию или второго издания реэмиграционной политики. Вымирание русского населения – это, возможно, главная угроза для России. Вопрос только в том, в какой мере данная угроза осознается во властных верхах и готовы ли Дума, правительство, Кремль выделить большие деньги, если русским в Латвии и Эстонии тамошняя национально-ориентированная «толерантность» вконец осточертеет.

Начало процесса демократизации было толчком для национального пробуждения, и новые демократические тенденции дали латышам и русским равные возможности. Часть русских активно поддержала процесс латышского национального пробуждения («Атмода»), веря в его необратимость. Так, например, А. Мальцев был одним из 17 заметных деятелей культуры, подписавших в июле 1988 года открытое письмо Расширенной Ассамблее Союза писателей Латвии с предложением о создании демократического Народного фронта.

Идею об образовании Народного фронта Латвии (НФЛ) поддержали русские писатели Л. Азарова, Р. Добровенский, В. Дозорцев и М. Костенецкая, журналисты А. Григорьев, А. Казаков, переводчик и библиограф Ю. Абызов и многие другие. В 1989 году Л. Гладков, Ю. Дозорцев, В. Жданов, В. Кононов и М. Костенецкая были избраны в Совет НФЛ. В. Дозорцев стал членом президиума Совета НФЛ, А. Григорьев – одним из редакторов газеты Народного фронта «Атмода» («Пробуждение»). Тираж русского издания этой газеты был довольно большим – от 15 до 100 тысяч экземпляров. «Атмоду» читали не только русские, проживавшие в Латвии, но и демократически настроенные жители России.

Народный Фронт Латвии стал основой для образования Латвийского общества русской культуры (ЛОРК). Учредительная ассамблея ЛОРК была созвана 4 марта 1989 года. Целью Общества было как можно активнее способствовать развитию русской национальной культуры и традиционных русско-латышских отношений, а также сотрудничеству с представителями других национальных меньшинств.

В то же время, некоторое количество латвийских русских смотрели на процесс возрождения Латвийского государства с недоверием. Это отразилось в опросе общественного мнения 1989 года: идею независимости Латвии поддержали только 49% жителей нелатышской национальности. Что касается латышей, то 93% высказались за независимое государство.

Против независимости Латвии открыто выступил созданный в 1989 году «Интернациональный фронт трудящихся Латвии» («Интерфронт»).

Эта организация поставила себе цель завоевать симпатии тех русских, которые не были глубоко интегрированы в местное общество, не знали латышского языка и не признавали национальные особенности страны.

Одновременно с формированием Латвии как национального государства были приняты политические меры, стратегической целью которых было пропорционально увеличить численность латышей в латвийском обществе. Но это не означало, что большинство русских были вынуждены покинуть Латвию. Важным стимулом для отъезда русских, украинцев и белорусов было образование в 1991 году независимых государств – России, Украины и Белоруссии, что давало возможность лучшего национального самоутверждения этих народов. Однако надо заметить, что массовый отъезд русских был характерен только для периода восстановления независимости Латвии.

В 1991–1992 годах произошел большой скачок в уровне эмиграции из Латвии. В 1991 году число покинувших страну на 11,2 тысяч превзошло число въехавших, а в 1992 эта разница возросла до 47,2 тысяч.

Отъезд русских из восстановленной независимой Латвийской Республики повлекло за собой старение общества Латвии и потерю определенного числа людей рабочего возраста. В 1993 году въехавшие в Латвию люди возраста 30–44 лет и дети до 18 лет составили 32% от общего числа иммигрантов, а соответствующая группа выехавших из страны – 61%.

Такой всплеск русской эмиграции из Латвии усугубил проблемы национального самоутверждения русских, оказав на него противоречивое воздействие. С одной стороны, появился стимул для этнического сплочения русских. С другой стороны, наоборот, уменьшилась внутренняя этническая взаимозависимось. Эта вторая тенденция проявляется наиболее сильно тогда, когда этническая группа не видит благоприятных перспектив для своего развития в рамках национальной структуры, где представители основной нации считают ее препятствием для достижения социальной гармонии. В таком случае многие предпочитают ассимилироваться, вписаться в престижное общество доминирующего народа. Если для некоторых это непросто, то их дети имеют большие шансы этого добиться.

Восстановление Латвийской Республики происходило в период кризиса Советского союза, который привел к его окончательному распаду. Началось восстановление государственной системы России. Впервые в истории стало возможным сосуществование Латвии и России как двух независимых демократических государств.

Этот процесс оказал незамедлительное влияние на мышление латвийских русских, оказавшихся в ситуации, которая делала возможными различные формы поведения. Одним из вариантов было проявление естественного желания народа развивать свою национальную культуру, пользуясь долгосрочной поддержкой государства. Но принять эту позицию означало вернуться в Россию.

Формирование юридической системы в Латвии создало местным русским условия для проявления их общественной инициативы и для образования русских общественных организаций. Наиболее известной из них является Русская Община Латвии – РОЛ.

Русская Община Латвии была основана в 1991,– сразу же после признания международным обществом независимости Латвии. На первом этапе своего существования Русская Община насчитывала 360 членов, а в 1995 году – уже более 800. С самого начала РОЛ поставила себе главной задачей «создать поистине интегрированную и эффективную систему взаимозащиты и взаимной поддержки, как духовной так и материальной, которая служила бы членам общины в течение всей жизни». Согласно идеологии РОЛ, консолидирующей основой общины является русский язык, а не этническая принадлежность ее членов. В основополагающих документах Общины не упоминается идея о русском национальном меньшинстве, ибо РОЛ не поддерживает официальную позицию, согласно которой латвийские русские делятся на две группы соответсвенно их политическому статусу – граждане и неграждане Латвии (т. е. бывшие граждане СССР). Для РОЛ также не существует различия между этническими русскими и другими русскоговорящими жителями страны.

Можно сказать, что благодаря Русской Общине Латвии, воссоздаются элементы русского самосознания, существовавшие во времена Латвийской республики 1918–1940 гг. Как и в 1920 –1930 годы, развивается русская общественная инфраструктура. Современные русские поддерживают идею о культурной автономии, успешно реализованную в довоенной Латвии. Несмотря на то, что РОЛ является скорее общественной, чем политической организацией, она способствовует укреплению латвийской государственной системы.

Устав Русской Общины Латвии помогает понять, каково различие между самосознанием латвийских русских довоенного времени и периода после восстановления независимости Латвии. Для русских довоенного времени жить вне России было трагедией. Однако на родине им угрожала смертельная опасность. Русские, жившие в довоенной Латвии, надеялись на возрождение законного Российского государства, с которым они связывали свое будущее.

Наряду с Русской Общиной Латвии, наиболее заметными русскими национальными обществами являются:

Балто-славянское общество культурного развития и сотрудничества (первая русская общественная организация, основанная после восстановления незяависимости Латвии). Основана в 1988 году. Насчитывает около 100 членов.

Русской культурное общество. Основано в 1989 году. Насчитывает около 100 членов.

Центр классических языков и образования «Веди», основанный Советом Общества Староверов и Православной епархией.

Латвийский фонд Славянской письменности и культуры. Основан в 1989 году. Членами фонда являются Рижская русская община, Украинское общество «Днипро» и Белорусское общество «Свитанак ».

16 июня 1995 года одиннадцать русских национально-культурных обществ и другие организации Латвийской республики подписали соглашение о созданиии Координационного Совета русских общественных организаций Латвии. Целью этого соглашения было «способствовать охране, изучению и распространению русских национальных традиций и культуры, духовных и этнических ценностей, а также интеллектуального и творческого наследия русского народа».

Утро. 2003, 31 июля.

ЭСТОНИЯ

Екатерина Роберова
Русские в Эстонии: политическое,
экономическое и социальное положение

В настоящее время на территории Эстонии проживают представители более десяти национальностей. Русские являются второй по численности этнической группой после эстонцев. По данным Департамента статистики ЭР на 1 января 2000 г. национальный состав страны выглядел следующим образом: эстонцы – 65,3%, русские – 28,1%, украинцы – 2,5%, белорусы – 1,5%, финны – 1%, другие национальности – 1,6% (рис. 1).

Отличительной особенностью расселения русскоязычного населения является то, что их доля среди городского населения составляет 37,4%, а среди сельского – лишь 7,2%. Особенно высока доля русских в столице и таких крупных городах, как Нарва, Кохтла-Ярве, Силламяэ, Тарту и Пярну.

Национальный состав населения Эстонии имеет большие территориальные различия. Доля русских в отдельных районах страны колеблется от 2% до 70%. На территории страны сформировалось два региона, где доля русскоязычного населения превышает среднее значение по стране – это Северо-Восток и Таллин.

Положение русского населения Эстонии в правовых актах

В основе ситуации, складывающейся на общегосударственном уровне, всегда лежит правовая база. В Эстонии на основе идеологии мононационального государства были приняты законы о гражданстве, иностранцах, языке, основной школе и гимназии, выборах в государственное собрание и собраний местных самоуправлений. В настоящее время эти законодательные акты являются главным препятствием на пути обеспечения реального равноправия эстонского и неэстонского, прежде всего русского, населения.

19 января 1995 г. в Эстонии был принят Закон о гражданстве. Согласно этому документу гражданство приобретается по рождению, получается в порядке натурализации или восстанавливается лицу, утратившему гражданство Эстонии в несовершеннолетнем возрасте. Для получения гражданства Эстонии иностранец должен пребывать в Эстонии не менее пяти лет, знать эстонский язык (понимать устную речь, беседовать, читать и понимать тексты, письменно составлять документы), знать Конституцию ЭР (экзамен сдается на эстонском языке), иметь легальный постоянный доход. Гражданство не предоставляется лицам, служившим в качестве кадрового военнослужащего в вооруженных силах иностранного государства или находившегося на разведывательной службе или службе безопасности иностранного государства.

Важным фактором раскола общества является гражданский статус его членов. В 2000 г. количество жителей Эстонии, не имеющие ее гражданства, составило около 288 тыс. человек, или 20 % от всего населения (в 1999 г. – 26%). В стране велика доля лиц без гражданства – около 13%. Среди граждан других государств, проживающих в Эстонии, подавляющее большинство составляют граждане России (более 6% населения ЭР) (Центр информации по правам человека).

По данным переписи населения 2000 г. среди граждан Эстонии доля русских составляет лишь 13%, притом, что их доля в общей численности населения выше в два раза.

По состоянию на 1 января 2000 г. в Эстонии проживало почти 500 тыс. представителей национальных меньшинств, или 34,7% от всего населения страны. Около 40% из них является лицами без гражданства, почти столько же – гражданами Эстонии, гражданами России являются около 20 % неэстонского населения.

С 1992 г. – момента вступления в силу первого варианта Закона о гражданстве – до начала 2001 г. гражданами Эстонии в порядке натурализации стали более 113 тыс. человек, что составляет около 10% от общей численности граждан ЭР. В 2000 г. гражданство Эстонии получило 3425 человек, что на 1108 человек меньше, чем в 1999 г. (Центр информации по правам человека). Наибольшее число представителей некоренного населения стали эстонскими гражданами в 1993–1996 гг., когда процедура получения гражданства была относительно проста. В настоящее время гражданство получают в основном дети.

В настоящее время в стране наблюдаются значительные различия в правах между гражданами и негражданами Эстонской Республики. Только граждане Эстонии имеют полное право участия в выборах в Рийгикогу и местные органы самоуправления. Неграждане лишены пассивного права участия в выборах местных органов самоуправления, а активное право предоставлено только негражданам, имеющим постоянный вид на жительство. Между тем категория постоянных жителей в Эстонии практически отсутствует в связи с положением Закона об иностранцах, предусматривающим предоставление постоянного вида на жительство только после трехлетнего срока проживания по срочному виду на жительство.

В законодательных актах Эстонии в сфере занятости заложены также профессиональные ограничения. Только граждане Эстонии могут занимать должности в государственных учреждениях и местных самоуправлениях, служить в полиции, таможне и охране, нести исполнительную службу, быть прокурором, судьей и судебным заседателем, нотариусом, адвокатом, ректором университета, председателем и членом совета Банка Эстонии.

Только граждане Эстонии могут быть правомочными субъектами приватизации и свободно распоряжаться своей собственностью. Лиц, не имеющих гражданства Эстонии, могут не допустить к участию в приватизации. Только гражданин ЭР может покупать приватизационное имущество в рассрочку.

Таким образом, дискриминация русскоязычного населения, закрепленная в правовых актах, является основой для дальнейшего разделения общества – в экономической, социальной и образовательной сферах.

Традиционными отраслями специализации Эстонии являются машиностроение, металлообработка, приборостроение, электроника, легкая и пищевая промышленность, а также активно развивающийся в настоящее время транзитно-транспортный комплекс. На территории страны выделяются два основных района промышленной концентрации – Таллин и Северо-Восток. Хозяйственный облик столицы определяет Таллинский порт и связанные с ним обслуживающие отрасли. Основу Северо-восточного промышленного комплекса составляют топливно-сланце-химический комплекс, а также машиностроение, приборостроение и легкая промышленность.

В годы Советской власти Северо-Восток Эстонии развивался как индустриальная база. Это выделяло регион не только на фоне всей республики, но и Прибалтики в целом. Этому способствовало, прежде всего, наличие горючих сланцев для развития сланцехимической промышленности, дешевая электроэнергия с Нарвской ГЭС для развития текстильной промышленности, а также высококвалифицированные кадры для военно-промышленного комплекса.

Однако в настоящее время промышленный комплекс этого региона находится в кризисном состоянии, что вызвано, в первую очередь, распадом Советского Союза и как следствие этого разрывом экономических связей. Тем не менее, Северо-Восток продолжает играть важную роль в экономике страны. Так, по данным Департамента статистики ЭР в 1999 г. на его долю приходилась 1/7 промышленной продукции Эстонии и по доле в общеэстонском промышленном производстве уезд уступает только Таллину. Созданные в бытность Эстонии Союзной республикой производственные фонды, хотя и сильно устарели, являются достаточно инертным образованием, чтобы быть разрушенными за короткий срок, что создает двойственную ситуацию в регионе.

С одной стороны, Северо-Восток является стратегически важным для Эстонии регионом. Во-первых, здесь производится практически вся электроэнергия страны, и, во-вторых, именно через Нарву осуществляется ввоз и вывоз транзитных грузов. С другой же стороны, промышленный комплекс региона – это огромное количество проблем, возникших в начале 90‑х из-за разрыва хозяйственных связей. Многие из этих проблем ждут своего решения и по сей день. Некоторые промышленные объекты уже переданы в руки иностранных инвесторов, другие подверглись реструктуризации, а третьи были признаны банкротами.

Также необходимо отметить, что отличительной чертой промышленного комплекса Северо-Востока является тот факт, что подавляющую часть занятых составляют русскоязычные жители. Кризис промышленности вследствие распада Советского Союза и вызванный им рост безработицы наиболее остро затронули именно эту группу населения.

В течение последних одиннадцати лет на рынке труда Эстонии произошли большие изменения. В начале 90‑х гг. началось быстрое падение занятости и рост безработицы, затем с 1995 г. наступил период стабилизации, и в течение нескольких лет уровень безработицы не превышал 10%. Однако с 1998 г. вновь начался рост безработицы, которая достигла в 2000 г. 13,7%. К концу 2002 г. уровень безработицы снизился до 9,1 %, что за последние восемь лет является самым низким показателем. (Департамент статистики ЭР, Statistical Yearbook of Estonia 1998. Statistical Office of Estonia, Tallinn, 1998)

На фоне общереспубликанской ситуации на рынке труда наблюдаются значительные колебания на региональном уровне. Уровень безработицы по отдельным уездам республики отличается иногда более чем в два раза. Первенство по безработице продолжает удерживать Северо-Восток Эстонии. По сравнению с 2001 г. уровень безработицы снизился по всей Эстонии, за исключением Северо-Востока страны. Для сравнения: на севере Эстонии уровень безработицы – 7,1%, на Северо-Востоке – 19,1%. Ситуация на Северо-Востоке осложняется тем, что если в других районах создаются новые рабочие места, то здесь, наоборот, их закрывают, и инвестиции в тот край не доходят. В 2002 г. армию безработных Северо-Востока пополнили люди, которых сократили на Кренгольме и в «Ээсти пылевкиви». «Нитроферт» собирается сократить 400 человек, «Виру калатеэстус» – 22, «Силмет» – 150 («Молодежь Эстонии», 30.11.02). Необходимо отметить, что жителям этого района гораздо сложнее поменять место жительства и найти работу в других уездах, прежде всего из-за незнания государственного языка.

Величина средней заработной платы в различных отраслях экономики имеет существенные различия. Например, разница между зарплатой в финансовой сфере и сельском хозяйстве составляет 3,6 раза. Уровень зарплаты ниже среднего зафиксирован в здравоохранении, образовании, торговле, рыбном хозяйстве, а также у работников гостиниц и ресторанов. В энергетике, горном деле, государственном и самоуправлении, а также на транспорте заработная плата выше среднего уровня (Обзор по экономике Эстонии 1998–1999. Министерство экономики Эстонской Республики, Таллин, 1999).

Существенная разница в уровне заработной платы существует не только в отраслевом, но и в региональном разрезе. Самый высокий уровень заработной платы зафиксирован в Таллине, причем, только в столичном регионе уровень зарплаты превышает уровень средней зарплаты. Более низкая заработная плата характерна для Северо-Востока, где проживает подавляющая часть русского населения страны.

В целом, различия в уровне жизни населения Эстонии проявляются на двух уровнях. Во-первых, существуют территориальные различия. Своеобразным анклавом с высоким уровнем жизни является столичный регион, а уровень жизни значительно ниже среднего характерен для Северо-Востока. Во-вторых, для представителей национальных меньшинств характерен более низкий уровень жизни, чем для титульной нации.

В настоящее время главной проблемой в системе образования является сохранение в республике всех ступеней образования на русском языке. Ликвидация высших звеньев образования на русском языке неизбежно ведет к его тупиковости, когда наиболее способная молодежь вынуждена будет в целях получения высшего образования с начальной ступени начинать обучение на эстонском языке.

Основным вектором изменения системы образования в свете принятия Закона об основной школе и гимназии является переход к 2007 г. на эстонский язык обучения. Тем не менее, под влиянием реальной ситуации в стране в начале декабря 2002 г. правительство одобрило поправки в данный закон, предусматривающие право представителей национальных меньшинств изучать в основной школе родной язык и культуру («Молодежь Эстонии», 04.12.02).

В соответствии с поправками, ученики, родной язык которых отличается от языка преподавания в их основной школе, при содействии государства и местных самоуправлений получат возможность изучать также язык и культуру своего народа. Целью поправок является стремление создать для представителей всех живущих в Эстонии народов возможность сохранить национальное самосознание.

Законопроект предлагает школам организовывать уроки языка и культуры в качестве факультативных занятий, при этом государство будет финансировать их проведение так же, как финансирует сейчас преподавание других факультативных предметов. Поправка в равной степени коснется школ с русским и эстонским языками обучения.

Реформирование системы образования в последнее десятилетие поставило в более сложное положение в Эстонии прежде всего высшее образование на русском языке. Среди причин этого можно назвать не только законодательные требования, сокращение объемов или полное прекращение обучения на русском языке (например, в Тартуском университете, кроме его Нарвского колледжа) в государственных вузах, но и сложности с созданием собственной учебно-материальной базы.

http://www.materik.ru/print.php? section=analitics&bulsectionid=2547

ЛАТВИЯ

Игорь Пименов
Политические ориентиры реформы
образования меньшинств Латвии
(На подступах к пропорции «шестьдесят на сорок»:
1995–2001 годы)

От недавних общих разговоров о необходимости защиты русского языка как языка одного из меньшинств Латвии – этнического и лингвистического – мы пришли закономерно к необходимости защиты образования на русском языке.

Понятно, почему защищают язык. Ведь он часть культуры и материальный носитель культуры. Но язык ещё и средство воспроизводства культуры, её мыслительных, ценностных и поведенческих стереотипов – всего, что иногда называют ментальностью.

Обучение – прямой канал в подсознание человека, что в школьном возрасте ведёт к стойкой зависимости подростка от языка обучения. Если язык чужой, это может привести к замене ментальности, то есть, к замене части культуры учащегося.

Как можно назвать доктрину государственной политики образования меньшинств, осуществляемой в Латвии? По моему, лучше всего её сущность выражается словом «латышизация», которое в латвийском историческом контексте звучит, конечно, резко.

Латышизация образования осуществляется, в первую очередь, заменой языка обучения на латышский. Образование в латвийских высших учебных заведениях, финансируемых государством, можно получить только на латышском языке. В этом году начнётся переход к среднему образованию только на государственном языке. (На момент подготовки статьи поправки к закону об образовании, оставляющие за русским языком узкий пятачок в две пятых от общего объёма учебных часов, ещё не приняты, но и он означают латышизацию образования.) В основной школе происходит билингвизация образования, которая чаще всего сводится к замене языка обучения на латышский.

…Первая программа Народного фронта Латвии (НФЛ) в Разделе Культура, образование, наука провозглашала: «НФЛ поддерживает культурную автономию живущих в Латвии национальных меньшинств, их стремление получать образование на родном языке». Это положение Программы НФЛ наряду с обещаниями гражданства всем жителям страны на момент получения независимости расположили к НФЛ часть нелатышского населения страны и в значительной степени обеспечили победу на выборах в Верховный Совет в 1990 году.

На подступах к реформе

В 1994 году правительство Латвийской Республики обратилось к Программе развития ООН с просьбой помочь разработать программу овладения латышским языком для не говорящих на латышском языке жителей Латвии. В 1995 году международная рабочая миссия при участии латвийских специалистов разработала программу, которая включала переход среднего образования меньшинств на государственный (латышский язык). Правительство приняло её как Государственную программу овладения латышским языком, хотя содержавшаяся в ней перспектива перехода образования на латышский язык вызывающе противоречила действовавшему тогда закону. Программу приняли «на вырост» в расчёте на то, что преобладание в Сейме депутатов правительственной коалиции обеспечит любые нужные изменения в законодательстве.

В 1995 году были приняты поправки в тогда действовавшем Законе об образовании, в соответствии с которыми два предмета в основной школе (5–9 классы) и три в средней (10–12 классы) обязательно должны были преподаваться на латышском языке. Одновременно была введена поправка, вводившая требование использовать в высших учебных заведениях, финансируемых государством, языком обучения только латышский.

Программа перехода к образованию на государственном языке

Весной 1998 года была обнародована разработанная Министерством образования и науки (МОН) ЛР (Полное название документа: «Программа постепенного перехода к получению среднего образования на государственном языке и увеличения до 2005 года удельного веса предметов, преподаваемых на государственном языке, в программах основного образования»). Это был момент истины в государственной реформе образования меньшинств Латвии. Программа объясняла цели и задачи прежних изменений в законодательстве, не скрывая их: исходным мотивом реформы объявлялась «сложная этно-демографическая ситуация в Латвии», а ее нормализация (стабилизация) Программой связывалась с увеличением количества жителей Латвии, «идентифицирующих себя как латышей»; главным препятствием на пути создания среды овладения латышским языком и интеграции в латвийское общество назывались школы с обучением на русском языке; главной (!) своей задачей МОН называло постепенное увеличение количества предметов, преподаваемых на латышском языке в школах с обучением на других языках, и обеспечение нормативной базы для осуществления постепенного перехода от образования на русском языке к образованию на латышском языке; программа предусматривала переход среднего образования меньшинств на преимущественно латышский язык обучения. Переход предполагал три трехлетних цикла, выводивших школу на преподавание 75 процентов учебных часов на латышском языке; программа также предусматривала введение билингвального образования в основной школе на основе «переходной» концепции билингвального образования. Цель этой концепции обеспечить переход образования к обучению в средней школе на латышском языке от обучения на языке семьи учащегося – к обучению на государственном языке.

Правительство Латвии 12 мая 1998 года принимает Программу перехода к сведению и включает её в проект концепции государственной программы содействия интеграции общества. Мягкая формулировка «к сведению» никого ни к чему не обязывала, но открыла «зелёный свет» авторам реформы в самом МОН. Характерно, что Программа перехода была, по существу, одобрена правительством ещё до принятия нового Закона об образовании, на который сама Программа уже смело ссылалась. Авторы в 1998 году были уверены в неуязвимости своей политики. Проект Закона был разработан также в МОН.

…Сейм принимает Закон об образовании в октябре 1998 года. Закон даёт гарантии получения образования в Латвии на латышском языке и декларирует возможность получения на других языках. Одновременно Закон наделяет МОН неограниченными полномочиями назначать предметы, которые школы, осуществляющие программы для национальных меньшинств, должны преподавать на государственном языке. Депутаты также внесли в Закон требования более жёсткие, чем предлагавшиеся МОН в Программе – c 1 сентября 2004 года обучение в десятом классе средней школы и на первом курсе профессиональных школ должно начаться «только» на государственном языке. Закон обеспечил юридическую крышу Программе перехода образования на государственный язык. Реформа начала разворачиваться в полную силу.

…В 1999 году обсуждается и позже принимается Концепция правительственной программы «Интеграция общества в Латвии». Парадоксальность латвийской интеграционной концепции заключается в том, что средством сплочения населения и сохранения меньшинствами национальной и культурной идентичности называется переход системы образования меньшинств на латышский язык, что изначально предназначалось для решения совсем другой задачи изменения этно-демографической ситуации в стране.

Политика интеграции должна хотя бы не ухудшать положение жителей, относящихся к меньшинствам, тем более не разрушать уже существующие возможности. Между тем Закон об образовании требует упразднение средней школы и профессионального образования меньшинств Латвии.

Позже Сейм принял Закон об общем образовании, смягчивший категоричность Закона об образовании. Среднее школьное учебное заведение может включить в свою программу изучение родного языка учащихся и такое учебное содержание, которое обеспечивает сохранение национальной идентичности учащихся. По существу, законодательство было лишь приведено в строгое соответствие с требованиям Программы МОН перехода образования на государственный язык.

В 1999 году МОН разрабатывает Образец программ основного образования для школ национальных меньшинств на основе переходной концепции билингвального образования. Образец предлагает четыре подпрограммы, отличающиеся интенсивностью перехода обучения на государственный язык.

МОН требует от школ в июне 1999 года, чтобы школы выбрали и с 1 сентября 1999 года начали осуществлять одну их четырёх подпрограмм. Директора школ вынуждены принимать решение в спешке, не понимая в полной мере различия между подпрограммами, особенности билингвального обучения и билингвального метода. У автора этого доклада нет подтверждения, что в каких-либо школах в течение трёх летних месяцев администрация при принятии решения консультировалась с родителями.

МОН даже не разрабатывает Образец программ среднего образования для школ национальных меньшинств, поскольку Закон не ориентирует его на поддержание школ меньшинств после 1 сентября 2004 года. В действующем Образце программ среднего образования в нескольких параграфах лишь даются комментарии в отношении школ, осуществляющих образовательные программы национальных меньшинств.

Программа перехода образования на государственный язык выполнена нормативная база для осуществления постепенного перехода от образования на русском языке к образованию на латышском языке подготовлена, Закон об образовании принят. О программе перехода в МОН больше предпочитают не вспоминать. Хирургическая операция над системой образования завершилась.

Сейм ЛР 9 февраля 2000 года принимает «Стратегию интеграции в Европейский Союз», провозгласившую переход всех финансируемых государством школ к обучению на государственном языке средством интеграции общества, не оставляя никаких сомнений о намерениях государства ни в отношении образования латвийских меньшинств, ни в отношении целей политики интеграции меньшинств их латышизации.

В 2001 году либеральные латышские политики начали общественную дискуссию о необходимости ратификации Рамочной Конвенции Совета Европы о защите национальных меньшинств. Однако авторитетными руководителями правящих партий высказывается намерение предложить Совету Европы считать правительственную программу «Интеграция общества в Латвии» решением, которое заменяет ратификацию Конвенции.

Особая тема кадры для школ меньшинств. В 1996 году МОН принял распоряжение «Об аттестации знания латышского языка педагогическими работниками», предписывавшее, что педагогические работники, не получавшие образование на латышском языке, должны владеть латышским языком на уровне третьей категории (высшей в Латвии).

В августе 1998 года на Форуме работников образования Латвии в ответ на вопрос, как же МОН собирается переводить школы на латышский язык, ведущий чиновник МОН поясняла, что при грядущем сокращении количества учащихся в школах, которое начнётся вследствие демографического спада начала 90 х годов, среди учителей увеличится общая безработица, и тех учителей русских школ, которые не смогут «перфектно» преподавать на латышском, заменят учителя латышских школ.

Это же решение кадрового вопроса подтвердил министр в январе 1999 года, и, по существу, уже другой министр образования и науки, выступая в средствах массовой информации, в августе 2001 года.

http://shh.neolain.lv/seminar14/pimenov1.htm

В. Волков
Русские в Латвии

2. Самосознание русских в Латвийской Республике

Наряду с Русской Общиной Латвии, наиболее заметными русскими национальными обществами являются:

Русской культурное общество. Основано в 1989 году. Насчитывает около 100 членов.

http://www.materik.ru/print.php?section=analitics&bulsectionid=2547

ЛИТВА

Владимир Водо
Русские в Литве: «пятая колонна»
или граждане затонувшей Атлантиды?
февраль 1999 г.

Если проанализировать положение в странах Балтии, можно сделать парадоксальный и далеко идущий вывод о том, что российская внешняя политика – в части защиты прав этнических россиян в странах бывшего СССР – не столь невнятна, как это кажется на первый взгляд

Согласно официальным, хотя и заметно устаревшим статистическим данным, русские являются сегодня в Литве самым многочисленным (свыше 300 тыс., или 8,2%) меньшинством. Примерно 15 тысяч из них имеют российское подданство. За сорок лет, прошедших со времени проведения первой послевоенной (1959 г.) переписи населения численность русских в Литве выросла всего в полтора раза, чего нельзя сказать о наших ближайших соседях – Латвии и Эстонии. В результате того, что темпы прироста некоренного населения в Литве ниже, в этой республике сложилась более благоприятная ситуация для адаптации этнических русских к литовскому этнокультурному большинству и вследствие этого сформировались более благоприятные условия для интеграции русских жителей республики в литовское общество.

Многие указывают на демографический фактор как на основную предпосылку литовского «нулевого варианта», под которым понимается предоставление литовского гражданства всем постоянным жителям республики (по состоянию на день принятия Закона Литовской ССР «О гражданстве» 3 ноября 1989 г.). При этом из виду как-то упускается то немаловажное обстоятельство, что с получением литовского гражданства этнические русская община в Литве утратила raison d’etre (смысл существования). Поскольку русским более не надо было отстаивать свои гражданские, политические и экономические права, то и вопросы о представительстве русского меньшинства в законодательных или исполнительных органах, о сохранении своей национальной культуры и информационного пространства в Литве практически никогда не поднимались всерьез.

В результате нерешенными остались многие проблемы русских граждан Литвы (в особенности, касающиеся обучения на родном языке и доступа к российским информационным каналам). Сузилась и продолжает сужаться сфера употребления русского языка (который de facto объявлен иностранным) в школах и детских садах, а низкий процент этнических русских в Литве объективно способствует ускорению ассимиляционных процессов, сужает социальную базу функционирования созданных по этническому признаку общественных и культурно-просветительских организаций – их в различное время русскими гражданами Литвы было зарегистрировано свыше полусотни. Многие из них, так и не успев заявить о себе «во весь голос», тихо «скончались» по причине нехватки средств. В отличие от считающих своей родиной Литву израильтян и американцев для этнических россиян институт двойного гражданства не предусмотрен, а декларированное в федеральном законе РФ «О государственной политике РФ в отношении соотечественников за рубежом» обещание выдать всем желающим корочку «удостоверения соотечественника» так и осталось пустыми словами.

Минувшей зимой, выступая на «думских» слушаниях по делам соотечественников, представитель специальной правительственной комиссии по делам соотечественников сообщил, что в минувшем 2000 г. «на реализацию мероприятий по поддержке соотечественников», проживающих в Литве, было выделено – ни много ни мало – 2024,70462 тысяч (так в документе. – В.В.) рублей. В перечень финансируемых российским правительством мероприятий, в частности, попали тиражирование и распространение 7 комплектов учебных видеопрограмм по русскому языку и русской литературе, курсы повышения квалификации 25 учителей и преподавателей образовательных учреждений с русским языком обучения в РГПУ им. Герцена, зимний лагерь для детей и медицинские процедуры для ветеранов войны, 134 подписки на «Российскую газету», и, наконец, провальные, по мнению многих, гастроли Русского драматического театра Литвы в Ярославле и Владимире. Кроме того, еще 550 тысяч пошли на оказание финансовой помощи соотечественникам через российское посольство в Литве.

Защита права этнических россиян на сохранение ими своей национальной идентичности была и остается, по идее, одной из приоритетных внешнеполитических задач российского руководства. Правительство РФ не раз заявляло (никогда не наполняя, однако, при этом свои заявления конкретным содержанием) о своих намерениях «не допускать ущемления прав своих соотечественников за рубежом» всеми способами, признанными международным правом. На деле, однако, не раз декларированный курс на содействие русским в их интеграции в этническую среду «стран проживания» так и рискует остаться ничего не значащей декларацией. Многие отмечают, что российская политика по отношению к своим «соотечественникам» носит если не конъюнктурный, то откровенно двойственный и циничный характер.

Если проанализировать положение в странах Балтии, можно сделать парадоксальный (и далеко идущий) вывод о том, что российская внешняя политика (в части защиты прав этнических россиян в странах бывшего СССР) не столь невнятна, как это кажется на первый взгляд. Хотя в массовом сознании российского общества упорно культивируется образ стран Балтии как региона, «крайне неблагоприятного» для проживающего в нем русского этнического меньшинства, для официальных властей России, похоже, куда более предпочтительным является вариант, при котором русские оставались бы там, где они в настоящее время находятся. Об этом свидетельствуют как официальные заявления, так и полуофициальные высказывания представителей причастных к этой данной проблеме министерств и ведомств. В МИД РФ вообще считают, что «интересам, как России, так и стран Балтии объективно отвечало бы не искусственное выдавливание этнических россиян на их историческую родину, а понимание реальных проблем русского и русскоязычного населения и осуществление корректировки законодательства, а также практической деятельности государственных органов в этом направлении».

В России любят повторять, что «распад СССР и образование новых независимых государств явились фактором дестабилизации системы глобальных, региональных и межнациональных связей, в результате которой произошел разлом единого этнического пространства, а за пределами России оказались 25,3 млн. русских, тут же превратившихся в национальные меньшинства». Теперь у них якобы нет иного выбора, как только уехать из страны. Но не так-то все просто.

Новый российский закон «О миграции» не только ставит заслон «незаконному въезду» всех нежелательных «чужаков» в Россию, но также контролирует все (как внутренние, так и внешние) потоки всех перемещающихся лиц. Необходимость принятия такого закона якобы объясняется тем, что государство просто-напросто не готово принять русскоязычных беженцев из стран ближнего зарубежья. Еще в первой редакции российской концепции безопасности (утвержденной указом президента РФ № 1300 от 17 декабря 1997 года) была прослежена связь между миграцией, с одной стороны, и национализмом и сепаратизмом, с другой:

«К числу факторов, усиливающих угрозу нарастания национализма, национального и регионального сепаратизма, относятся массовая миграция и неуправляемый характер воспроизводства рабочей силы в ряде регионов страны. Основными причинами этого являются последствия распада СССР на национально-территориальные формирования, провалы национальной и экономической политики, как в России, так и в государствах – участниках Содружества Независимых Государств, распространение и эскалация конфликтных ситуаций на национально-этнической почве».

Тогда миграция интерпретировалась не только как усугубляющая причина национализма и сепаратизма, но и как их последствие. В последующей – второй – редакции она фигурирует едва ли не как основная причина этих явлений. Вольно или невольно, но редактирование и сокращение первоначального текста привело к тому, что отношение к мигрантам со стороны официальных российских властей как к субъектам миграционного процесса заметно ужесточилось, а авторы документа поменяли количественный признак миграции («массовость») на качественный («неконтролируемость»):

«Этноэгоизм, этноцентризм и шовинизм, проявляющиеся в деятельности ряда общественных объединений, а также неконтролируемая миграция способствуют усилению национализма, политического и религиозного экстремизма, этносепаратизма и создают условия для возникновения конфликтов».

Иными словами, если в 1997 году в России признавали, что участники «массовой» миграции хотя бы отчасти являются жертвами, то к 2000 году субъекты «неконтролируемой» миграции однозначно предстают злодеями, а «соотечественники, прибывшие в Россию и не получившие понимания и поддержки на территории этнической родины, становятся дестабилизирующим фактором в политической жизни России». Иначе говоря, «не получив понимания и поддержки» в странах своего проживания, русские призваны стать дестабилизирующим фактором в политической жизни у себя «дома». С другой стороны, мотивируя свое нежелание уехать в Россию, половина опрошенных «балтийских» русских считает, что условия жизни там будут хуже, чем теперь, а часть жителей уже настолько «оторвалась» от своих российских корней, что попросту не имеет представления о жизни в России. Скажем, для многих русских жителей Вильнюса характерны суждения о «дешевизне» жизни в Москве – при том, что средний заработок в российской столице «никак не ниже 500 долларов в месяц». Так что большинство русских жителей Прибалтики предпочитает жить именно «дома», а не в России. Это является косвенным доказательством того, что, даже оставаясь меньшинством, русские в Литве, Латвии и Эстонии не воспринимают себя обездоленным меньшинством. Но – и не «соотечественниками».

Прежде чем заботиться о соотечественниках, следует выяснить, кто они такие. В свою очередь, прежде чем определиться с понятием «соотечественники», следует определиться, что же такое «отечество» (ибо, по большому счету, оно слишком молодо, всего десяти лет от роду). Ибо никто и ничто так не отдалит «соотечественников» от их исторической родины, как борьба за их права, ведущаяся в думских кулуарах и в окружении российского президента. Понаблюдав за работой Совета соотечественников при Государственной Думе РФ, можно смело предположить, что проблемой соотечественников озабочены не столько русские, а кровно заинтересованная в их «защите» влиятельная группа московских «правозащитников». Скажем, в соответствии с законом РФ «О государственной политике Российской Федерации в отношении соотечественников за рубежом», под понятием «соотечественники» подразумеваются, в частности, все без исключения жители бывшего СССР, а именно «лица, состоявшие в гражданстве СССР, проживающие в государствах, входивших в состав СССР, получившие гражданство этих государств или ставшие лицами без гражданства» (ст. 1.2).

Примечательно в связи с этим высказывание, сделанное руководителем отдела изучения европейской политики ИМЭМО РАН РФ Надеждой Арбатовой:

«Что такое русскоязычное меньшинство в Балтии для самой России: разменная карта в какой-то большой политической игре или, как записано в нашей внешнеполитической доктрине, задача государства – «защита их интересов»? Насколько мы печемся об этих людях реально? Опыт Югославии показал, что наилучший способ защищать интересы своих соотечественников – это поддерживать хорошие отношения с государством, где живут эти меньшинства. То есть, если мы хотим действительно защищать права этих людей, мы должны выбрать такую политику, чтобы не разжигать страсти… Нам действительно надо определиться, что такое русскоязычное население: разменная ли это карта, или наш приоритет сам по себе».

Еще более характерной является реплика депутата латвийского Сейма Яниса Урбановича:

«Когда вы мне не помогаете, вы мне только вредите. «Никогда Россия своих соотечественников…» Они никакие не ваши, они мои, я их вам никогда не отдам. Вы мне лучше помогите. А если не знаете, как помочь, не мешайте».

Иногда между понятиями «соотечественники» и «диаспора» ставят знак равенства, хотя в российском политическом лексиконе понятие «диаспора» сегодня отсутствует. Ни в Законе «О государственной политике в отношении соотечественников», ни в новом проекте Закона «О гражданстве» о диаспоре нет ни слова. Правда, кое-где в научной литературе понятие «диаспора» имеется, и трактуется оно как «часть какой-либо этнической общности, либо религиозной группы, постоянно находящаяся вне пределов страны ее происхождения». К данному определению необходимо сделать одно – и весьма существенное – дополнение: «Диаспора может функционировать за счет осуществления членами данной этнической группы хозяйственной либо иной коммерческой деятельности, часть прибыли от которой направляется на финансирование социальных, культурных, просветительских и прочих программ в интересах всей общины».

Опыт взаимоотношений диаспоры и государства проживания показывает, что, чем выше авторитет ее (диаспоры) представителей в политике, экономике, культуре, чем выше ее роль на общественную жизнь в целом, тем больше вероятность того, что, принимая те или иные решения, государство будет учитывать интересы той или иной этнической группы. Изучение опыта современных диаспор показывает, что круг проблем, которые они решают на начальном этапе своего становления, включает необходимость консолидации по этническому признаку в целях защиты языка, культуры и самой физической возможности своего существования. Проблема же этнической идентификации решается путем личного выбора каждого из членов диаспоры. Зачастую носители «национальной идеи», ратующие за сохранение этнической и культурной самобытности своего народа в новых условиях, становятся для диаспоры ее «цементирующей» основой. К тому же, в состав русской общины (или диаспоры) входят лица, не являющиеся по своему этническому происхождению русскими или россиянами, но объединяющие себя с Россией по принципу языка. Скажем, «русскоязычные» (лица, для которых русский язык является преимущественным средством общения) составляют до 1/3 всего населения республик бывшего СССР и среди них нередко именно нерусские по крови становятся ядром новых – раздробленных – российских диаспор.

Очевидно, что русские (как в Литве, так и в двух других странах Балтии) должны самостоятельно определиться и наметить определенные вехи своей национально-культурной политики. Сложившаяся ситуация ставит их перед выбором поведенческой стратегии в инокультурном (и, возможно, даже чуждом для них) окружении. Таких стратегий может быть несколько, и определенным образом (причем, не всегда однозначно) они могут быть соотнесены с различными типами реакции индивида и группы на ту или иную стрессовую ситуацию. Психологи выделяют такие варианты, как «адаптация», «сопротивление», или же «бегство».

Первую поведенческую модель можно условно считать традиционной. Она подразумевает интеграцию в доминантную группу путем этнокультурной адаптации: принятия существующей системы ценностей и норм поведения, овладения языком и, наконец, обретения гражданства. При этом, однако, диаспора может сохранять свои культурные традиции (наряду с частичной их реконструкцией в новых условиях). Этот вариант (который может быть соотнесен также с реакцией «консервации») подходит лишь для небольшой части меньшинства (как правило, наиболее образованной), которая направляет этническую группу в сторону сохранения этой группой своих национальных особенностей в сочетании и с учетом местного (регионального) колорита. Для этого варианта характерны любительские и профессиональные формы самовыражения (такие как эмигрантские ансамбли, и т. д., стремящиеся к сохранению элементов национально-культурной идентичности). В Литве (где фольклорные традиции имеют глубокие корни) эта деятельность будет только приветствоваться и даже отчасти поддерживаться со стороны государства. Примечательно, что в настоящее время эта интеграционная стратегия поведения получила в Литве довольно широкое распространение: так, в республике создаются культурные, просветительские, религиозные и общественные организации.

Следует, однако, учесть, что при отсутствии должного взаимодействия с культурой большинства (например, привлечения учащихся русских школ к общенациональным праздникам песни) и неблагоприятной общественной ситуации подобная деятельность может привести местную русскую культурную и интеллектуальную элиту к самоизоляции (которая, в свою очередь, является предпосылкой сегрегации). Стратегию изоляционистских настроений (как потенциальное средство ухода от конфликтных ситуаций), в принципе, могут выбрать лица с менее высоким имущественным и социальным статусом, и столь же невысоким уровнем притязаний, психологически инертные, в частности, одинокие и пожилые люди, для которых «начинать все сначала» слишком поздно.

Второй путь можно условно считать соревновательным, когда представители этнических меньшинств будут соревноваться с представителями доминирующего в обществе большинства, стремясь посредством получения образования и приобретения соответствующего их чаяниям общественного статуса занять должное место в иерархии общества большинства. Эта модель поведения повлияла, в частности, на «прагматичный» выбор родителей в тех русских семьях, которые направляют своих детей в литовские (а не русские) школы. Данная модель видится в качестве единственно возможной там, где представители этнических меньшинств рассчитывают на свое полноценное и полноправное участие в жизни всего общества, и государство должно этому всячески способствовать. Тем не менее, чрезмерная активность в этой сфере может привести к культурной ассимиляции (и даже маргинализации) данного меньшинства. При этом любые активные действия, с целью изменения существующей ситуации на более благоприятную, потребовали бы значительных усилий со стороны местной политической элиты (которой, к тому же, у меньшинств нет) и длительного времени. Реставрация же прежнего общественного строя в странах СНГ практически невозможна.

Третий путь, при котором представители того или иного этнического меньшинства стремятся выучить несколько иностранных языков и получить высококлассное образование в одном из европейских университетов, можно назвать «европейским». Его целью является приобщение к ценностям мировой, а не этнической, культуры, что приводит к переоценке представителями меньшинства мировой, общечеловеческой (и недооценке своей собственной) культуры. Однако эта модель может быть успешно применена в прочих социальных (не обязательно этнических) группах, например, в вечном споре «отцов» и «детей». Примечательно, что представители некоренных национальностей в Литве в большей степени, нежели их сограждане, представляющие большинство населения, проявляют оптимизм в вопросе о предстоящем членстве республики в Европейском Союзе.

Диаспоры. 1999. № 2–3.

ЦЕНТРАЛЬНАЯ АЗИЯ

Из статьи М. Кайзера
«Русские как меньшинство
в Центральной Азии»
1998 г.

… В большинстве недавних дискуссий, посвященных национальному государству, «этнический» вопрос продолжает занимать центральное место. Социологи и социальные антропологи все более признают тот факт, что этничность связана с созданием идентичности и примордиальной уникальностью групп. Группа идентифицирует себя как этническая (или национальная в контексте бывшего Советского Союза), если она присваивает себе определенные эмические черты и культурные практики, которые отличают ее от других. Этничность, определенная в терминах языка, религии, культуры и т. д., приобретает важное значение в условиях современного государства. Озабоченность этническими вопросами до некоторой степени неизбежна для национального государства, так как их решение необходимо для ассимиляции различных социальных групп и «гомогенизации населения». Существование этнических меньшинств часто становится препятствием для этой интегративной тенденции внутри государства. С каждой новой ступенью развития национальных государств, когда каждое из них пытается определить коллективную идентичность с точки зрения этнического большинства, вопрос о большинстве и меньшинстве выходит на первый план.

Недавняя реконфигурация политической власти по национальным линиям в большей части Евразии снова сфокусировала внимание на этнических проблемах в этом регионе. Несмотря на то, что в большинстве публикаций недавнего прошлого утверждалось, что скачок в образовании «национальных государств» после второй мировой войны разрешил этнические проблемы, недавние события, кажется, доказывают обратное. Национализм остается главной проблемой для новых государств, и становится все более очевидным, что вместо разрешения этнических или национальных перипетий в регионе различные идеи национализма только придали им новую форму.

Поскольку все постсоветские государства, включая Россию, сами по себе являются многонациональными, они сталкиваются с проблемой интеграции меньшинств. Россия сталкивается с национальными притязаниями татар, башкир, чеченцев и т. д. Хотя постсоветские государства гетерогенны в этническом отношении, они мыслятся как национальные государства и пытаются способствовать развитию языка, культуры, демографического положения, экономики и политической гегемонии титульной этнической группы. «Национализация» политического пространства в регионе привела к тому. что большое количество людей оказалось вне своей национальной территории или вообще ее лишилось. Это также означает, что вместе с каждым новым этапом формирования национального государства вопросы о «национальном большинстве» и «национальном меньшинстве» становятся доминирующими.

На протяжении почти всего периода существования СССР западные ученые интересовались различными аспектами игнорирования в Союзе проблемы субнационализма, которая считалась слабым местом советской национальной политики. Сейчас мы все более убеждаемся в том, что, как и во всех современных государствах, в Советском Союзе постоянно существовали этнические проблемы. Это стало очевидно, когда в последние годы существования советской системы этническое насилие вспыхнуло в Нагорном Карабахе, в Азербайджане или даже в Казахстане после смещения первого секретаря Динмухамеда Кунаева, или позднее в Ферганской долине, где в конфликт были втянуты узбеки, киргизы и таджики. Появление осетино-грузинской проблемы, начало осетино-ингушской войны, грузино-абхазский конфликт и внутренний конфликт в Таджикистане – все это постсоветские проявления тех проблем, корни которых уходят в советское прошлое.

Советская национальная политика основывалась на предположении о том, что этнические различия являются пережитками прошлого, которые обречены на исчезновение с помощью социально спроектированных программ модернизации. Однако «национально-языковая» основа территориальных делений, основанных на базовой национальности, обеспечивала существование этнического фактора. В некоторых республиках процесс этнической идентификации приобрел собственную движущую силу благодаря объединению идентичностей вокруг основных групп. Выбор одного языка в качестве основы групповой идентификации обеспечивал это самоутверждение, и идентификация возникала вокруг него. Более того, поскольку границы республик основывались на численном преобладании определенной этнической группы, в них с необходимостью должны были существовать меньшинства. В некоторых районах этническое меньшинство могло составлять подавляющее большинство, например, преобладание таджиков в Бухаре и Самарканде в Узбекистане. Эти два города являются также примером двуязычных и не-этнических областей, которые были приписаны советскими политиками к определенной нации. Поддержка этнических движений во имя экономической или политической необходимости также не получила желаемого результата. Фактически этническая напряженность в республиках усиливала чувство обиды, вызванное привилегированным положением русских в этих регионах.

… В центрально-азиатском регионе поиск национальной идентичности всегда происходил на фоне особой и сложной демографической и культурной ситуации. Часто указывали, что в начале советской эпохи ни один из народов Центральной Азии (может быть, кроме татар) не обладал чувством национальной идентичности. Однако это отрицало бы существование многочисленных кратковременных экспериментов, как, например, в Башкирии. Тем не менее, особые центрально-азиатские идентичности выкристаллизовывались в советский период вокруг национальных республик. Усилия, направленные на образование новых государств в постсоветский период, придавали особое значение национальной идентичности. Формирование национальной идентичности в этом регионе отнюдь не проходило безболезненно, так как даже сегодня субнациональные связи очень сильны. Тот факт, что флаг постсоветского Туркменистана имеет пять звезд, каждая из которых символизирует одно из главных племен страны, есть нечто большее, чем странная деталь.

Утверждение этнической идентичности, которое сопровождало современную стадию образования государства, означало насущную политическую необходимость в идентификации «другого». Один из наиболее известных этнических расколов в Центральной Азии – это раскол между русскими и коренным населением. Он происходит одновременно на языковой и религиозной почве. Все государства имеют значительное русское меньшинство от 8–10% в Таджикистане, Узбекистане и Туркменистане до 22% в Кыргызстане и 38% в Казахстане. В основном русские не являются недавними переселенцами из России. Они приехали в Центральную Азию сначала с волнами иммиграции во времена Российской империи, затем в 20–30‑е годы в период расширения зон земледелия или позже, во время программы освоения целинных земель при Хрущеве. В большинстве случаев, за исключением Таджикистана, они родились в этих государствах.

Сложный вопрос о судьбе советской национальной политики, ее успех и провал, и ее притязания на «решение» национального вопроса создает контекст этой статьи, в которой утверждается, что вопрос о большинстве и меньшинстве часто зависит от рассматриваемых политических единиц и является в сущности изменчивым элементом в процессе образования национального государства. Этнический вопрос имеет геополитические корни, поскольку этнические требования неизбежно связаны с территорией. Когда мы говорим о бывшем Советском Союзе, это приобретает особое значение. Одной из наиболее драматических трансформаций последних лет является изменение статуса около 25 миллионов этнических русских, которые из группы большинства превратились в меньшинства с неясной идентичностью и неопределенным будущим. Резкий поворот судьбы в корне изменил господствовавшее в бывшем Советском Союзе определение не-русских как меньшинств – теперь русские стали «новыми» меньшинствами в постсоветских государствах.

… Возникшее после 1985 года недовольство в основном было вызвано социальным господством русских ценностей, языка и культуры, навязывавшихся местному населению. Однако остается неоспоримым тот факт, что центральноазиатские республики не голосовали за выход из Союза. На референдуме Михаила Горбачева в марте 1991 года большинство проголосовало за необходимость сохранения Союза. Это в большой степени отражает дилемму, которая стоит сегодня перед республиками: с одной стороны, их «национализирующая» позиция требует отстранения русских, а с другой, практические ограничения сдерживают слишком бурную реакцию. Признается также и то, что отношения между местными русскими и этническими центральноазиатами являются решающими для будущего этого региона, причем не только из-за того, что они отражаются на политических отношениях России с новыми государствами, но и потому, что в большинстве случаев экономическое и техническое знание, которым обладают местные русские, не может быть немедленно заменено с помощью менее квалифицированной рабочей силы Центральной Азии.

Существует несколько «раздражающих» моментов, способных воспламенить отношения между русскими и населением Центральной Азии. Политическое отдаление Москвы предоставило удобную возможность для выражения подавленных эмоций и недовольства в центральноазиатских республиках, где сегодня почти все общественные проблемы возлагаются на русских. Это отразилось в возмущении по поводу положения Аральского моря, которое так выразилось в стихах:

«Когда Бог любил нас, Он дал нам Амударью. Когда мы перестали любить себя, Он послал нам русских инженеров».

Сегодня становится все более выгодным смотреть на русских как на колонизаторов и чужаков, особенно из-за их нежелания учить языки и традиции этнических центральноазиатов. Некоторые государства Центральной Азии придают очень большое значение беглости во владении местными языками для всех граждан. Хотя эти декларативные перемены и не сопровождались деятельными правительственными попытками их осуществления, тем не менее язык остается очень острой проблемой. Процент местных русских с рабочим знанием центральноазиатских языков варьирует от менее чем 1% в Казахстане до 4,6% в Узбекистане. Возмущение местных русских по языковому вопросу рассматривается местным населением как «отсутствие желания» [20], так как необходимость заставила их однажды выучить русский. Подобное разделение привело к появлению про– и антирусских групп, особенно в Казахстане, где численное превосходство казахов совсем незначительно. Например, в Казахстане такими партиями являются прорусское «Единство» и антирусский «Алаш».

Сильное недовольство вызывает доминирование русских на элитных административных и технических должностях, хотя некоторые ученые, как, например, Нэнси Лабин, считают, что мнение западных специалистов о том, что славяне составляли привилегированную элиту, а коренное население было сведено к положению второго класса в своих собственных республиках, не совсем соответствует действительности. Социальные факторы и существование неформальной традиционной структуры могут четко определять индивидуальный выбор рабочего места и экономическое положение – а это данные могут и не обнаруживать. Лабин отмечает, что ситуация на рынке труда, например, есть следствие экономических и социальных факторов, которые, не касаясь вопросов о славянской дискриминации или превосходстве как таковых, изменяют национальные отношения, скрытые в этой ситуации. Со своей стороны, многие местные русские сегодня боятся неблагоприятной этнической реакции, хотя до настоящего времени практически все эпизоды насилия были лишь междоусобицей не-русских этнических групп. Уход русских из Центральной Азии начался уже в 1980‑х годах, когда начали уезжать в основном молодые образованные русские – это движение пошло навстречу потоку более ранних мигрантов. Результаты исследований подтверждают это цифрами, показывая резкий спад численности населения в деревнях с русским большинством в окрестностях Ташкента. С 1989 года количество русских, покидающих республики Центральной Азии, резко возросло, в период с 1989 по 1991 год регион покинуло почти столько же эмигрантов, сколько и за предыдущее десятилетие. «Вынужденные мигранты» могут быть не удовлетворены своим положением в России. Если их число будет расти, они могут, в худшем случае, стать потенциальными избирателями для правых националистов (в стиле Жириновского) и выступать за возможные действия российского правительства против стран Центральной Азии.

Межэтнические отношения в этих государствах связаны не только с демографической, но и с политической ситуацией. Особенно интересна в этом отношении ситуация в Северном Казахстане как в месте наибольшего сосредоточения русских в Центральной Азии. Казахстан интересен также и тем, что первые антирусские выступления в регионе были вызваны смещением первого секретаря казаха Динмухамеда Кунаева и заменой его этническим русским Геннадием Колбиным.

Казахстан был местом интенсивного поселения русских с XIX века. По данным переписи 1989 года, казахи составляли 40% населения, что не намного превышало численность русских поселенцев – 38%. Учитывая другие не центральноазиатские группы, коренное население Казахстана составляет менее 50%. Это разделение между европейским и казахским сообществами имеет и четкое геополитическое выражение. Славяне составляют большинство в северных областях, казахи же доминируют в южных частях страны. Деление на север и юг еще более осложняется измерением город/село, с множеством казахов, живущих в сельской местности на севере, и множеством русских, населяющих южные казахские города. Тем не менее, миграционные процессы, различный уровень рождаемости и продолжительное влияние различных факторов на репродуктивное поведение населения привело к пропорциональному росту некоторых этнических групп и сокращению других почти в обратном соотношении (Таблицы 1, 2). Подавляющее большинство эмигрантов (91,6%) выбирают Российскую Федерацию в качестве нового места жительства, Украину выбрали лишь 3%.

Тот факт, что в советский период множество казахов либо погибло, либо было насильственно выслано, вызывает сегодня чувство исторической несправедливости. Оно может легко привести к националистическому самовозвеличиванию с антирусским оттенком. Алма-атинская информационная пропаганда все чаще представляет русских как агрессоров. Сегодня у казахов, разбросанных по Азии и Европе, также возникает стремление к объединению на своей родине. В 1992 году более 60 000 казахов из Монголии и СНГ мигрировали в Казахстан, где практически все они смогли найти работу и получили участки земли и материал для строительства домов. Кроме того, Казахстан предоставляет всем казахам, живущим за пределами родины, право на двойное гражданство – право, которое не предоставляется более ни одной этнической группе.

Эти попытки со стороны казахов, как, например, они проявляются в некоторых положениях казахской конституции, привели к тому, что другие этнические группы, в особенности русские, заняли оборонительную позицию. Русские национализирующие группы недавно приобрели популярность, утверждая свои исторические притязания на Северный Казахстан. Даже весьма умеренных все более и более отчуждают такие акции, как переименование русских городов и улиц, принижение русской культуры по сравнению с казахской и наиболее эмоционально – утверждение казахского языка в качестве государственного. Поскольку только 1% русскоязычного населения свободно владеет казахским языком, это явно выглядит как дискриминационная политика. Дискриминация была отмечена также и в других сферах, таких как жилищная политика и трудоустройство. Наиболее открытое проявление недовольства славян, равносильное русскому ирредентизму, произошло в северном городе Усть-Каменогорске в декабре 1992 года на почве требований о придании русскому языку государственного статуса наряду с казахским. Массовые митинги были организованы также в Петропавловске в поддержку свободной экономической зоны с Россией и за введение русского как второго государственного языка.

Хотя этнические разногласия могут стать потенциальным источником конфликта, у обеих сторон есть веские основания для его сдерживания. Казахи понимают, что демографическое положение не на их стороне. В Москве существует прагматическая приверженность российско-казахским отношениям, так как враждебность может послужить катализатором для ухудшения отношений с тюрками Центральной Азии, многие из которых живут на территории Российской Федерации. Любой геополитический анализ не должен забывать того, что Москве не выгодны конфликты с господствующей этнической национальностью, на территории которой размещены ядерные арсеналы и байконурский космодром.

На основе этой взаимной этнической сдержанности президент Нурсултан Назарбаев смог проводить политику, которая в общем удовлетворяет как казахскоговорящее, так и русскоговорящее сообщество. Подтверждение этому можно найти в некоторых положениях конституции, принятой в 1993 году. Компромисс по вопросу о языке был достигнут приданием казахскому статуса государственного языка, а русскому – статуса языка межэтнического общения. Назарбаев смог также блокировать националистическое требование, согласно которому президент должен быть этническим казахом. В конституции осталось только положение о том, что президент должен свободно владеть казахским языком. Компромисс был достигнут также и по вопросу о двойном гражданстве – оно предоставлялось при условии, если другое государство в свою очередь предоставит это право казахским гражданам. Наконец, беспокойство казахов по поводу русского сепаратизма было в значительной степени рассеяно определением казахского государства как унитарного. Даже заявление Назарбаева о том, что руководство республики стремится возродить малоиспользуемый казахский язык, звучит вполне обоснованно.

Русскому исходу из Кыргызстана способствовал дискриминационный закон о земле, принятый в апреле 1991 года, который устанавливал, что «земля в республике Кыргызстан является собственностью киргизов». И только после многочисленных попыток президенту Аскару Акаеву удалось изменить формулировку: «земля принадлежит народу Кыргызстана». Тем не менее, закон о гражданстве исключал двойное гражданство.

Гражданская война в Таджикистане стала причиной массовой эмиграции русского населения. Вовлечение в войну российской армии не только привело к потерям, но и вызвало опасения в определенных кругах по поводу увеличения влияния России в регионе. К тому же российская поддержка одной из конфликтующих сторон также является возможным источником напряженности. С другой стороны, в России существует опасение по поводу судьбы российских войск, охраняющих границу Таджикистана с истерзанным войной Афганистаном. Сообщения о возрастающем насилии, направленном против войск, – главная причина опасений.

… Сегодня можно по-разному представить себе, что означает быть русским в Узбекистане. Русских в Узбекистане можно считать людьми, имеющими русское этническое происхождение, большинство из которых говорит на русском языке как на родном, но принадлежит, тем не менее, к узбекской нации, понимаемой как политико-территориальная или гражданская нация, как нация для всех граждан независимо от языка и этничности, а не как нация узбеков для узбеков. Если бы у русских в Узбекистане преобладало это самоопределение, то русского «национального меньшинства» вообще не существовало бы. Наверное, существовали бы люди, имеющие русское происхождение и говорящие на русском как на родном языке, но они не претендовали бы на то, чтобы иметь русскую национальность или стать частью русской нации. Но, к сожалению, это не преобладающая точка зрения, особенно в отношении политики «национализирующего» государства.

Вопрос «национальных меньшинств» должен рассматриваться, главным образом, на фоне государства, которое определяет их как таковые. Государства, о которых идет речь, этнически гетерогенны, но они тем не менее пытаются определить себя как национальные государства. Они конструируют не только свое настоящее, но и переопределяют свое прошлое. Чтобы подчеркнуть динамику их политического состояния, Брубейкер определяет эти государства как «национализирующие». Здесь важно подчеркнуть то, что государство еще не является «национализирующим», если его представители, создатели или деятели мыслят или определяют его как таковое, но скорее является им тогда, когда оно воспринимается в этом качестве «национальном меньшинством».

Брубейкер поясняет разнообразие национализирующих установок на примере вопроса о языке. Властные элиты в постсоветских государствах считают необходимым и желательным поддерживать язык нации, которая дала название государству. Эту национализирующую позицию разделяют все государства, однако существуют различные точки зрения на то, как она должна проводиться в жизнь. Должно ли знание национального языка быть обязательным для получения гражданства? Как бороться с последствиями языковой русификации и способствовать развитию национального языка, когда значительная доля местного населения им не владеет, как, например, в Казахстане? При каких обстоятельствах будет разрешено или станет необходимым использование других языков в общественной жизни? Какое сочетание стимулов и правительственных мер необходимо для развития национального языка?

Эти положения уместны при исследовании ситуации в республиках Центральной Азии. Однако, как подчеркивает Кирас Гарабаги, ситуация в этих республиках еще сложнее: «Определить идеологическую доктрину в Центральной Азии на уровне регионов, государства или национальных обществ непросто. Правящие элиты на всей территории Центральной Азии стремились найти какую-либо форму идеологической идентификации, для того чтобы добиться легитимности в рамках их политической юрисдикции.... Из-за проблематики, касающейся легитимности режима, с одной стороны, и отсутствия исторических прецедентов государственности, с другой, правящие элиты всех центральноазиатских государств в разное время и в различной степени поощряли внутренний национализм».

Ни одна из центральноазиатских республик не существовала ранее как независимое национальное государство и, если не считать тех лет когда они были частью советской системы, у них вообще отсутствует история суверенного существования. Это означает также отсутствие национальной сплоченности и необходимость создания новой идентичности. Создание идентичности и облечение ее в политические формы оказалось проблематичным, так как регион всегда был неопределенной массой с множеством соперничающих идентичностей. В сущности эти государства – «новые» нации, и неудивительно, что сейчас там идет интенсивный поиск культурных и исторических корней.

Каждое центральноазиатское правительство пытается восстановить забытое «национальное» наследие, включая историю, культуру, язык и политическую идентичность. Сегодня заново открывается история узбекской нации. «Прогрессивные» достижения советизации Центральной Азии на основе предшествующих русских территориальных приобретений подвергаются сомнению; также предлагается вернуться к досоветскому названию региона – «Туркестан». Идет переписывание «национальных» историй, так, Тамерлан советской эпохи был переименован в «Амир»-Тимура и признан узбеками как тюрк. Возрождается интерес к устным историческим традициям прошлого, – эпические поэмы, такие как Алпамыш, признаются частью национальной политики. Обращение к досоветскому прошлому, нашедшее отражение в современном националистическом дискурсе, может означать усиливающуюся тенденцию к отвержению всего, что связано с советской эпохой. Поиск связи с неиспорченным досоветским прошлым подразумевает все более критический взгляд на порочность проектов советской эпохи. Для сегодняшнего дня также характерно чувство утраты исторической памяти. Все это осложняет проблему построения государства – задачу тем более непростую, что строить «социальные институты приходится на пустом месте». Президент Нурсултан Назарбаев высказался по этому поводу так: «Нелегко было приступить к созданию нашей собственной государственности, учиться жить самостоятельно».

Как и другие постсоветские государства, Узбекистан в настоящее время вовлечен в национализирующую программу, в дело создания «национальной идентичности». Сегодняшний день изобилует символами национализма – «новые флаги, новые валюты и самолеты Аэрофлота, перекрашенные в кричащие цвета новых национальных авиалиний. Все это говорит о согласованной попытке утверждения национальной идентичности». Но все же у жителей Узбекистана остается чувство неловкости по поводу недавно приобретенных «национализма» и «национальной идентичности». В ситуации этой неуверенности постоянно подчеркивается узбекский характер нации, особенно в официальной политической риторике. «... Отличительная черта Узбекистана – это его своеобразная этническая структура. Хотя представители более чем 100 наций и этнических групп живут на территории республики, большая часть населения – узбеки». Также существует попытка представить узбекскую республику как родину всех узбеков. «... С тех пор как территория Узбекистана стала единственным оплотом узбекской национальной государственности, республика призвана стать культурным и духовным центром всех узбеков, независимо от места их проживания. Гражданство в республике предоставляется всем узбекам, кто сам или чьи предки были вынуждены эмигрировать из Узбекистана во время трагических событий в прошлом».

Национализирующая позиция президента Ислама Каримова, возможно, была вызвана необходимостью нейтрализовать национальный характер оппозиционной платформы. Пропаганда «титульного этнонационализма» основана на факте существования древней узбекской нации, к которой якобы принадлежит коренное население Узбекистана, и, следовательно, на том, что узбеки живут на территории своего национального государства.

Независимые государства существуют около 6 лет – они были легитимированы для определенных этнокультурных наций, были приняты конституции, завершены политические и экономические трансформации, введены новые валюты. Процесс построения национального государства тесно переплетен с построением государственных институтов, которые позволят правящим элитам осуществлять контроль над обществом. В Узбекистане государство часто совпадает с традиционными народными институтами на низших уровнях государственного управления.

Особое значение придается созданию «национальной культуры» – тому, чем не может пренебречь ни одно государство в начале своего становления. Отсюда проистекает озабоченность президента Ислама Каримова культурным наследием узбекского народа и дальнейшим развитием узбекского языка как выражения национальной культурной и этнической идентичности вместе с полным признанием его статуса как статуса официального языка Узбекистана. Вопрос о языке остается самой важной и самой символической проблемой для узбекской интеллигенции. Большинство русских в Узбекистане считает, что государственных языков должно быть два, – не только узбекский, но и русский. Сегодня языковой вопрос обсуждается как в национальном законодательстве, так и в повседневной жизни узбекских граждан. Законодательный акт, озаглавленный «Закон Узбекской Советской Социалистической Республики о языках» был предложен в 1989 году. Этот закон призывал к продолжению двуязычного использования узбекского и русского языков как официальных. Однако он не был хорошо воспринят, и по этому вопросу возник целый ряд возражений, включая несогласие недавно сформированной платформы Бирлик. Хотя теперь официальным языком стал только узбекский, другие языковые проблемы остаются, например, проблема письменности. Вообще же лингвистический и религиозный аспекты могут оказать решающее влияние на процесс национального строительства в Узбекистане.

С другой стороны, утверждения, касающиеся этнических прав, выражены гораздо более пространно. «Узбекистан – это государство, которое обеспечивает права и свободы всех граждан, независимо от их этнического происхождения, вероисповедания, социального статуса или политических убеждений» или «защиту интересов и прав этнических меньшинств путем создания гарантий сохранения и развития их культур, языка, национальных обычаев и традиций и участия в деятельности правительства, равно как и в общественной жизни». Эти общие утверждения удачно скрывают существование каких-либо этнических проблем.

Грандиозная попытка политизации пространства стала следствием русификации посредством советизации и результатом образования национализирующего государства в Узбекистане. Это означает, что большое число этнических русских, рожденных в Узбекистане, столкнулись с трагедией, которая, пожалуй, лучше всего выразилась в словах Наташи, школьной учительницы, встреченной автором в Самарканде: «О возвращении в Россию для меня не может быть и речи. Я там никогда не жила. Я родилась и выросла в Самарканде, и мои родители большую часть жизни прожили здесь. Я люблю это место, и вся моя жизнь здесь. Я не мечтаю уехать в Россию. Я почти ничего не знаю о ней. Я ненавижу Москву и думаю, что люди там очень агрессивные. Я оказалась между двумя культурами. Жизнь здесь идет медленнее и приятнее. Есть анекдот, который показывает различие между узбеками и русскими. Два узбека узнали, что у их друга украли машину и решили скинуться и купить ему новую. Два русских узнали, что их друг купил машину и говорят: «Отлично, давай ее угоним». На нас все больше и больше смотрят как на чужаков, и я думаю, что мы скоро услышим крики: «Русские, убирайтесь». Национализм неотделим от ислама, и мы боимся, что когда национализм распространится, исламистские настроения тоже усилятся».

С распадом Советского Союза этническая идентичность русских и их взгляд на этнические отношения резко изменились. Согласно Леокадии Дробижевой, на это оказали влияние три фактора: 1) потрясение от потери статуса правящей нации; 2) политическая борьба, в которой ведущие группы хотят опираться на этнический патриотизм; 3) резкий подъем этнической конкуренции в социальной сфере и сфере труда. Несмотря на то, что русские потеряли свой господствующий статус в 1988–89 годах и втянулись в политическую борьбу только в последние несколько лет, этническая конкуренция начала ощущаться значительно раньше. Внезапное прекращение русского господства означает, что теперь русские вынуждены задумываться о своей идентичности, которая раньше принималась как само собой разумеющаяся. Опрос, проведенный среди 1005 этнических русских в ноябре – декабре 1990 года на тему «Хотят ли русские бежать?», опубликованный в «Московских новостях» (№ 4, 27 января 1991 года) четко отразил этнические настроения русских в советских приграничных государствах. Он показал, что в Центральной Азии (за исключением Казахстана) более трети этнических русских хотели бы уехать в Россию, Это наводит на мысль о том, что, несмотря на социальные издержки переселения, стремление к иммиграции имеет сильный стимул.

Дробижева ярко описывает драматическое превращение русских в «новые меньшинства»: «...Для русских в Узбекистане потеря правящего статуса с образованием СНГ была совершенно неожиданной. 8 декабря 1991 года они проснулись в другом государстве. Потрясение было тяжелым, поскольку принятая совсем недавно, осенью 1991 года, декларация независимости Узбекистана не рассматривалась как отречение от Союза или как событие, лично касающееся кого бы то ни было.

В то время как на официальном уровне, казалось, ничего не изменилось, и публично почти не высказывалось требований об устранении русских, антицентристские движения и настроения были нацелены на русских. Поиск независимого пути развития также означал и рост недовольства заступничеством Москвы за русских. В этом отношении интересен комментарий журналиста ташкентского радио («Машал»): «...В основе российского руководства лежит идея о том, что если кто-то обидит русских за пределами России, то всегда найдется добрый дядя, который их защитит. Но почему же Россия выражает ее с угрозами? По– моему, это должно быть внутренним делом любого государства, пытающегося поддержать свой авторитет в мире. И в этом случае нужно защищать не только интересы этнических русских, но также и интересы других этнических меньшинств».

Чувство недовольства не осталось незамеченным для русских. Дробижева пишет: «Во время интервью один из лидеров национальной политики советской системы сказал, что узбеки знали о том, что невозможно обойтись без людей, принадлежащих к другим национальностям, что необходимо поддерживать корейцев, которые выращивают рис, евреев-врачей, армян-строителей. Но на том все и завершилось».

Этнические установки русских в Центральной Азии сегодня «сложные и напряженные», так как в экономической и политической сферах не произошло заметных перемен, а лидеры советской эпохи лишь изменили позиции, чтобы удержать власть. Однако остается тот факт, что 36% занятых в тяжелой промышленности – русские. Русские образовательные стандарты выше, чем узбекские, и значительная часть русских – 48% – квалифицированные специалисты. Результаты репрезентативных кросскультурных исследований, проведенных в 1970–71, 1980–81, 1988 и 1991 годах показали, что если раньше большинство русских были удовлетворены своей работой и смотрели на свою жизнь оптимистически, то теперь они так не считают. Также сегодня большой процент населения полагает, что работать в этнически смешанных группах сложно. Около 70% выступают против смешанных браков, это в два раза больше, чем десять лет назад. К концу 1991 года 80–90% русских в Ташкенте почувствовали ухудшение этнических отношений, а 70–80% ожидали дальнейших проблем. Они также опасались подъема ислама и были напуганы этническими конфликтами в Фергане, Намангане и Оше. У русских в Узбекистане нет какой-либо значительной социальной организации, кроме Русского культурного центра в Ташкенте. По словам русского социолога, «они пьют там чай и танцуют. Это в известной степени народное творчество. Однако они предоставляют юридическую помощь эмигрантам». Несмотря на это, среди русских культурная адаптация которых никогда не была высока, растет этническое самосознание. То, что ассимиляция этнических русских слаба, показало исследование, проведенное в январе – феврале 1992 года – в нем были изучены ответы детей русских, давно живущих в Ташкенте и детей узбеков. Селеберстова показала, что в своих ответах дети руководствовались этническими характеристиками. Это было интерпретировано как знак культурной дистанции между двумя группами. С другой стороны, несмотря на присутствие значительного славянского и других меньшинств в государстве, узбеки не смогли назвать даже несколько присущих этим меньшинствам социальных традиций.

В этом контексте географически отдаленные районы становятся единым сообществом, благодаря постоянной циркуляции людей, товаров, денег и информации. По моим собственным наблюдениям, русские Центральной Азии поддерживают взаимоотношения с русскими в других постсоветских государствах. Особенно это характерно для недавно переселившихся членов семей, которые активно поддерживают контакты с местностью, откуда они родом. Стремление людей перемещаться между местом своего происхождения и определенным местом миграции и посредством этого устанавливать связи между ними общеизвестно. Однако увеличение доступа к телефонной связи, электронной банковской системе, видеомагнитофонам, факсам и компьютерам повлекло за собой значительные перемены, впервые делая возможным для мигрантов более или менее одновременные действия вне зависимости от их местожительства.

… Для правительства Ельцина проблема русской диаспоры за пределами России постепенно приобретала значение с 1993 года и, похоже, оказывает влияние на отношения России с этими государствами. В 1992 году по политическим и экономическим причинам правительство Ельцина практически не проявляло интереса к Центральной Азии. В течение следующего периода (почти весь 1993 год) Россия берет на себя главную роль в СНГ и решает включить республики Центральной Азии в его состав. Третий период начался в конце 1993 года, когда политический курс России зависел в основном от ее внутренних проблем.

Три конкурирующие между собой направления внешней политики появились в начале 1992 года. Вестернизаторы или приверженцы Евроатлантического союза хотели, чтобы Россия не только считалась частью Запада, но и поступала соответственно, то есть как «цивилизованная» держава. Козырев, бывший министр иностранных дел России, был ярким представителем этих взглядов и выступал против имперской идеологии России. Государственники утверждали, что Россия должна быть более настойчива в деле поддержания своих уникальных исторических и географических интересов. Радикальные националисты хотели возврата Великой России, что часто совпадало со стремлением коммунистов воссоздать Советский Союз. Избирательная платформа, предложенная Либерально-демократической партией Жириновского, активно выступала в защиту гражданских прав русскоязычного населения, проживающего за пределами России. Такая позиция вызвала резкую критику в Казахстане и Узбекистане как ставящая под сомнение само существование республик. Российская политика по отношению к Центральной Азии обнаруживает стремление сочетать утверждение российского государственного интереса с попыткой сохранения гражданского характера международно признанных норм поведения. Как бы то ни было, российская национальная политика всячески способствовала тому, чтобы русские в Центральной Азии считали Россию своей «внешненациональной родиной».

Однако отношение к судьбе русского населения в Центральной Азии изменилось. Если раньше лучшей считалась политика невмешательства, то в декабре 1993 года положение вещей стало иным. Козырев направился с особой миссией в эти государства, чтобы способствовать принятию двойного гражданства и других статусных привилегий. Тем не менее, следует четко отличать эти попытки от оппозиционной программы «Союза возрождения России», который стремится представить русскую диаспору в качестве главного реинтеграционного фактора в процессе возрождения исторической русской государственности. В противоположность этому Козырев предложил конструктивные меры по обеспечению гражданских и человеческих прав всех меньшинств, живущих на территории бывшего СССР, и признал, что интересы русских ближнего зарубежья можно соблюсти, только если будут соблюдены права других меньшинств. Современная политическая риторика оперирует понятием преданности «глубоким историческим корням» этих отношений и необходимости их сохранения. Это мнение разделяют и такие лидеры, как Назарбаев.

С другой стороны, существует широкая программа действий по защите прав русской диаспоры не только с помощью финансирования русского образования и культуры, но также и путем строгих ограничений на экспорт российской энергии и сырья в республики, которые нарушают права этнических русских. Также были предприняты попытки решить спорный вопрос о двойном гражданстве: предлагалось создать категорию «постоянных жителей», которые обладали бы, за некоторым исключением, такими же правами, что и граждане республики, и не испытывали ограничений, налагаемых на иностранцев. Вопрос о двойном гражданстве является особенно деликатным для всех государств Центральной Азии, которые, за исключением Туркменистана, отказали русским в этом праве. В некоторых случаях компромиссы были достигнуты благодаря подписанию ряда соглашений – например, соглашение между Ташкентом и Москвой, согласно которому, те, кто желает получить российское гражданство, должны будут отказаться от узбекского и получить его в посольстве России. По моим наблюдениям, русские знают общую политику российских посольств, выписывающих российские паспорта, а сведения об изменениях в политике быстро распространяются среди русскоязычного населения.

Кроме того, беспокойство за «соотечественников», потерявших свое гражданство по не зависящим от них обстоятельствам, четко прослеживается в московских публикациях. Важной проблемой видится дилемма, которая стоит перед ними: либо вернуться в Россию, где их будут считать «иностранцами», либо принять местное гражданство. Обсуждаются также и возможные альтернативы двойному гражданству, как, например, разрешение сохранять российское гражданство в «замороженном» состоянии.

Сейчас русские в постсоветских государствах чувствуют себя «обманутыми» народом того государства, которое они до настоящего времени считали своим домом, и все больше ожидают помощи от России. «Где ты, русская звезда? Или ты в тумане скрыта? Обмани мои глаза и гори вовек открыто». В этом стихотворении ясно выражено сильное желание русских «ближнего зарубежья», чтобы Россия вмешивалась и защищала их интересы, так как новая реальность несет в себе не только проблемы, связанные со вторым гражданством, но и такие, например, как проблемы смешанных браков. Русские женщины, оказавшиеся после замужества в семьях этнических центральноазиатов, ощущают себя в них иностранками. Одна русская женщина, бывшая замужем за узбеком, так комментирует эту ситуацию: «Семья моего мужа заставила меня подать на развод, потому что я русская, а он узбек. Хотя у нас есть дочь. Они угрожали мне и моему сыну от предыдущего брака».

Трудное положение русских в постсоветских государствах вызывает эмоциональную реакцию, которую можно еще раз проиллюстрировать письмом к редактору «Московских новостей», в котором говорится: «Все территории и регионы, где русские численно преобладают над местным населением, должны быть неотъемлемой и неделимой частью России».

Национальные и этнические разногласия, распространенные на всей территории бывшего Советского Союза, ставят под сомнение советские утверждения об уникальной однородной сущности, называемой «советский человек», живущей в едином национальном государстве – Советский Союз. Современные дискуссии о судьбе многочисленных меньшинств находятся в резком контрасте с отказом советской эпохи признавать какие бы то ни было «меньшинства». Реальность оказывается иной. Новые группы «меньшинства» и «большинства» поставили одну из самых острых проблем для руководства этих государств, которому приходится уравновешивать притязания «национальных меньшинств» и их стремление к большей автономии, с одной стороны, и интересы государства, с другой. Проекты «национализации» новых государств не могут осуществляться изолированно; они должны принимать во внимание как «национальные меньшинства», так и «внешненациональную родину» – Россию, поскольку и Россия, и меньшинства будут очень пристально следить за осуществлением этих проектов. Государства останутся, и как национализирующие государства они будут продолжать создавать «большинство» и «меньшинство» – явление, которое будет способствовать процессу национализации, одновременно бросая вызов решению национальной проблемы.

http://www.soc.pu.ru/publications/jssa/1998/3/kaiser.html

Из статьи Ольги Брусиной
«Русские старожилы в Средней Азии:
опыт адаптации к иноэтничному окружению
в различные периоды XX века» февраль 1999 г.

В отдельные периоды центральные власти придерживались различных концепций относительно желательности того или иного типа межнациональных отношений в среднеазиатском регионе и степени своего влияния на их формирование. На практике, роль государства в конструировании этих отношений имела ограниченный характер, поскольку сами жители, вступающие в контакты, строили их «снизу» на межличностном уровне, что отнюдь не совпадало с моделями групповых, обезличенных отношений.

… В бывших переселенческих районах сформировалось общество, которое в советской литературе было принято назвать многонациональным. Идеологически предполагалось, что различная этническая принадлежность, вернее, этнокультурная ориентация людей, составляющих такое общество, не станет существенным, значимым фактором их жизни. Эти различия практически не принимались в расчет (по крайней мере, официально) при организации управления и производства в подобных районах – ни на уровне государственных чиновников, ни в местных администрациях.

Классические многонациональные общества советского типа возникали в местах крупных строек или на новых промышленных объектах, куда стекались работники со всей страны. Такие социальные образования носили временный характер, население обладало высокой степенью подвижности, большинство не задерживалось надолго на одном месте, велика была доля обратных миграций. Другой тип многонационального общества существовал в крупных городах, население которых складывалось постепенно и воспроизводило образ жизни потомственных горожан. И в первом, и во втором случае социальные отношения строились по законам урбанизированного общества, в котором, как правило, этнические различия действительно отходят на второй план.

В старожильческих селах была иная ситуация. В результате проведенных переселений оказались искусственно перемешаны представители нескольких этнических групп, резко различающихся в этнокультурном плане. Причем в основном это были люди, исконно ведущие сельский образ жизни с присущими ему бытовыми традициями и особым социальным укладом. Оказавшись мозаично расселенными среди численно преобладающих представителей местных среднеазиатских народов, старожилы-славяне вынуждены были постепенно менять привычные для них модели поведения и даже отчасти образ жизни, поскольку постоянно сталкивались в быту и на работе с нормами, правилами и жизненными устоями, характерными для представителей совершенно иной социокультурной ориентации.

Существовавшие в Средней Азии на протяжении столетий социальные институты, основанные на нормах обычного права оказались очень устойчивыми благодаря своей гибкости, адаптивности и в то же время внутреннему консерватизму. Хотя за десятилетия пребывания сначала в составе Российской империи, а затем СССР среднеазиатское общество значительно трансформировалось, эти институты продолжали функционировать в усеченном виде, а после распада СССР проявилсь тенденция к их регенерации.

Несмотря на официальную пропаганду идей интернационализма и создание единой плановой экономической системы, различные общины в быту стремились сохранять внутреннюю автономию. У каждой общины действовали свои собственные формальные и неформальные нормы регулирования отношений. На высших уровнях власти сложился своеобразный тоталитарно-традиционный симбиоз, при котором неофициально высшие государственные посты закреплялись за представителями определенных этнорегиональных или родоплеменных элит. С другой стороны, советская власть, осуществляя планы по индустриализации и урбанизации республик Средней Азии, искусственно (вольно или невольно) поддерживала там культурную идентичность «этнических россиян», чьими руками осуществлялись эти процессы. Это явление наблюдалось не только в больших городах, где развивалась система социальных отношений, характерная для индустриальных обществ, но для бывших переселенческих районов, которые также получили достаточный импульс индустриального развития именно благодаря потенциальной готовности к работе на промышленных предприятиях русскоязычного населения.

Заметным явлением в переселенческих районах стали тенденции, связанные со стремлением к разъединению, рассцеплению отдельных этнических групп, и при этом – к их внутренней консолидации. Представители различных народов, оказавшиеся перемешанными в селах, старались селиться таким образом, чтобы жить в окружении своих соотечественников, людей той же или близкой соционормативной культуры. В результате наметилась тенденция к концентрации жителей той или иной национальности в различных селах или в различных кварталах одного села, а также стремление части русскоязычных перебраться в урбанизированные районы.

Восстанавливалась нарушенная при переселениях традиционная для оседлых народов Средней Азии общинная квартальная организация – махалля. Причем в одном селе на территориии Узбекистана могли сосуществовать несколько «узбекских махалля», а также – «таджикская махалля», и даже «казахская махалля», «татарская махалля», «турецкая махалля». Хотя на самом деле население каждого квартала было частично смешанным, но – с заметным преобладанием определенной этнической группы.

К началу 1990‑х годов усадьбы русских и украинцев стали редкими, слабо сгруппированными между собой вкраплениями среди жилищ среднеазиатского населения в селениях, раскинувшихся на несколько километров и насчитывающих до десяти тысяч жителей. Тем не менее, взаимное притяжение наблюдалось и у славянского, или шире – «русскоязычного» населения бывших старожильческих сел. Однако, у него, в силу различных причин, не образовывались вновь какие-либо общинные структуры, хотя существовал этнически очерченный круг общения. В той или иной мере старожилы оказывались вовлеченными в жизнь узбекского общества.

Что же произошло со старожильческим населением, сравнительно долго находившимся как бы «внутри» социальной жизни узбеков? Привело ли такое взаимодействие к разрушению барьеров, существующих в культурном смысле между носителями контрастно различающихся традиций?

Спонтанно идущий процесс взаимной адаптации соседствующих этнических групп друг к другу в целом, (без учета таких факторов, как политическое манипулирование людьми, быстрое истощение природных ресурсов) вел к их «притирке», к постепенному сглаживанию напряженности. Отношения становились более толерантными на основе углубления и детализирования познаний в области бытовой культуры, правил поведения, жизненных устоев представителей «чужой» группы. При этом намечались пути взаимного сотрудничества, происходило обогащение каждой из групп полезными новациями, распространялось двуязычье. Знание языка коренного населения рассматривалось старожилами как одно из важнейших условий установления добрососедских отношений и вообще – условий нормальной жизни в Средней Азии. «Кто языка не знает, – говорили они, – тем жить трудно»; «Сколько здесь живу, ни одна узбечка на меня обидеться не может, так как умею по-узбекски разговаривать». Отмечалось, что узбеки с большим уважением относятся к людям иных национальностей, знающим их язык.

Характеризуя межэтнические отношения в селах Узбекистана, все отмечали, что именно старожилы чувствуют себя в узбекской среде более комфортно, чем приезжие. «Живу – не боюсь, чтобы хулиганство какое было; вокруг – таджики, узбеки, татары, живем дружно». «Здесь мне никто ничего такого не говорит, меня все знают, так как я работала санитаркой в роддоме; отношения хорошие, мы привыкли. Пожилые узбеки уважают». «Узбеки вообще, особенно пожилые, очень уважительно к русским относятся, здороваются, спрашивают о делах и здоровье родственников. Выделяют старожилов и приезжих русских. А то приезжие узбекского не знают, к ним неуважительно узбеки относятся. Если я пойду на базар, со мной узбеки раз пятьдесят поздороваются, спросят, как муж Ленька. На базаре всегда цену уступят, а приезжим – никогда».

Нечто новое в нематериальной сфере стало важным результатом долгих и тесных контактов старожилов с коренным населением: сформировалась культура межэтнического общения. Она, с одной стороны, предполагала знания в области духовных традиций иноэтничного населения, но с другой – непременное сохраненние и соблюдение дистанции при общении. То есть, в процессе контактов этническая идентичность не разрушалась и не изменялась, но в культуре каждой группы в ходе адаптации к иному окружению выработались новые «буферные» формы поведения (можно сказать – «буферные» обычаи).

За десятилетия совместного проживания между узбеками, казахами, киргизами с одной стороны и славянами-старожилами – с другой складывались достаточно устойчивые формы приобщения друг друга к своей обрядовой жизни. Это явление практически не изучалось, за исключением отдельных упоминаний о его существовании. Автор обнаруживала его и в Казахстане, и в Киргизии, но более подробно оно было исследовано в селах на территории Узбекистана. Очевидно, что это явление обусловлено общинным характером большинства народных обычаев и обрядов – будь то семейные события, календарные и религиозные праздники.

Традиционно предполагается, что члены общины, как представители одной культуры (жители одного селения, квартала-махалля, коллектив работников – то есть артель, цех) принимают то или иное участие в определенном обряде, который для каждого из них имеет смысл и значение. В многонациональных поселениях или коллективах этот принцип не действует, что противоречит правилу привлекать к участию в обряде соседей или товарищей по работе. Инициатива приобщения к своей обрядовой жизни людей другой культуры принадлежала, в первую очередь, коренному населению, поскольку у него гораздо лучше сохранились общинные традиции.

Наиболее распространено участие иноэтничного населения на семейных событиях: свадьбе, суннат-тое, поминках. По своей форме участие русских в торжествах мусульманского населения бывает в двух вариантах – в зависимости от того, приглашены ли люди в составе трудовых (или ученических) коллективов, или по-соседски, индивидуально – как члены «своей» махалля. Первый вариант, распространен значительно шире, так как предполагает более свободное поведение участников в том смысле, что им не приходится глубоко погружаться в непривычную иноэтничную среду. По-видимому, приглашение трудовых коллективов – это модифицированное расширение формы участия в семейном событии гостей из ошлара (сообщества, включающего несколько соседних махалля). Гости из каждой махалля приходят группой, а не поодиночке. Они не задерживаются надолго, вместе сидят за столом и вместе, произнеся молитву, уходят – раньше, чем члены махалли хозяина тоя.

По словам информаторов, на семейных торжествах – как славянских, так и «мусульманских» – гости, представители другой культуры, составляют лишь малую долю – не более 5–10 процентов. Стремясь обеспечить психологический комфорт этим приглашенным, хозяева в какой-то мере идут на нарушение принятого этикета. В сформировавшихся нормах приема таких гостей учитывается отличие их обычного поведения от правил «хорошего тона», которых придерживается основной контингент участников торжества – это, кстати, ведет к сохранению определенной дистанции между теми и другими. При этом, как правило, иноэтничные гости отстранены от непосредственного участия в обряде, с которым связаны торжество. В наибольшей степени сказанное характерно для тех гостей, которые приглашены в составе коллектива сослуживцев.

В целом, сущность процессов в бывших старожильческих, а впоследствии – многонациональных селениях выражается в двух как бы противоположных, а на самом деле дополняющих и обусловленных друг другом тенденциях: первая – стремление к обособлению отдельных этнических (вернее – нормативно-культурных) групп, а вторая – налаживание между их представителями контактов на основе достаточно формализованных моделей общения, предполагающих сохранение дистанции между людьми разных национальностей.

Время показало, что многонациональное население бывших переселенческих сел не сложилось во вполне устойчивое общество: в нем постоянно возникала социальная напряженность на внутренних «этнических стыках» (или на «этнических разломах»). До поры эта напряженность существовала в скрытом, латентном виде, однако, когда тоталитарный режим ослаб (к концу 1980‑х годов), она дала о себе знать в открытых формах, в том числе – в выступлениях жителей, в действиях руководства и даже – в конфликтах с этнической окраской. Хрупкая конструкция межэтнического добрососедства, возведенная «снизу» простыми жителями, могла быть легко нарушена самыми несложными действиями политиков, или просто провокаторов, играющих на «национальных интересах» – что и произошло в конце 1980‑х – начале 1990‑х годов. (Можно вспомнить ферганские события 1989 г., имевшие отклик в Сырдарьинской области Узбекистана, где расположено более десятка бывших русских сел, а также ошские события 1990 г., затронувшие и бывшие переселенческие села.

Характерен пример из школьной жизни в одном из русских сел Северного Иссыккулья. В 1993 г. учителя школы рассказывали автору, что еще совсем недавно, 3–4 года назад, во всех классах русской школы, где более половины учеников составляли киргизы, дети сидели вперемежку, кто с кем дружил. А теперь очень четко: русские занимают один ряд, киргизы – другой. В классах, где три ряда, дети рассаживаются на крайних, а средний остается пустым. И даже на переменах это чувствуется: русские и киргизы группируются отдельно. И это те же самые дети, которые начинали учиться в другой стране и вели себя по-другому!

Как известно, распад СССР происходил на волне идей этнонационализма, строительства «национальной государственности», «возрождения национальной культуры». Лидеры новых независимых государств Средней Азии вели речь о «национальной психологии», основанной на коллективистских социальных традициях «титульного» населения. Параллельно с этими идеями декларировались и программы либерального и демократического развития новых государств, формулировались принципы гражданского общества, равноправия людей независимо от национальности. В частности, принятые в государствах Средней Азии и Казахстане законы о языках, о гражданстве – одни из самых мягких в отношении русскоязычного населения.

Фактически в государствах региона стал утверждаться автократический образ правления, основанный на этнонациональной идеологии с ясно выраженной иерархичной вертикалью власти. Считалось, что такая система способствует сохранению стабильности в обществе. Так, на должности в областных и региональных органах управления назначаются «наместники» («хокимы» – Узбекистане, «акимы» – в Казахстане и Киргизии) не путем выборов, а вышестоящими начальниками. Лидеры новых среднеазиатских государств обоснованно полагали, что большинство «титульного» населения, простые люди поддержат меры своего правительства, направленные на официальное признание и легализацию достаточно широко распространенных, обычных и существующих в реальности социальных отношений и правил поведения.

Наиболее отчетливо санкционированный поворот к традиционным институтам происходит на уровне местной власти, где действуют органы так называемого самоуправления. В Узбекистане органом местного самоуправления теперь считается махаллинский комитет, функции которого во многом совпадают с обязанностями старейшин традиционной квартальной общины, ряд новых на него возложило государство, в частности – учет населения, рассмотрение жалоб и споров, распределение дотаций из бюджета, организация общественных работ. Махаллинские комитеты действуют и в индустриально развитых полиэтничных районах, в том числе и в многоэтажных жилых домах Ташкента. Формально махалли охватывают все население, организованное в соответствии с проживанием в определенном квартале или на улице, независимо от этнической принадлежности. Таким образом, существовавшая и прежде, при советской власти, система общественных отношений на основе «обычного права» преимущественно в сельской местности, в том числе – в большинстве бывших старожильческих, ныне – многонациональных поселениях, стала официально признанной для всего населения республики.

В Казахстане и Киргизии функции органов местного самоуправления официально приданы традиционным сельским институтам лишь в отдельных районах. В сельской местности кое-где возрождены старые суды на основе так называемого степного права. В Киргизии в ряде сельских районах при местных органах власти функционируют совет аксакалов, суды аксакалов, народные дружины, аналогичные традиционным карательным дружинам «джоро». Подобные суды на основе степного права – суды биев – в некоторых местах возрождаются в Казахстане.

И все же главное для понимания нового положения русского и вообще некоренного среднеазиатского населения заключается в том, что большинство «обычных» социальных норм действуют неформально, на уровне неписанных правил, использование которых в социально-правовой системе никак не обозначено и не предусмотрено. Так, несмотря на выборность высших органов власти, республиканские парламенты организованы таким образом, что нежелательные кандидаты отсекаются от борьбы за депутатские места различными неправовыми способами. В результате во всех парламентах доля депутатов-русских, к примеру, гораздо ниже, чем в составе населения данной страны. При этом на различных, в том числе высоких уровнях власти нормы традиционной социальной иерархии действуют полуофициально. В кадровой политике почти не скрывается значение родоплеменных или земляческих связей. На соответствующие посты назначаются люди не столько на основании их личных профессиональных качеств и заслуг, сколько на основании того, какой клан они представляют.

Как это ни парадоксально, разрушение тоталитарной системы Советского Союза привело, по сути дела, к сужению возможностей выбора путей развития для народов, населяющих Среднюю Азию. Теперь и отдельные социальные слои коренных народов, и целые европейские этнические группы весьма ограничены в возможности жить по законам современного общества урбанизированного типа, и вынуждены подчиняться социальным нормам среднеазиатского обычного права.

Сложность ситуации для представителя иной культуры, ориентированного на европейские, вернее для русскоязычного населения – урбанистические, индивидуализированные стандарты общественной жизни, заключается в том, что традиционная среднеазиатская система существует неписано, а ее параметры не подлежат гласному обсуждению. Поэтому ее так трудно уловить «чужому», постороннему. Официально декларированная, гражданская модель общества на практике подменяется «обычными» социальными нормами, такими, в частности, как традиция устной передачи информации внутри группы при личных контактах, традиция неформального опроса общественного мнения при принятии решения, например о выборе лидера. Причем наибольшим весом традиционно пользовалось мнение старейшин группы, хотя к принятию решений привлекались все взрослые члены коллектива. Для данного типа социальных отношений характерно беспрекословное подчинение большинству, когда речь идет об интересах группы, при этом формируется однозначность в общих для всех членах группы оценках или суждениях. Сильна традиция харизматизации лидера.

Кроме того, на социальную структуру общества накладывалась религиозная структура как его неотъемлемая часть. Это важно, поскольку в 1990‑х годах роль ислама в государствах региона в значительной мере реставрирована. Традиционно в квартале (махалле) была своя мечеть и к одному приходу принадлежали люди, которые одновременно были членами одной и той же семейно-родственной группы. В мечети обсуждались проблемы общины, а ислам осознавался как один из механизмов регулирования отношений внутри локального сообщества.

В советской Средней Азии неофициально, а вернее полуофициально, при негласном согласии внутри общества, частично сохранявшаяся традиционная модель отношений имела мощные противовесы. По крайней мере в городах, индустриальных районах, а также на достаточно высоких уровнях власти поддерживалась иная, нежели традиционная, или неотрадиционная система социальных отношений, сохранялось некое подвижное равновесие между последней и «русским» влиянием, вернее, влиянием центральной (московской) власти.

Благодаря практике «двойных стандартов», характерной для новых среднеазиатских государств, русскоязычное население повсеместно вытесняется из политической сферы как самостоятельная сила. Более того, эта часть общества не имеет возможности влиять на положение дел даже на местных уровнях, поскольку она не может быть включена на равных в «обычную» систему отношений. Местное русское население в этом смысле находится в ситуации, аналогичной положению «внешних наблюдателей». Последние не могут понять и адекватно реагировать на «обычные» (на основе обычая) социальные отношения именно из-за их закрытости для «чужих» и отсутствия информации относительно них.

Даже русские старожилы сельских районов очень слабо разбираются в существующей системе социальных отношений, воспринимая лишь ее внешние проявления и характеризуя ее привычными им понятиями как: «коррупция», «они своих поддерживают, а русских вытесняют», «для них законов не существует». А в крупных городах региона русские семьи, живущие внутри квартала «махалля» могут либо не знать о ее существовании, либо представлять ее неадекватно, «по-европейски».

Хотя конкретных данных о стратегии выживания русских старожилов в конце 1990‑х годов нет, можно обозначить общие тенденции, характерные для русскоязычного населения региона. При этом надо учитывать, что по миграционному поведению оно расслаивается: как правило, большую склонность остаться выражают как раз старожильческое население, те, кто живет в Средней Азии не в первом поколении. Другая черта старожилов – более выраженное стремление к коллективному переезду и компактному поселению своей группой в России или на Украине. Такая форма миграции была характерна для них еще с 1970‑х годов и выражает более высокую групповую сплоченность, чем у недавних переселенцев.

Представители русскоязычного населения не могут противопоставить сильным социальным структурам среднеазиатского общества собственную групповую сплоченность. Их общинные или клановые институты были окончательно утрачены при советской власти, а в некоторых группах – и ранее. Однако реальность такова, что то меньшинство русскоязычного населения, которое склонно остаться в Средней Азии, ищет возможности для объединения на этнической (в широком смысле) почве, полагая что коллективно легче выжить в условиях региона. В частности, организуются русские общины, различные культурные общества, казачьи организации. Все они, однако, далеки от той роли, которую исполняют традиционные восточные институты.

Другая «стратегия выживания» русскоязычных жителей, ориентированных на достижение продвинутого социального положения, участие в управленческих структурах и политической жизни новых государств региона, связана со стремлением включиться в ту или иную традиционалистскую структуру, имеющую политический вес. Так, Н. Масанов пришет, что у тех русских, которые ориентированы на государственную службу, шансов выжить в новой системе немного – это отказ от притязаний на высокие посты и «игры по казахским правилам». Последнее предполагает бесконечные гостевания, соблюдение «азиатских» ритуалов и этикета, отношения дара-отдара и другие традиционалисткие атрибуты. Преданные служаки дискриминирующему их этнократическому режиму считаются наилучшими исполнителями. Лидеры русских общин и других славянских объединений так же стараются использовать клановые отношения и интересы различных, выросших из традиционных сообществ, политических лидеров в своей борьбе за влияние. Так, представитель русской общины Таджикистана рассказывал, что в задачу общины входит выполнение роли буфера между враждующими таджикскими кланами. Причем сами лидеры этих кланов отводят русской общине роль «довеска», когда данной клановой группе не хватает политического влияния для достижения определенной политической цели. При этом Русская община может выдвигать как условие сотрудничества какие-либо собственные требования, однако неизменно обречена оставаться на вторых ролях, поскольку ее «тягачом» является та или иная таджикская партия.

Диаспоры. 1999. № 2–3.

ТАДЖИКИСТАН

Мьюриэл Эткин
Защита русских в Таджикистане

Российские официальные лица настойчиво утверждают о своем праве защищать русских, живущих в любом другом государстве-преемнике Советского Союза. Как заявил президент Ельцин на проходившей в 1994 году сессии Генеральной Ассамблеи ООН, необходимость в этом возникла из-за того, что русские вдруг обнаружили себя живущими за границей. И хотя Россия, делая это заявление, имела в виду прежде всего Таджикистан, количество живущих там русских резко сократилось в течении 1990‑х годов.

Согласно переписи 1989 года, в Таджикистане проживало 388 тысяч русских. Значительная эмиграция некоренных центральноазиатов происходила задолго до 1989 года, но в последующие годы этот процесс вырос до размеров неуправляемого потока. Учитывая то обстоятельство, что перепись с тех пор не проводилась, а также и то, как мотивы заинтересованных сторон могли повлиять на приводимые цифры, нельзя с уверенностью назвать точное количество тех, кто уехал или остался. На начало 1994 года остающееся количество русскоязычных граждан (не только русских, но также и других, включая украинцев, армян и немцев) оценивалось между 70 тысячами и 127 тысячами человек. Согласно же данным российского посольства в Душанбе, каждую неделю из страны эмигрирует по 7–8 тысяч человек (L. Melchin, «Za osobuiu rol' Rossii v Tadzhikistane prikhoditsia platit' slishkom doroguiu tsenu,» Izvestiia, February 12, 1994, p. 3; G. Khasanova, «V Tadzhikistane, kotoryi polnostiu zavisit ot pomoshchi Moskvy, skoro ne ostanetsia ni odnogo russkogo,» Izvestiia, May 6, 1994, p. 3; Russian Press Digest, April 27, 1994; I. Rotar', «Drugie russkie,» Nezavisimaia gazeta, June 2, 1993, p. 3.). К 1997 году число остающихся русских и другого русскоязычного населения, вероятно, стало существенно меньше.

Русские в Таджикистане начали задумываться о своем положении в последние годы существования Советского Союза. Их страхи усилились после того, как Таджикистан обрел независимость, а мрачные предчувствия были вызваны политическим беспорядком и поразившим страну экономическим коллапсом, т. е. проблемами, которые в равной степени беспокоили и таджиков и всех остальных. Однако важным компонентом тревог многих русских было ощущение того, что перемены могут покончить с их привилегированным положением, которое они сами рассматривали не как таковое, а как причитающееся им за все то, что они сделали для «бывшего отсталым» Таджикистана. Многие русские граждане боялись, что Таджикистан будет становиться все менее и менее похожим на часть Советского Союза и все более похожим на какое-то незнакомое место, где они будут чувствовать себя чужаками. Кроме того, они опасались создания исламского государства.

Вообще-то, оппозиция пыталась заручиться поддержкой нацменьшинств Таджикистана, особенно русских и узбеков, во время борьбы за власть в 1992 году. Даже Партия Исламского Возрождения, которую многие русские очень боялись как воплощение исламского фанатизма, стремилась заверить русских в своих добрых намерениях. Председатель партии Мухаммадшариф Химматзода воспользовался таджикским телевидением, чтобы обратиться к своим русским согражданам со следующими словами: «Мы дети одной родины. Нам нечего делить. Поэтому мы должны жить в мире, как друзья, и работать на благо нашей общей родины» (FBIS, Daily Report. Central Eurasia, June 15, 1992, p. 49.).

Как бы ни были преувеличены страхи русских, их можно было понять. Русские становились мишенью для нескольких выражений чувств обиды и актов насилия. Видный деятель оппозиции Шодмон Юсуф, глава Демократической партии Таджикистана (он возглавлял ДПТ до 1995 года – прим. ред.), разразился целой серией антирусских угроз в ответ на то, как он полагал, что русские поддержали таджикских неокоммунистов в 1992 году. В принципе это не было политикой ДПТ или оппозиции, но, тем не менее, подтвердило худшие опасения русских. А общая для таджикских националистов тема о том, что советская политика была направлена на то, чтобы хорошие рабочие места доставались русским, создавала лишний повод для тревоги русских за свое будущее и была вполне объяснимой (S. Fathullohzoda, «Iloji voqea pesh as vuqu» boyad kard, Javononi Tojikiston, October15, 1992, p. 1; FBIS, Daily Report. Central Eurasia, May 28, 1993, p. 19.).

При всем том, что убийства русских граждан и военных в начале гражданской войны естественным образом вызывали тревогу русских в Таджикистане и правительства в Москве и получили широкую огласку, все же не все из этих преступлений были продиктованы этническим или религиозным антагонизмом. Истинные мотивы многих из них установить не просто, поскольку впоследствии проявилась заинтересованность обеих сторон спекулировать на этом насилии в собственных политических целях. Однако, по крайней мере в нескольких случаях, власти все же доказывали неполитическую, уголовную природу убийств (The Reuter Library Report, January 6, 1994; ITAR-TASS, December 31, 1995.). Некоторые примеры плохого обращения с русскими и другими русскоязычными гражданами были делом рук сторонников победившего неосоветского режима, а не оппозиции (N. Pachegina, «Oni vyrvalis' iz 'raia',» Nezavisimaia gazeta, February 13, 1993, p. 3.).

Члены русской диаспоры, эмигрировавшие в Российскую Федерацию из Таджикистана или же других государств-преемников, часто сталкивались с огромными трудностями, пытаясь заново устроить свою жизнь. Об их незавидном положении говорили миграционные

организации и политические круги, критиковавшие российских чиновников за нежелание им помочь. Это обстоятельство придало противоречиям по поводу статуса перемещенных русских новую окраску. Касаясь темы перемещенных русских из государств Центральной Азии, можно лишь сказать, что она является важной проблемой, однако их анализ не входит в цели данной стати.

Москва прибегала также и к разговорам о статусе русского меньшинства в Таджикистане – с целью оправдания своей поддержки неосоветских против оппозиции и сохранения российских войск в Таджикистане после окончания гражданской войны (Russian Press Digest, August 4, 1993). Это было частью более широкой практики, когда Россия отстаивала свое право на вмешательство в дела государств-преемников от имени русских жителей. Российский министр иностранных дел делал весьма преувеличенные заявления по поводу национальных меньшинств в России и требовал, чтобы другие государства-преемники соответствовали критериям Москвы в деле обеспечения прав русского меньшинства в своих странах. В России звучали и другие голоса, которые доказывали необходимость умеренного подхода к вопросу о статусе русской диаспоры, но на определение политики они не оказывали особого влияния.

Тогдашний министр обороны России Грачев, сторонник решительных действий на постсоветском пространстве, заявлял, что Россия будет вынуждена применять силовое вмешательство в дела других государств-преемников не только тогда, когда местные конфликты создадут опасность для жизни русских, но также и тогда, когда права русских будут ущемлены. Он постоянно повторял эти слова, имея ввиду конкретно Таджикистан (FBIS, Daily Report. Central Eurasia, June 22, 1992, p. 40 and February 24, 1993.). Это было угрозой, учитывая вольное трактование Россией прав русскоязычных в государствах-преемниках, которое сводилась к неприятию любого изменения их прежнего – советского – статуса.

Подобные речи не являлись уделом одних лишь военных. По словам члена президентского совета Андроника Миграняна, Россия обязана «присутствовать» в Таджикистане, поскольку там имеется русское меньшинство («Liniia El'tsina: kto i kak formiruet ee vo vneshnei politike,» Moskovskie novosti, June 20, 1993, p. 15A.). Тот факт, что огромное большинство проживавших в Таджикистане русских эмигрировало, в московских дискуссиях в учет не принимался.

Россия призвала к тому, чтобы в Таджикистане и в других государствах региона русский язык имел тот же статус, каким он пользовался в советскую эпоху. В сущности, это означало необходимость поставить русский во главе других языков. По словам представителя министерства иностранных дел России, «меры, принимаемые для поддержания русского языка, культуры и искусства в государствах-преемниках, соответствуют интересам не только этнических русских, но также и интересам всех граждан этих государств» (Official Kremlin International News Broadcast, February 24, 1994, English transcript via Federal Information Systems Corp.). Это напоминает те времена, когда советский режим превозносил достоинства «интернационализма» для всех советских людей, хотя это имело достаточно сильную русскую окраску.

http://www.ca-c.org/journal/09–1997/st_12_etkin.shtml

В.И. Кирпичев
Соотечественники в Таджикистане

Таджикистан сегодня – самая удаленная от России «горячая точка», где в 1989 году русских (вместе с украинцами и белорусами) насчитывалось 437 тысячи человек. На сегодняшний день их численность едва ли превышает 50–60 тысяч. Причиной исхода русских стала межтаджикская распря и обострившиеся межнациональные отношения. Такие потоки беженцев в мировой истории случались лишь при вселенских катастрофах и мировых войнах. По масштабам они соизмеримы с темпами исхода и эвакуации населения из западных районов СССР во время Великой Отечественной Войны.

Политическая нестабильность и экономическая разруха привели к тому, что социальное положение населения республики (кстати, самой бедной и отсталой и во времена существования СССР), независимо от этнической принадлежности оказалось катастрофическим. Уровень жизни в Таджикистане в восемь раз ниже, чем в России, где его тоже нельзя назвать высоким. Более половины трудоспособного населения не имеет работы. Работники бюджетной сферы получают 5–10 долларов в месяц, доход пенсионеров – 3–5 долларов. При этом цены на большинство промышленных товаров и продукты питания приближаются к мировым.

Трудности испытывают все жители республики, но на долю русского населения выпали особенно тяжкие испытания. В массе своей оно является городским и поэтому не имеет возможности выжить, добывая хлеб насущный на клочке земли. Поэтому именно среди русских катастрофически высок уровень смертности (25–30 человек на тысячу), в 3–4 раза превышающий таковой среди коренного населения. Это обусловлено не только пенсионным возрастом значительной части русских, но и чрезвычайно трудными условиями жизни (голод, отсутствие медицинского обслуживания, высокая стоимость лекарств, отсутствие отопления, нерегулярная подача питьевой воды, электроэнергии, газа). Пожилые люди нередко лишаются возможности получать гуманитарную помощь. Она, как писала местная пресса, превратилась «в самый крупный после наркотиков и торговли оружием бизнес», контролируемый местными национальностями. Целенаправленная гуманитарная помощь из России отсутствует, хотя подобная практика со стороны ряда стран (Германия, Корея, Израиль, Иран и др.) в отношении своих соотечественников существует.

Сегодня русских на улицах Душанбе можно встретить все реже. Как правило, они выглядят как бомжи. Но есть еще в городе места, где русских бывает довольно высокая концентрация – это очереди за бесплатным питанием, райсобесы, где выдают талоны для получения гуманитарной помощи, и места, где ее выдают. Там можно бывшего директора школы, музыканта, солиста оперного театра, преподавателя вуза, главврача и т. д. Русских все еще можно встретить на барахолках, торгующих всякой рухлядью или мелкорозничных продавцов, работающих у местных оптовиков. Нищие, копошащиеся на помойках, – русские. Единственная устойчивая экономическая ниша для русских – торговля газетами, которые выходят раз в неделю.

Террор, разбой, грабежи, мародерство, изнасилования, убийства, оскорбления и надругательство по отношению к «чужакам» со стороны местного населения стали обычным явлением. От террора страдают все жители республики, но некоренное население в этом отношении особенно беззащитно, поскольку искать правды у местной власти не имеет смысла. Мародеры хозяйничают на христианском кладбище Душанбе, оскверняют могилы, разрушают памятники и надгробия, а посетителей подвергают оскорблению и грабежу. Дошло до того, что появился погребальный рэкет – похоронные процессии не допускаются к могилам до тех пор, пока родственники покойного не дадут вымогателям соответствующую мзду.

Наиболее работоспособная, высокообразованная и интеллектуально состоятельная часть диаспоры уже покинула республику, а оставшиеся ее представители вытеснены из всех значимых сфер жизни, превратившись в изгоев общества. Разрушена среда человеческого общения – уехали родственники, друзья, знакомые, соплеменники. Люди перестали считать республику своим домом, ощущая всю неуместность пребывания в ней.

Особенно энергично бегут из Таджикистана люди в возрасте от 18 до 30 лет. Для этой возрастной категории имеется реальная перспектива быть призванными на воинскую службу. Призыв нередко осуществляется путем милицейских облав в местах большого скопления людей. При этом русские оказываются без вины виноватыми вдвойне, испытывая неприязнь от обеих противоборствующих сторон: избегая участия в военных действиях, они становятся дезертирами, а участвуя в них, – «пособниками прокоммунистического режима».

Сегодня в Таджикистане русским молодым людям практически невозможно создать семью на основе этнической общности и культурной совместимости, так как пути потенциальных спутников жизни редко пересекаются. Жалкие остатки русского населения оказались рассеянными и не имеют компактных поселений.

В Таджикистане до развала СССР проживало несколько десятков тысяч представителей национальных меньшинств, этническая родина которых находится за пределами границ СССР (немцы, евреи, греки, болгары и др.) Почти все они репатриировались на историческую родину не без ее помощи. И только русские «спонтанно мигрируют» (термин Федеральной миграционной службы).

Русские в Таджикистане были брошены своим правительством. Организованной эвакуации из зоны гражданской войны Россия не организовала. А, к примеру, в феврале 1993 года по личному указанию президента Казахстана спецэшелоном вывезены все казахи, проживающие на юге Таджикистана. В Латвии принят закон о репатриации, по которому все латыши, оказавшиеся за пределами республики в результате насильственного переселения во времена сталинских депортаций, получают поддержку и материальную помощь при возвращении на родину.

По выражению бывшего советника президента России по национальной безопасности Юрия Батурина «русские должны служить опорой России на ее отдаленных рубежах». Поэтому, видимо, одним из основных направлений миграционной политики России, сформулированными «аналитиками» ФМС еще в 1992 году, являлась пресловутая «минимизация миграционных потоков». И хотя после острой критики «минимизацию» заменили на «регулирование», суть дела не изменилась: чем меньше вернется соотечественников, тем меньше хлопот.

Во время блокады железной дороги зимой 1992 года на станционных путях в Душанбе и его окрестностях скопились сотни товарных вагонов с людьми. В ловушке оказались тысячи беженцев. Более месяца прожили они в промерзлых железных товарных вагонах, пребывая в жутких антисанитарных условиях, страдая от холода и голода, становясь легкой добычей мародеров. Движение поездов открылось лишь в середине декабря. Путь людей пролегал по открытым всем ветрам казахским степям, по застывшей от холода русской равнине, по оцепеневшим от мороза сибирским просторам. При этом ни в Душанбе, ни в пути беженцам не оказывалась помощь. Это было похуже любой депортации.

Общество «Миграция» тогда взывало о помощи, его телеграмма с мольбой о помощи была опубликована в «Литературной газете». Но мольбы не были услышаны ни в государствах, через которые пролегал путь эшелонов, ни в Международном Красном Кресте, ни в международной Организации по миграции. Не были они услышаны и в России.

Особенно показательна позиция «правозащитников». Кто не знает Сергея Адамовича Ковалева, в ту пору – уполномоченного по правам человека при Президенте России. Автору этих строк «посчастливилось» иметь дело с ним в мае 1993 года в Душанбе. В республиках полыхала гражданская война, гибло мирное население, тысячи людей в эти дни штурмовали кассы железной дороги и «Аэрофлота». В это время «символ человечности» был занят инспектирование тюрьмы, где ему была предоставлена возможность увидеть, как содержатся попавшие в плен боевики вооруженной оппозиции. Собственно, это и было основной целью его приезда.

На какую же помощь могут рассчитывать сегодня соотечественники в Таджикистане? При посольстве России открылось представительство ФМС, где можно получить Удостоверение вынужденного переселенца, если сможешь доказать, что причины выезда – не экономические. И все!

Не всем, кто готов пойти на унизительную процедуру оформления гражданства России, удается получить заветный штамп в паспорте. Нужно иметь по восходящей линии родителей в России. Но что делать тем, у кого они умерли или, например, погибли, защищая Родину, во время Великой Отечественной войны? В этом отношении у них прав не больше, чем, скажем, у жителя Африки: и тем, и другим необходимо писать прошение на имя Президента России и ждать три года. Из-за подобной «закавыки», например, в этом году несколько русских ребят из Таджикистана лишились возможности поступить в военные училища в России.

У русских в Таджикистане сегодня нет не только возможностей и благоприятных предпосылок, но и желания интегрироваться в местной среде. По фактическому правовому статусу они близки к апатридам, к «перемещенным лицам». Не имея возможности выехать, они в основной своей массе являются вынужденными непереселенцами.

Возникает вопрос – можно ли объяснить анемичное поведение России по отношению к соотечественникам только экономическими трудностями, или все ж таки имеются возможности облегчить участь оставшихся без существенных материальных затрат?

Вот далеко не полный перечень мероприятий, реализация которых даст возможность людям почувствовать, что Родина помнит о них.

1. Предоставить возможность получать пенсию соотечественникам, имеющим российское гражданство, не выезжая за пределы республики. Многие люди, получив гражданство, оформляют пенсию, продолжая жить в республике, но вынуждены ездить в Россию за получением денег.

2. Предоставить возможность получать денежные переводы из России. Решение этого вопроса существенно бы облегчило жизнь людям, у которых имеются готовые помочь им родственники. Формально такая возможность появилась в 1998 году, но переводы идут более полугода, а нередко их не выдают совсем.

3. Инициировать принятие в Таджикистане закона об альтернативной службе. Русским ни к чему сражаться за чуждые им интересы, погибать и получать увечья.

4. Упростить процедуру оформления российского гражданства, в том числе и тем русским, кто не имеет живых родственников по восходящей линии.

5. Отменить плату за оформление Российского гражданства. За что платить, особенно тем, кто родился в России? Ведь никто добровольно российское гражданство не терял, равно, как и не изъявлял желание получить таджикское. И хотя сумма оплаты по российским меркам сравнительно невелика (около четырнадцати долларов), но для жителя Таджикистана она весьма чувствительна – от одной до двух месячных зарплат работника бюджетной сферы.

6. Выделить квоты и упростить процедуру перевода соотечественников из таджикских вузов в российские. Добиться отмены положения, по которому выпускники местных вузов не имеют возможности по окончании учебы репатриироваться, т. к. должны отрабатывать три года.

7. Добиться отмены дополнительной оплаты за багаж по железной дороге для соотечественников, навсегда покидающих республику.

8. Потребовать гарантий безопасности от государств, по территории которых транзитом следуют поезда из Таджикистана.

Некоторые из этих предложений могут показаться мелочными. Но от таких «мелочей» сегодня зависят судьбы многих людей.

Все эти вопросы, равно как и многие другие, даже при тяжелой экономической ситуации, могли быть разрешены, если бы страной управляли патриоты, а не интернациональный сброд.

http://www.zlev.ru/cont89.htm

ТУРКМЕНИЯ

Из статьи П. Смирнова
«Россияне Туркменбаши не нужны.
О положении соотечественников в Туркмении»
апрель 2002 г.

…Туркменистан – суверенное государство в Центральной Азии, член СНГ. Независимость провозглашена 27 октября 1991 года. Современная Конституция принята 18 мая 1992 года. По Конституции Туркменистан – президентская республика. Законодательная власть осуществляется двухпалатным Парламентом. В 1995 году соответствующей резолюцией ООН Туркменистан получил статус Постоянного Нейтралитета. За 10 лет государственного строительства, в стране так и не были реализованы конституционные положения строительства «демократического, правового и светского государства» и в Туркмении фактически сложилась монархическая форма правления президента Туркменбаши. За время его правления в стране развернута широкая копания борьбы с инакомыслием, основными правами и свободами, проводится в жизнь идеология культа и исключительности человека-бога, посланца аллаха Туркменбаши. В стране фактически утвердились и дееспособны две ветви власти – президентская и КНБ. Остальные ветви власти фактически парализованы или выполняют установки вышеперечисленных институтов. В Докладе Конгресса США за 2000 год Туркмения отнесена к числу четырех наиболее тоталитарных стран мира.

В Туркмении проживают представители более 100 национальностей. В этнодемографической ситуации республики наблюдается новая тенденция – повышение удельного веса туркмен в общей структуре населения. За период с 1979 года по 1996 год численность туркмен увеличилась с 1,9 млн. чел до 3,4 млн. чел. В то же время из–за миграции русских и более низкого прироста снизилась численность русских с 14,5 до 6,7 % от общей численности населения. Численность русских в 1989 году составила 334 тыс. чел. Имеется приблизительная оценка численности русских 1995 году – 298 тыс. чел. Но автору эта цифра представляется завышенной. На настоящее время численность русских в Туркмении, видимо, составляет около 180 тыс. чел. Русское население проживает в основном в городах: Ашхабад, Красноводск (совр. Туркменбаши) и Мары. Наибольший удельный вес русских наблюдается в Красноводске. В доступных данных переписи населения 1989 года русские составляли 43,2 % (35 тыс. чел.) от общей численности населения города. В настоящее время из-за больших темпом миграции численность русских уменьшилась на 15–20 тыс. чел., но все равно остается самой высокой в Туркмении и составляет около 25 %.

После обретения независимости, Туркменистан, как и большинство других государств бывшего СССР, приступил к государственному строительству моноэтнического государства, «государства туркмен». Это неоднократно подчеркивалось в различных выступлениях президента Туркменбаши. Это привело к осложнению положения граждан, признающих русский язык для общения, воспитания и обучения. Руководство Туркменистана целенаправленно стало проводить политику неравноправия в возможности получения образования и трудоустройства для представителей титульной нации и этнических россиян. С самого начала обретения государством независимости русскоязычные кадры стали вытесняться с руководящих должностей. Так, в 1989 году в управлении всеми отраслями численность русских составляла 31 %, то на настоящее время численность русских управленцев составляет менее 1 %. В банковской сфере и системе страхования численность русских так же уменьшилась с 23 до 3 %. Эти тенденции привели к массовой миграции русских в Россию. Опрос среди мигрантов, проведенных Русской общиной в 1996 году, показал, что причиной миграции являются следующие причины:

1. Невозможность дать полноценное образование детям

2. Вытеснение этнических россиян с руководящих постов и престижных сфер деятельности.

3. Борьба с русским языком и ослабление культурных связей с Россией.

4. Разрыв родственных связей.

Нет точных данных по миграции. Использование различных источников дает примерную численность граждан, выехавших в Россию на уровне 130–150 тыс. чел. Более точно известно число мигрантов в Красноводске – за последние 10 лет в Россию выехало около 20 тыс. человек. Среди мигрантов 75 % составляют русские, 6 % – украинцы и 4 % – армяне, 2 % – татары. Численность остальных национальностей среди мигрантов в Россию незначительна.

На настоящее время в Туркменистане завершено разрушение единого образовательного пространства на русском языке. Реформа образования была начата с принятием 24 мая 1990 года Закона Туркменской ССР «О языке». Этот Закон закрепил за туркменским языком статус государственного и наметил этапы резкого сокращения сферы применения русского языка. В соответствии с этим законом, с 1 сентября 1998 года в большинстве ПТУ, средних и высших учебных заведениях обучение было начато на государственном языке. Русский язык обучения был сохранен в немногочисленных группах. В 2000 году был введен обязательный вступительный экзамен в ВУЗы по туркменскому языку. Это сильно сократило приток в ВУЗы русскоязычного населения, так как большинство не владеет государственным языком, или владеет в недостаточной степени.

Законодательная база реформы образования была расширена принятием 1.10.1993 г. Закона «Об образовании в Туркменистане» и принятием 18.11.1993 г. Постановления Президента Туркменистана «Об утверждении государственной программы по реализации новой политики образования Президента Туркменистана Сапармурата Туркменбаши в 1993–1997 годах». В соответствии указанными документами произошел перевод средних школ на 9 летнее обучение, обучение в ПТУ, лицеях и ВУЗах переведено на латинский алфавит, проведена «национализация» и неоидеологизация гуманитарных дисциплин, проведена переработка и обновление программ по различным секциям образования и воспитания. В практику введены выездные собеседования для поступления в ВУЗы. Практика показала, что при собеседованиях проводят негласную линию на «отсечение» лиц некоренной национальности. Положение усугубляется чудовищной коррупцией членов выездных комиссий. Средняя ставка для поступления в ВУЗ – 2000 долларов США. Известны случаи, когда выпускников русских школ, прошедших успешно собеседование по общим дисциплинам предлагали спеть какую–нибудь песню на туркменском языке про Туркменбаши и отчисляли по причине незнания песни. Параллельно шло сокращение русских преподавателей по результатам аттестаций из-за незнания государственного языка и сокращение школ с русским языком обучения. В настоящее время в Туркмении нет русских школ – они стали русско-туркменскими. Это было осуществлено путем открытия в русских школах туркменских секторов обучения. Обращает на себя внимание, что 10 лет в Туркмении не появилось ни одного совместного российско-туркменского учебного заведения. За этот же период Турцией было открыто 14 туркмено–турецких школ, один туркмено–турецкий университет. Около 1500 студентов в настоящее время обучаются в Турции. В то же время заключенные Договоры 1993 года о сотрудничестве между Туркменским Государственным Университетом и МГУ, Санкт–Петербургским политехническим институтом блокируются из-за отсутствия финансирования. Обращает на себя внимание и позиция Туркменбаши, не желающего создавать совместные учебные заведения с Россией. Все попытки, предпринятые в этом направлении, были руководством Туркмении отвергнуты. Стоит отметить также слабую настойчивость Росси в создании совместных школ. Ни разу высокопоставленные чиновники МИДа и других правительственных структур не ставили вопрос о положении русских школ в Туркмении. При этом для объяснения бездеятельности всегда используется очень удобная форма о «невмешательстве во внутренние дела Туркмении». Показательна в этом отношении твердая позиция Казахстана в отношении казахских национальных школ в Туркмении. Настойчивость Казахстана позволила не только сохранить систему казахских национальных школ в Туркмении, но и обеспечить учебу в этих школах по программам и учебным пособиям Казахстана! Причем, вопрос о казахских школах всегда включается в число вопросов, обсуждаемых на встречах лидеров Казахстана и Туркмении, и Казахстан не считает эти вопросы «неудобными», в отличие от России.

Все эти проблемы привели к разрушению системы подготовки педагогических кадров для русско-туркменских школ, резкому сокращению числа русскоязычных студентов.

Стоит отметить чрезвычайное положение с учебниками в русском образовательном секторе средних школ. Сейчас обеспеченность учебниками составляет менее 20 процентов. Через 2– 3 года учебники, многим из которых более 10 лет, придут в полную негодность, и школьники останутся без них.

Параллельно с сокращение сферы образования на русском языке власти проводили целенаправленную политику по сокращение русскоязычных СМИ. За 10 лет были закрыты все газеты на русском языке городского, районного и областного уровня. Вместо них были созданы туркмено–русские газеты, в которых объем информации на русском языке составляет около 10 %. Было сокращено более 150 русских журналистов, большинство их которых мигрировали в Россию. В настоящее время в Туркмении издается лишь одна газета на русском языке «Нейтральный Туркменистан». Но в ней нет материалов о жизни российской диаспоры, а все материалы, как и в туркменских изданиях, посвящены рассказам о деяниях Туркменбаши. Неоднократно публиковались материалы, порочащих Россию и искажающих историю российско-туркменских отношений. По сути, «Нейтральный Туркменистан» стал проводником оглупления русскоязычного населения и разрушения у него русского культурного и духовного самосознания, источником постоянной дезинформации.

На туркменском национальном телевидении на русском языке выходит лишь 10 минутный выпуск ежедневных новостей. В них также проводится та же линия оглупления и дезинформации, как в «Нейтральном Туркменистане». Передачи ОРТ уменьшены до 2 часов в день в вечернее время. Весь блок программ ОРТ представляет собой запись передач, прошедших цензуру и купирование. Преобладают развлекательные передачи и бразильские сериалы.

Подписка на российские СМИ для подавляющего большинства русских недоступна, из-за необходимости оплачивать стоимость подписки долларами США. Не могут подписываться на российские СМИ из–за отсутствия средств публичные библиотеки.

Все перечисленные факторы вынуждают русских мигрировать в Россию.

В 1995 году между Россией и Туркменистаном были заключены два Соглашения, создающих необходимую основу для защиты прав российских соотечественников. Стоит отметить большой вклад и настойчивость разработке Соглашений бывшего Советника Посланника посольства РФ в Туркменистане Е. Белова.

Соглашение «Об урегулировании вопросов двойного гражданства» продолжает реализовываться, но ни одно положение другого важнейшего Договора между Туркменистаном и РФ «О сотрудничестве в целях обеспечения прав туркменского меньшинства в Российской Федерации и российского – в Туркменистане» туркменской стороной выполнено не было. В этом Договоре прямого действия в ст. 4, 5 и 6 определялись возможности создания меньшинствами общественных организаций, газет, культурных центров, консультации властей с представителями меньшинства при принятии решений, затрагивающих их интересы. Стоит отметить, что Россия выполняла и продолжает выполнять данный договор в отношении туркмен, проживающих в Астраханской области, Ставрополье и Подмосковье. Но режим Туркменбаши все это время проводил и проводит политику всемерного ущемления прав русскоязычного меньшинства. Неоднократные обращения бывших членов Совета соотечественников при Государственной Думе А. Фомина и В. Мамедова к первым лицам МИДа РФ не принимались во внимание. Более того, послы РФ в Туркменистане В. Черепов и, особенно, А. Щелкунов, прекрасно осведомленные об истинном положении российских соотечественников, проводили политику развития панибратских отношений с Туркменбаши. И, в немалой степени, в развитии этих отношений играли личные коммерческие интересы сторон. Срок указанного соглашения истек в мае 2000 года, и он не был пролонгирован сторонами.

В настоящее время в Туркменистане нет общественных организаций соотечественников. Созданное функционерами МИДов Туркмении и России «Общество культурных связей с Россией» не решает главный вопрос– вопрос правовой защиты соотечественников. Это Общество в высшей степени выгодно тем кругам в Туркмении и России, кто заинтересован в преднамеренном замалчивании проблем российских соотечественников в Туркмении и фактов грубейшего нарушения их прав. Ничего не решая в принципе, Общество фуршетными мероприятиями создает видимость прорыва в области культурных обменов. Не удивительно, что локализованное в Ашхабаде Общество совершенно не знают соотечественники в других городах Туркмении.

Российские соотечественники дважды за последние 12 лет создавали и пытались зарегистрировать свои общественные организации. В 1989 году в Красноводске журналистом В. Мамедовым было создано Общество «Исток» с целью защиты русского языка, культурного наследия и исторического имени города. В 1993 году после волевого переименования Красноводска в Туркменбаши, Общество «Исток» туркменскими властями было разгромлено, а активисты «Истока» прошли через запугивания и обструкции.

Примерно в это же время в Ашхабаде, группой российских соотечественников, была создана Русская община Туркмении. Главная задача Русской Общины, которую ставили инициаторы ее создания в условиях националистического разгула – правовая защита НЕ ТОЛЬКО российских соотечественников, но и представителей других национальных меньшинств. Русская община за пять лет своего существования прошла путь от признания на уровне федеральных органов власти в России, до разгрома и ареста активистов туркменскими властями. Наиболее продуктивно Русская община работала во время пребывания в Туркмении Советника Посланника посольства РФ Е. Белова. Председатель Русской общины А. Фомин и региональный лидер В. Мамедов избирались и принимали активное участие в работе Совета соотечественников при Государственной Думе. Русская община во время козыревского безвременья во внешней политике и агрессивного неприятия ее туркменскими властями, сумели оказать действенную помощь многим тысячам российских соотечественников в вопросах приобретения российского гражданства, оказывали правовую помощь соотечественникам, испытывающими различные формы дискриминации.

Однако, после отъезда Е. Белова Послом в Таджикистан, посольство РФ встало на путь поддержки позиции туркменских властей о необходимости запрета деятельности Русской общины. Вместо того, чтобы занять принципиальную позицию в вопросах выполнения Туркменистаном Договоров в области соблюдения прав соотечественников и добиваться регистрации Русской общины, посольство РФ, руководимое вначале В. Череповым, а потом А. Щелкуновым, встало на путь консолидации с туркменскими властями в деле дискредитации и уничтожения Русской общины. Так, посольством предпринимались попытки создать новую организацию соотечественников. Однако активисты Русской общины во всех регионах Туркмении отказались поддержать организацию, испеченную в недрах посольства. В это же время в местах компактного проживания активисты Русской общины посольством были отстранены от работы по приобретению российского гражданства и статуса переселенца. Были назначены новые лица из числа госслужащих, рекомендованных туркменскими властями.

После встречи активистов Русской общины с председателем Государственной Думы Г. Селезневым, которая произошла в посольстве РФ в октябре 1998 года, туркменские власти приступили к активным действиям по запрету деятельности Русской общины. Причем, все имеющиеся факты говорят о том, что уничтожение Русской общины являлось совместным проектом посольства РФ и туркменских властей.

Разгром общины начался с ареста в декабре 1998 года члена Совета соотечественников В. Мамедова после возвращения с очередного заседания из Москвы. Причиной ареста послужило короткое интервью, данное В. Мамедовым радиостанции «Маяк». Это интервью вызвало негодование Туркменбаши, и на открытии Съезда Демпартии Туркмении В. Мамедов был объявлен «врагом народа». Другой член Совета соотечественников, председатель Русской общины Туркмении А. Фомин, был вынужден остаться и до сих пор скрывается в России.

Усилиями международной общественности в феврале В. Мамедов был освобожден под подписку о невыезде, а уголовное дело, вопреки всем правовым нормам, было закрыто лишь осенью 1999 года. Но до сих пор, В. Мамедов остается «не выездным», и все свои перемещения вынужден согласовывать с КНБ Туркмении. Факты преследования В. Мамедова вызвали широкий резонанс в мире, но на эти преследования никак не откликнулось ни посольство, ни МИД РФ, хотя на момент задержания В. Мамедов являлся членом Совета соотечественников при Государственной Думе Федерального Собрания РФ. Более того, посол РФ в Туркмении А. Щелкунов в январе 1999 года заявил одному из аккредитованных российских журналистов, что «он не собирается защищать уголовника». Это было сказано в тот момент, когда не было еще решения суда (а до суда дело так и не дошло), а Государственная Дума, мировая прогрессивная общественность и журналисты России предпринимали энергичные попытки по освобождению В. Мамедова. Уже после освобождения В. Мамедова А. Щелкунов запретил работникам посольства РФ встречаться с ним. В начале 2000 года власти начали уголовное преследование другого активиста Русской общины Н. Шмелеву. Она подверглась оскорбительным издевательствам в застенках КНБ и была вынуждена уехать из Туркмении. После ее отъезда Русская община фактически перестала существовать. Системная поддержка соотечественников в области образования, информации и правовой помощи в настоящее время оказывается лишь в Красноводске В. Мамедовым с небольшим кругом своих единомышленников. Вся работа проводится с большим риском и без какой-либо поддержки посольства РФ.

После принятия собственной Конституции Туркменистан под руководством Туркменбаши, встал на путь построения мононационального этнократического государства с приоритетом прав титульной нации. 55 ст. конституции определяет национальность президента «из числа туркмен». В мае 1991 года была основана Гуманитарная ассоциация туркмен мира под председательством Туркменбаши. Эта организация и ее филиалы проводят в жизнь националистическую идеологию исключительности туркменской нации в истории. Древние парфяне официально объявлены предками туркмен, определена концепция, в соответствии с которой туркмены внесли наибольший вклад по сравнению с другими народами в историческое развитие наций в средние века на обширной территории от Балканского полуострова до Индии. Массовое оглупление нации на начальном этапе государственного строительства привело к вспышкам бытового национализма. Главной чертой внутренней национальной политики Туркменбаши стала возвеличивание туркмен над другими нациями. Ставится задача полного вытеснения русских с органов государственного управления и строительства. Многие ведомства приняли, в соответствии с указаниями Туркменбаши собственные Постановления по привлечению и расстановке национальных кадров из числа туркмен. Так, например, в Указаниях начальника национального Управление гражданской авиации г-на Бердыева № 1.5–45 от 26.06.1998 г. требуется в п. 1.2 «повысить роль и ответственность каждого руководителя… за состояние приема, подготовки и расстановки национальных кадров…» и предлагается «осуществить практические меры в позитивном преобразовании кадровой политики в авиаотрасли».

Как следствие проводимой националистической политики явилось переименование города Красноводска в Туркменбаши без учета мнения не только преобладающего русского населения города, но и представителей других наций. В этом же городе в настоящее время из 140 руководителей различного уровня, только 2 русских – директор городской библиотеки и директор завода железобетонных конструкций, хотя русские составляют 25 % населения города. Автору стали известны случаи, когда во время приезда Туркменбаши на Красноводский нефтеперерабатывающий завод, русские снимаются с вахты и прячутся в трансформаторных подстанциях. В 2001 году проведены аттестации на знание туркменского языка в банковской сфере и органах государственной статистики. Служащим дан полугодовой срок для изучения туркменского языка и пригрозили увольнением в случае его незнания. В системе здравоохранения от русских врачей жестко стали требовать ведения историй болезней на туркменском языке, в русско-туркменских школах жесткую оценку директорам дают в том случае, если делопроизводство ведется на русском языке. Для аттестации, которая была проведена весной 2001 года, русские директора обязаны были прочитать Клятву верности президенту Туркменбаши и Гимн Туркменистана на туркменском языке. Такие же требования выдвигались учителям.

Развитие ситуации с нарушением прав российских соотечественников при полном безразличии органов федеральной власти России не оставляет надежд на исправление ситуации в ближайшей перспективе. К огромному сожалению, при формировании своей внешней государственной политики, Россия так и не стала соотносить развитие межгосударственных отношений с соблюдением прав русских и других национальных меньшинств. Доклады Конгресса США и авторитетных международных правозащитных организаций о вопиющих нарушениях прав человека в Туркмении так и не стали учитываться при формировании государственной политики РФ в отношении Туркмении. Преобладает пока несистемный и поверхностный подход к анализу ситуации нарушения прав человека в Туркмении. Более того, влиятельные члены предыдущего Правительства и администрации президента России в той или иной степени имели свои личные коммерческие интересы при реализации туркменских энергоносителей. Многие государственные деятели имели прямое отношение и имели прямой доход от деятельности компании «Итера», занимающейся продажей туркменского газа. И сейчас «Итера холдинг» руководит один из ближайших сподвижников Туркменбаши в реализации националистической доктрины г–н Отчерцев. Поэтому неоднократные обращения активистов Русской общины использовать для защиты прав соотечественников в Туркмении экономические рычаги не принимались во внимание. А МИД, в лице послов РФ в Туркменистане, для «развития добрососедских» отношений развивали систему панибратских отношений с Туркменбаши.

Эти факторы позволяют прогнозировать продолжение активной миграции национальных меньшинств, ассимиляцию и потерю национального самосознания у оставшейся части этнических россиян в Туркмении.

http://www.centrasia.ru/newsA.php? Month=4&Day=14&Year=2002

КАЗАХСТАН

Беате Эшмент. Русские в Казахстане
февраль 1999 г.

После распада Советского Союза 6 млн. русских в Казахстане стали второй по величине (после самой большой на Украине – около 11 млн.), русской диаспорой в ближнем зарубежье. По переписи 1989 г., они были здесь вторым по численности этносом после казахов (37% населения). В северных, граничащих с Российской Федерацией областях, их доля доходила до 66%. В начале 90‑х гг. это обстоятельство давало повод западным наблюдателям опасаться самого худшего варианта развития событий. Однако, несмотря на то и дело дающую о себе знать напряженность, между русскими и казахами до сих пор не было серьезных столкновений в духе Самуэля Хантингтона. В то же время из опросов и интервью известно, что русские в Казахстане находятся в состоянии неуверенности и нарастающего дискомфорта, но далеки от массовых организованных выступлений. В представленной статье делается попытка показать причины как царящего до сих пор в стране относительного спокойствия, так и растущего недовольства.

Вопреки тому, что утверждалось во многих публикациях на Западе, в 1991 г. между русскими и казахами не существовало никакого экстремального антагонизма. Обе этнические группы оценивали разницу в условиях своей жизни как небольшую и относились критически к перспективам полной независимости Казахстана; антирусские же настроения здесь, по сравнению с другими центрально-азиатскими государствами, были выражены крайне слабо. И хотя в 1991 г. среди русских было меньше сторонников Н. Назарбаева, чем среди казахов, все же 74,8% опрошенных русских (81,5% казахов) одобряли действия президента. Все последующие опросы, проведенные в независимом Казахстане, показывали ухудшение социального самочувствия и рост неуверенности всех его граждан. Для русских решающими, на наш взгляд, были два момента.

Первый из них связан с экономикой. Доход на душу населения, промышленное производство и продовольственное снабжение демонстрировали негативную динамику еще в период с 1985 по 1991 г., однако к моменту обретения независимости республика даже опережала Российскую Федерацию по важнейшим экономическим показателям. Распад СССР, как и в остальных бывших союзных республиках, привел здесь к экономическому кризису со всеми известными последствиями, хотя уровень жизни основной массы русских и в независимом Казахстане по многим показателям был все еще выше уровня жизни казахов. Но, во-первых, существовала и сейчас существует узкая прослойка очень богатых казахов, которые для русских – как бельмо в глазу, а во-вторых, русские сравнивали свое положение не с общеказахстанским, а с идеализированным представлением о жизни в России (правда, сейчас их видение ситуации уже более реалистично). Продолжает также существовать мнение, что «бестолковые» казахи «виноваты» в недостатках еще больше, чем распад СССР.

Отсюда второй важнейший источник дискомфорта русских. Еще с XVIII в. в российском сознании укоренилось, в том числе и под влиянием западных просветительских идей, представление о прогрессивном русском, который, как новатор и носитель европейской цивилизации, приобщает отсталых кочевников к культуре. За последние семьдесят лет это представление усилилось благодаря советской пропаганде, поэтому сегодня многим русским трудно смириться с тем, что ими руководят казахи. Стремление последних к независимости, переоценка собственной истории и критика советской системы воспринимается ими как отсутствие должной благодарности за помощь, которая оказывалась на протяжении столетий. Русские в Казахстане считали себя прежде всего советскими гражданами и не делали различия между Россией и Советским Союзом. В 1991 г., например, СССР считали своей родиной 77% русских в Казахстане (в сравнении, например, с 50–60% в странах Балтии). Соответственно, большинство казахстанских русских 11 были слабо связаны с Казахстаном, почти ничего не знали о казахском языке, истории и культуре, т. к. их интересы были обращены к Москве и к РСФСР. Эта ориентация привела к тому, что у многих из них возникли большие проблемы с новым, нерусским государством и у них возникли серьезные трудности с собственной идентичностью. Раздоры непосредственно на национальной почве, напротив, играли подчиненную роль в восприятии русскими новой ситуации. Ухудшение межнациональных отношений хотя и отмечалось ими, но ставилось по своему значению далеко позади экономических трудностей.

В советское время Казахстан считался «лабораторией дружбы народов», но, как сегодня стало известно, и тогда имели место проявления «бытового национализма», причем иногда весьма ощутимые. В декабре 1986 г. в Алма-Ате даже произошли первые из получивших в Советском Союзе широкую огласку крупные беспорядки. Однако многое говорит в пользу того, что речь шла о демонстрации, направленной в первую очередь против Москвы, а не против русских в Казахстане. На фоне более поздних кровавых событий, имевших место в других республиках за последние 14 лет, эти демонстрации представляются лишь вспышками местного масштаба. Но в 1986 г. этот случай вызвал шок и во многом стал определять отношение к Казахстану со стороны российской и зарубежной общественности. Истинные причины и подоплека этого дела во многом неясны и сегодня, и поэтому мы не будем вдаваться в подробности.

Важным представляется лишь то, что данные события не имели для русских никаких радикальных последствий, ибо в более поздний период они не оценивали межнациональные отношения как плохие.

Оскорбления словом и действием – проявления национализма на бытовом уровне особенно участились в первые два года независимости и снова пошли на спад вместе с угасанием эйфории по поводу провозглашения суверенитета. В 1994 г. лишь 20% всех опрошенных казахстанцев признались, что наблюдали конфликты представителей разных этнических групп, и еще меньше – 15,7%, признали, что они сами в них участвовали. Свыше 30% всех респондентов рассчитывали на вмешательство государства в случае, если вспыхнет конфликт на межэтнической почве. Однако результаты некоторых опросов, например, в Северном Казахстане, свидетельствуют об усилении национализма на бытовом уровне уже начиная с 1995 г.

Национальная политика казахстанского руководства, отраженная в Конституции и других законах, отражает озабоченность сложной этнической ситуацией. Это связано с тем, что казахская руководящая элита, сплотившаяся вокруг президента Назарбаева, состоит из обрусевших русофилов и поэтому идет навстречу национальным казахским требованиям лишь настолько, насколько это действительно необходимо. Новые законы, специально касающиеся этнических вопросов, производят впечатление выдержанных в духе разума и терпимости (по сравнению с другими постсоветскими государствами). Приобретение гражданства не связано, как в Прибалтике, с какими-либо условиями, русский язык сохраняет особое значение. Этнические группы могут организовываться в так называемые культурные центры, где они получают возможность развивать свой язык и традиции. В обеих постсоветских Конституциях Казахстана (1993 и 1995 гг.) не содержится никаких специальных ссылок на русских. Гражданские права и права человека гарантируются государством, дискриминация по признаку «происхождения, социального, служебного и имущественного положения, а также пола, расы, национальности, языка, отношения к религии, убеждений, места жительства...» однозначно запрещается. В Конституции 1995 г. говорится также, что каждый имеет право на пользование родным языком и культурой, на выбор языка общения, образования и искусства. Эти свободы ограничиваются лишь в том случае, если их осуществление угрожает миру в государстве или нарушает Конституцию. Так, например, считаются неконституционными все действия, которые могут нарушить «межнациональное согласие». Общественные объединения, «цели или действия которых направлены на насильственное изменение конституционного строя, разрушение территориальной целостности республики, нарушение безопасности государства, разжигание социальной, расовой, национальной, религиозной, сословной и родовой ненависти, запрещаются» (ст. 5.3.). Подобным образом регламентируется и свобода слова (ст. 20.3). Такие меры безопасности при сложном этническом составе населения Казахстана представляются не только оправданными, но и необходимыми.

И все же события последних лет показывают, что между законотворческой теорией и практической политикой существуют весомые разногласия, которые, однако, касаются не конкретно русских, а являются следствием все расширяющейся президентской власти. Н. Назарбаев даже воспользовался тяжелой межнациональной ситуацией в Казахстане для расширения своих президентских полномочий. С помощью этого аргумента был узаконен целый ряд недемократических мер, которые представляют демократию принципиально непригодной для многонациональных государств. С тех пор, как Н. Назарбаев юридически обезопасил свою власть при помощи конституции 1995 г., нарушение «межнационального согласия» все реже упоминается в его речах, а оппозиция в Казахстане возможна только в ограниченных рамках.

Конкретные правовые жалобы и требования русских в Казахстане связаны в последние десять с проблемами языка и двойного гражданства.

Статус русского языка – это больная тема, на которую проецируются многие другие проявления недовольства. Понять ее можно только на фоне особой языковой ситуации в Казахской ССР, где в 1989 г. по-русски говорило почти все население. Это был не только язык социального продвижения, но и разговорный язык городских казахов, а казахский язык все сильнее утрачивал свои позиции. Казахская номенклатура в советские времена говорила почти исключительно по-русски и должна была заново учить казахский после провозглашения независимости. Менее 1% русских владели казахским, и для них все вышесказанное означало, что русский язык – как язык большинства населения, должен был занять господствующее положение в государстве и обществе, т. е. получить статус второго государственного; приверженцы же казахского языка, напротив, делали вывод, что русский следует ограничить на государственном уровне.

Закон о языках 1989 г. был самым либеральным из всех аналогичных законов, принятых в республиках Советского Союза. Казахский был объявлен в нем государственным языком (ст. 1), что остается неоспоримым и по сей день. Русский получил статус «языка межнационального общения» и мог употребляться наравне с государственным языком (ст. 2). В духе большой терпимости были выдержаны и все остальные положения, не только в отношении русского, но и языков других этносов. И все-таки русские восприняли закон как «поражение, которое трудно осилить психологически. Наряду с практическими проблемами, изучение этого «второсортного языка» вызывало у них большое внутреннее сопротивление. С тех пор из-за вопроса о языках почти постоянно ведутся споры. Не умолкают требования сделать русский вторым государственным языком, но новые законы и обучающие программы по казахскому приводят к тому, что статус русского языка постепенно понижается. Однако число сторонников русского в казахском руководстве все еще настолько велико, что русский язык занимает здесь гораздо более высокие позиции, чем, например, в государствах Балтии или в Узбекистане и еще долго будет их сохранять. Все усилия оттеснить русский язык и поддержать казахский пока мало что изменили. Как и прежде, русский язык является доминирующим в науке, средствах массовой информации и в большой политике. Жалобам на недостатки в преподавании казахского несть числа: «плохие условия, плохие материалы, плохие учителя».

Вопрос языка не является сегодня, как это может показаться на первый взгляд, ключевой этнической проблемой. Даже в первые годы независимости такой аргумент, как незнание языка, можно было лишь ограниченно использовать для оттеснения русских с руководящих позиций – иная ситуация, чем во многих других республиках бывшего Советского Союза. Сейчас языковая проблема развивает свой конфликтный потенциал уже внутри казахской правящей элиты. Хотя старый правящий слой и успел уже приобщиться к знанию казахского, однако предпочтение, как и прежде, отдается русскому, что заметно по тем усилиям, которые прилагает Н. Назарбаев для становления русского языка как второго государственного. Интересы этого слоя совпадают с интересами русских. Но молодое поколение казахов, постепенно наступающее на пятки старшим, напротив, предпочитает родной язык. Таким образом, спор о языках является не межэтническим русско-казахским конфликтом, а, скорее, внутриэтническим конфликтом разных поколений казахов, а также проявлением водораздела между городом и деревней, все беспощаднее разделяющего Казахстан на два лагеря.

Вопрос о гражданстве очень волновал русских в первые годы независимости, сегодня он слегка отошел на задний план. Закон о гражданстве от 1 марта 1992 г. и Конституция Казахстана запрещают двойное гражданство. Русские оказались перед альтернативой принять либо казахстанское, либо российское гражданство. Большинство русских решилось на казахстанское, но кажется, что для многих из них это не признание себя частью казахстанского государства, а вынужденный шаг. Они охотно стали бы одновременно и гражданами Российской Федерации. С принятием гражданства Казахстана они становятся иностранцами на своей «исторической родине», а с принятием гражданства России – в стране, где они живут и работают. Требование двойного гражданства содержится практически во всех документах русскоязычных организаций и во время опросов всегда называется как главная причина недовольства. Создается впечатление, что различные проблемы русских в Казахстане сплелись в этой точке воедино: и страх за свое будущее в новом государстве, связанное с неуверенностью в собственной идентичности, и желание обеспечить себе тыл на исторической родине, и в то же время определенное недоверие к ней из-за неготовности России активно помогать русским в ближнем зарубежье, в первую очередь, материально.

Дебаты о статусе языка и о двойном гражданстве – всего лишь вершина айсберга, а истинная первопричина недовольства лежит глубже, в области так называемой «казахизации», оттеснения русских с руководящих позиций и с появившимся из-за этого чувством утраты своего будущего в Казахстане. Данная проблема воспринимается русскими, а вместе с ними и многими наблюдателями, как этническая, но в действительности она касается и других народов, включая рядовых казахов. По мнению автора, эти процессы можно обозначить как клиентелизм и нео-патримониализм.

Число русских на руководящих постах и в органах политического представительства в независимом Казахстане постоянно уменьшается. Нельзя сказать, чтобы их было чересчур много в советские времена, потому как многолетнему партийному шефу Казахстана Кунаеву удалось разместить на высших политических постах преимущественно казахов. Возможно, поэтому недостаточное представительство в органах власти не вызывает сейчас особых протестов со стороны русских. Для них это всего лишь продолжение уже знакомого неравноправия, против которого, как показывает их опыт, протестовать бессмысленно.

В верхней палате казахстанского парламента (сенате), впервые избранной в 1995 г., было 32 казаха, 13 русских, один уйгур и один украинец. В соответствии с Конституцией 14 сентября 1999 г. половина сенаторов была переизбрана; среди 29 кандидатов было всего пять русских, но ни один из них не был избран. Вместе с 14 казахами в парламент попал один немец и один татарин. Однако среди семи сенаторов, непосредственно назначенных Н. Назарбаевым, было, по меньшей мере, двое русского происхождения. В нижнюю палату (мажилис) граждане Казахстана избрали в декабре 1995 г. 44 казаха, 19 русских, двух украинцев, одного корейца и одного немца; на выборах в нижнюю палату в октябре 1999 г. было избрано 55 казахов (74,3%) и 19 русских (25,7%).

Все возрастающее доминирование казахов в выборных органах власти, особенно в парламенте, в современных условиях не является решающим в политике, т. к. парламент не имеет почти никакого реального политического влияния. Таких точных пропорций национального представительства, как в советские времена, едва ли можно достичь при помощи демократических методов. Гораздо тревожнее то, что снижается число русских в органах реальной власти, начиная с правительства и акиматов (областных администраций) и вплоть до местного уровня, а также в руководстве экономикой. Впрочем, перевес казахов не ведет автоматически к антирусской политике, также как и более масштабное политическое участие русских не вызовет автоматически улучшения их положения. Однако сама по себе ответственность одного этноса за все возрастающие трудности другого увеличивает опасность национальной поляризации общества. В то же время современную казахстанскую избирательную систему нельзя назвать закрытой этнократией. Русские в этой системе тоже имеют шансы на успех, если они связаны круговой порукой и лояльны президенту.

Особенно конфликтогенной является проблема доступа к высшему образованию. Еще в советское время доля казахов среди студентов была весомой – самой большой среди представителей титульных наций всех центральноазиатских республик. Еще в 70‑е гг. русские жаловались на несправедливость по отношению к ним при поступлении в вузы, а с наступлением независимости диспропорция стала еще более явной. В 1989 г. 54% всех студентов были казахи, 31% – русские, а в 1996/97 учебном году казахи составляли 65,2%, а русские только 24% всех обучающихся, а более высокая доля молодежи среди казахов усиливает этническую конкуренцию. Также как и при реформировании избирательной системы, надо стремиться ни к тому, чтобы национальный состав студентов идеально соответствовал страновым пропорциям, а к приему в вузы (а также раздаче оценок и стипендий) на основе четких критериев, в основе которых лежит не национальная или семейная принадлежность и не сумма денежного взноса. Это не только исключило бы обиды со стороны русских, но и позволило бы более справедливо обходиться с казахами, независимо от наличия у них денег и связей.

Совершенно очевидно, что в области образования – самая большая межэтническая конкуренция и, следовательно, здесь заключен самый большой конфликтный потенциал. Обычно у студентов этнические предубеждения выражены сильнее всего. Однако показательно то, что, как и в 70‑е гг., сейчас против несправедливости протестуют не русские, а в первую очередь казахи. При этом русские считают «кадровый вопрос» исключительно важным, и поэтому недостаточные шансы сделать карьеру и ненадежное будущее детей они чаще всего называют в качестве причин эмиграции.

Для недовольных русских, желающих изменить свое положение, есть две возможности: остаться или уехать. Остаться и переломить ситуацию в свою пользу означало бы организовать представительство своих интересов и бороться политическими средствами против несправедливости и этнической дискриминации. «Уехать» – означает либо эмиграцию, либо отделение.

Для политической борьбы русские, судя по всему, подготовлены слабо; подавляющее большинство их страдает социальной апатией, а кроме того, им недостает осознания собственной идентичности. Они уже объединились для выдвижения своих требований в несколько организаций, но все они страдают от недостатка активных действий. Русские группы и объединения демонстрируют также типичный для общественных движений Казахстана синдром: раскалываются на все более мелкие из-за разногласий на личностном уровне. За рамки местного значения вышли движение «Лад», Русская Община и, прежде всего, казаки. Наряду с ними существуют различные более мелкие организации местного значения, о численности которых нет достоверных данных.

Казахстанское казачество до сих пор привлекало к себе наибольшее внимание, в том числе и зарубежной прессы, что, впрочем, не совсем соответствует его истинной роли – в сегодняшнем Казахстане оно представляет лишь небольшую часть русских. По примеру российских собратьев, казачество, объединения которого были распущены после революции, заново воссоздало свою организацию и теперь борется за реабилитацию и «восстановление status quo ante 1917 г.", т. е. за возвращение старых земель и присоединение к Российской Федерации. По сравнению с другими организациями русских, казаки относительно хорошо организованы и действуют не только реактивно, но и сами проявляют инициативу, которая нередко выражается в намеренно провокационных выступлениях. По меньшей мере, отдельные представители казачества в интервью западным наблюдателям давали понять, что они готовы к применению силы. Поскольку требования казаков противоречат закону Республики Казахстан о неприкосновенности границ и, к тому же, законом запрещено их тесное сотрудничество с российскими казаками, то у них часто возникают проблемы с властями. Неумелые действия последних уже несколько раз приводили к обострению этого противостояния. Так было, например, во время ареста и судебного преследования атамана Семиреченского казачества Н. Гунькина в 1995–96 гг. Атаман был осужден за свое провокационное выступление, а его арест привел к подъему волны солидарности и среди остальных русскоязычных граждан Казахстана, которые ранее в массе своей не одобряли его действий. Конфликт попал в поле зрения московской и зарубежной прессы, которая потом, не проверив фактического положения дел, жаловалась на преследование русских в Казахстане по национальному признаку. Таким образом, казакам приписывают несоразмерную с их численностью роль представителей всех русских Казахстана, как это было, например, в 1996 г., когда комитет Государственной Думы официально жаловался на «непрекращающиеся преследования русского населения, особенно казаков», хотя арест одного из них был вполне правомерен. Казачество в Казахстане представляет собой феномен, к которому следует отнестись серьезно, прежде всего, из-за его готовности к применению силы и из-за тесных связей с Россией. Однако поведение казаков не являются типичным для всех казахстанских русских.

Очевидно, что успешное представительство своих интересов затрудняется для русских еще и тем, что они до сих пор не нашли новой идентичности, не могут осознать себя в качестве единой группы. Русское население Казахстана расколото по нескольким линиям, и это обусловлено, в том числе, растянувшейся на 200 лет российской колонизацией этих территорий. Иммигранты и их потомки в зависимости от времени и цели своего приезда (казаки, крестьяне-переселенцы, ссыльные сталинских времен, рабочие, занятые на производстве и др.) сильно отличаются друг от друга по своему социальному, экономическому и культурному уровню; существуют большие различия и в степени их привязанности к Казахстану.

Историческая специфика освоения Казахстана состоит в том, что относительно большая часть русских живет здесь в городах и работает преимущественно в индустрии. Однако доля русских, занятых в сельском хозяйстве, тоже высока (18% русских и 57% казахов) по сравнению с другими центральноазиатскими республиками. Русские сельчане чаще говорят по-казахски и в большинстве своем принадлежат к первой волне иммигрантов, поэтому имеют более глубокие корни в Казахстане. Послевоенные переселенцы – как целинники, так и индустриальные рабочие, напротив, считали, что приехали на время, не собираясь менять страну проживания; они всего лишь переезжали из одной части Советского Союза в другую.

Эти особенности освоения русскими Центральной Азии привели еще и к тому, что у них никогда не было чувства принадлежности к единой общности, они никогда не осознавали себя в качестве русских Казахстана, а только как колонистов царской империи или как ссыльных советских граждан. Поэтому они никогда и не выступали сообща в защиту своих интересов, что было прерогативой московских властей. К тому же русские, как и все казахстанское общество, разделяются на бедных и богатых, увеличивается также разрыв между разными поколениями. Таким образом, поведение и настроение русских не только испытывают на себе влияние ситуации в Казахстане в целом, но и во многом отражают особенности этой ситуации. Так, расслоение существует не только среди русского населения – все казахстанское общество еще в советское время демонстрировало, а сейчас тем более, признаки плюралистического общества с целым рядом социальных групп и подгрупп. Казахи также ни в коем случае не являются единой нацией, они разделены на городских и сельских и, прежде всего, на роды (жузы). К тому же политическая апатия типична для всех казахстанцев. Они не привыкли объединяться для отстаивания собственных интересов и рассматривать избранных депутатов как своих реальных представителей. Причина этого кроется, очевидно, не только в наследии советских времен, а в еще досоветских структурах мышления и власти, которые пережили социализм.

Подобно русским, Казахстан в целом еще не обрел своей идентичности. В настоящее время предпосылок для обретения новой государственной идентичности все меньше из-за растущего дефицита демократии. К тому же тают ряды руководителей, ориентированных на Россию, а, значит, снижается влияние сторонников сближения с ней.

После распада СССР, особенно в первые годы, многие русские Казахстана приняли решение эмигрировать. Хотя число покидающих страну русских в последнее время снизилось, оно все еще измеряется многими десятками тысяч (см. табл. 1).

Таблица. 1.

Русская эмиграция из Казахстана (1992–1998 гг., чел.)

1992 175 000

1993 170 000

1994 283 154

1995 160 883

1996 120 427

1997 174 616

1998 124 494

Согласно приведенным данным, с 1992 по 1998 г. Казахстан покинуло 1,2 миллиона русских, причем более 90% из них уехало в Россию. Число тех людей, которые хотели бы выехать, но не могут этого сделать из-за отсутствия квартиры, работы, финансовых средств и пр., возможно, весьма велико. Как свидетельствуют имеющиеся в нашем распоряжении неполные данные о происхождении и профессии выезжающих, большинство из них горожане и относятся к более молодой и образованной части населения. Из-за эмиграции и этнической специфики естественного прироста, национальный состав населения страны за последние годы сильно изменился. Уже в начале 1992 г. казахи (8,13 млн. чел.) представляли абсолютное большинство населения (52%); а русских насчитывалось только 31,4%.

Точно неизвестно, в какой степени статистика миграций может служить доказательством плохого положения русского населения. Здесь важно другое: люди, планирующие покинуть страну, не проявляют в ней социальной и экономической активности, а единомышленников ищут за ее пределами, даже если они эмигрируют не по этническим мотивам. Поскольку переселенцы в своем большинстве принадлежат к более молодому и образованному городскому населению, то в их лице выезжают потенциальные сторонники политических лидеров. В настоящее время дефицит таких людей обостряется и тем, что критика официальной курса властей (или конкретных лиц у власти)) не остается, как правило, незамеченной наверху, и поэтому многие политически активные русские решили, что им ничего не остается, кроме выезда из страны.

Казахстанские русские все больше ощущают, что правительство и население России их уже не рассматривают как «своих». В первые годы после распада СССР не было недостатка в воинственных высказываниях о защите русских в «ближнем зарубежье», однако же реальная политика показала, что их интересы не являются высшим приоритетом для исторической родины. Неоднократно переселенцы убеждались на собственном опыте, что здесь им не особенно рады. Официальная Россия не заинтересована в усилении иммиграции из бывших республик СССР, но считает своим моральным долгом принимать прибывающих, не имея, однако, возможности в достаточной мере поддержать их материально и организационно. Местное население часто отвергает этих «казахов» или «совсем других русских». По оценке С. Панарина, российское общество относится изоляционистски к Востоку и к Югу бывшей империи. Одна часть общества просто «забыла» о проживающих там русских, другая радеет о своих «земляках» в тех краях как о чем-то абстрактном, о носителях высших этнических интересах, но не как о реальных людях.

Из высказываний казахстанских русских следует, что последние в своем собственном восприятии по-другому социализированы, нежели русские в России. Кстати, еще во время перестройки ощущалась разница между русскими в Российской Федерации и за рубежом: последние были, как правило, настроены патриотичнее (типичный феномен диаспоры). Тот факт, что в 1989 г. 67% казахстанских русских были родом из Казахстана, позволяет также предполагать, что многие из них, явно не ведая этого и помимо своей воли, адаптировались в казахском окружении. Можно ожидать поэтому, что казахстанские русские начнут реагировать на свой опыт изгоев и «инородцев» развитием собственного чувства групповой идентичности, отличающего их от русских в России. Этот процесс находится пока в стадии становления и затрудняется расколом русского населения. Эмиграция русских в социально-экономическом отношении не отвечает интересам ни России, ни Казахстана. Нынешнее руководство страны, скорее дружественно настроенное по отношению к России, не может, исходя из собственных политических целей, быть заинтересовано в выезде русских. Однако оно так сильно погрязло во внутриказахской борьбе за власть, что для снижения эмиграции не принимается никаких решительных мер.

Еще менее желательным для всех участвующих сторон является радикальное решение – «уход» русских из Казахстана путем отделения северных территорий. Граница Казахстана с Россией не проходит по каким-либо естественным преградам и с исторической точки зрения является сравнительно новой. Некоторые ее участки были определены только в советское время (в 1924 г.), при этом между двумя республиками произошел обмен небольшими территориями (на северо-востоке к Казахстану отошла область севернее реки Иртыш, которая издавна принадлежала к Сибири, зато к РСФСР присоединили считавшиеся казахскими части Оренбургской и Омской областей). Север Казахстана населен преимущественно русскими и социально-экономически ориентирован на Сибирь. Казаки и сепаратисты в Усть-Каменогорске и Петропавловске считают это достаточным основанием для требований присоединения к России Восточно-Казахстанской и Северо-Казахстанской областей или, по меньшей мере, их автономии. Однако, согласно Конституции Казахстана, граница неприкосновенна. После того, как в период распада СССР некоторые московские политики заявили о своих претензиях на казахстанские области, договор о границе был признан на межгосударственном уровне.

Русское население Казахстана продемонстрировало, в общем, относительно спокойное отношение к идее отделения. Результаты опросов показывают, что вопрос об изменении границ вызывает у населения северных областей скорее чувство беспокойства, чем радости, критически относится оно и к идее автономии. И все же ситуация в индустриальных регионах севера и востока, особенно в Усть-Каменогорске, остается напряженной: одна часть области только в 1924 г. стала казахстанской, население ее никогда не чувствовало себя частью Казахстана, тем более, что в этой области наблюдается самый высокий процент русских (63,6% в 1994 г.). Расположенная там тяжелая индустрия находится после распада СССР в кризисе; соответственно, в трудном положении оказались рабочие семьи, почти исключительно русские. Преимущественно русский средний слой возлагает вину за недостатки на руководство, в котором все больше казахов и, таким образом, возникает опасность этнического противостояния. Идея о том, что принадлежность к России означала бы решение экономических проблем, довольно широко распространена среди русских.

В ноябре 1999 г. казахстанские силы безопасности арестовали в Усть-Каменогорске 22 молодых русских (12 из них – граждане России, а 10 – граждане Казахстана), организовавших вооруженную группу «Русь». Было объявлено, что они планировали и готовили восстание на севере Казахстана с целью провозглашения независимой «Республики Русский Алтай». Троим из них, в том числе и возглавившему группу В. Казимирчуку (он же Пугачев), уже предъявлено обвинение в незаконном хранении оружия, образовании преступного объединения и попытке насильственного переворота. Президент Н. Назарбаев и правительство Казахстана постарались не придавать значения этому случаю, а шеф местной службы безопасности справедливо подчеркивал, что арестованные не имели поддержки среди населения. Однако идеи русского сепаратизма здесь все же распространены и к ним надо отнестись серьезно. По мнению автора, выбор сепаратистами Усть-Каменогорска не был случайным.

Если попытаться в заключении вынести суждение о перспективах русских в Казахстане, то оно не будет особенно оптимистичным ни для них самих, ни для Казахстана. Особенно тревожными представляются автору следующие моменты: доля русского населения в Казахстане будет в дальнейшем снижаться и, следовательно, будет расти значение всего казахского, а заодно и уже существующее чувство дискомфорта русских. Неуверенность, страх перед будущим, чувство несправедливости происходящего и опасения стать жертвой могут послужить плодородной почвой для националистических идей и, возможно, действий, особенно на севере. Русским в Казахстане нужно понять, что они хотя и находятся в особом положении по отношению к России, но имеют свои интересы и не являются проводниками политики Москвы. Они должны быть достаточно сильными для того, чтобы представлять свои интересы самостоятельно, без помощи московских националистически мыслящих политиков. Они должны развить собственную идентичность и признать, что они отличаются от русских в России и в чем-то близки к казахам – может быть, более, чем им самим до сих пор казалось.

Система государственного устройства Казахстана все больше отдаляется от демократической. Власти проявляют все меньше терпимости, так что и у русских, и у других населяющих страну народов остается все меньше шансов выражать свое недовольство и свои требования законным путем, что кроет в себе опасность радикализации. Один живущий в Алматы журналист так охарактеризовал существующую ситуацию: «Напряженность между правящей элитой, в которой становится все больше казахов, и русскими в Казахстане никогда еще не была такой высокой». Напряженность, таким образом, существует не между русскими и казахами, а между русскими и руководством страны, преимущественно казахским. Как уже отмечалось, в настоящее время интересы казахов и русских во многом совпадают, а им противостоит национально ориентированная небольшая группа новой казахской элиты. Здесь проходит основная линия потенциального конфликта. От того, кто одержит верх, решающим образом зависит и ориентация страны, и перспективы сохранения здесь все еще многочисленного русскоязычного населения.

Весь Казахстан находится в настоящий момент на распутье. Образование этно-социальных групп еще не завершилось. Поэтому трудно делать прогнозы о тенденциях развития межэтнических отношений в республике. Чем более казахским будет ее руководство и чем меньше внимания оно будет уделять экономическим и социальным проблемам, тем выше опасность того, что противоречия между русскими и казахами будут нарастать.

Диаспоры. 1999. № 2–3.

Нурлан Органбаев
Русские в Казахстане:
эмиграция или адаптация
декабрь 2002 г.

За годы независимости республику покинуло более двух миллионов русских

Как и все бывшие республики СССР, Казахстан обрел независимость после распада державы в конце 1991 года. Но в отличие от прибалтийских и закавказских республик, эта независимость не была достигнута в результате массовых общественных движений, а, можно сказать, «свалилась как снег на голову», и в этом смысле явилась для республики неожиданной. Надо заметить, что казахстанский президент Нурсултан Назарбаев был одним из немногих представителей союзной политической элиты, кто не стремился «похоронить» СССР. Казахстан был последней союзной республикой, провозгласившей свою независимость (16 декабря 1991 г.) уже после Беловежских соглашений.

Возникло новое государство, не имевшее ни исторических, ни национальных корней. Границы нового государства, как и большинства бывших советских республик, сложились в значительной степени искусственно, в результате верхушечно сконструированного национально-государственного размежевания 1920‑х годов. Семь советских десятилетий не искоренили региональную и клановую разобщенность в республике. До сих пор сохранилось формальное деление казахов на жузы и роды, имеющее большое значение при распределении постов в структурах власти и бизнеса.

По переписи 1989 года 38 % населения Казахской ССР состояло из русских – это больше, чем в какой-либо другой центрально-азиатской республике. Столь весомая доля русского населения начала складываться еще в дореволюционный период и была связана с особенностью расселения казахов, которые в большинстве своем являлись кочевыми скотоводами. Подобный вид хозяйствования позволял относительно безболезненно изымать большие площади для пашенного земледелия, чему способствовала крестьянская колонизация казахских земель выходцами из европейской части Российской империи в конце XIX – начале XX веков. И даже к моменту распада СССР 23 % русского населения Казахстана проживало в сельской местности.

Рост численности русских в Казахстане продолжался все послевоенные годы. Русские занимали ведущие позиции в промышленности, науке, образовании, культуре. Однако доля казахов, занятых квалифицированным трудом (в том числе доля казахской интеллигенции), была значительно выше, чем аналогичный показатель в других центрально-азиатских республиках. Выросшая за годы советской власти казахская элита (политическая, интеллектуальная, художественно-творческая) сумела обеспечить плавный переход власти от партийно-советской, интернационалистской по идеологии элиты к элите националистической.

Не являясь национальным меньшинством по определению (поскольку численность русских была сопоставима с численностью коренного населения), русские мгновенно превратились в дискриминируемую нацию. Казахам отдавался явный приоритет при заполнении управленческих (как представительных, так и исполнительных) структур, которые формировались преимущественно как моноэтнические. Границы избирательных участков нарезались таким образом, чтобы даже при наличии компактного русского населения допустить минимум депутатов в законодательные органы власти. В местном парламенте доля русских депутатов за все годы независимости никогда не превышала 10 %.

Конституция 1993 г. провозглашала Казахстан государством самоопределившейся казахской нации. Правда, в новой Конституции 1995 г. этот неоднократно критиковавшийся тезис был изменен. Однако русский язык до сих пор не имеет статуса государственного. Это поразительно, поскольку в Финляндии, где численность шведов составляет всего 5 %, шведский язык признан государственным. Аналогичная ситуация – в Парагвае, где государственными языками являются испанский и язык индейцев гуарани.

Постепенно в республику было ограничено поступление печатной прессы, радио– и телепередач из России. Преподавание на русском языке в высших и средних учебных заведениях сворачивалось. Число русских школ сокращалось.

Однако «казахизация» образования не принесла хороших результатов. Уровень обучения в казахских школах был низким, поскольку лучшие преподавательские кадры состояли из русскоязычных. Поэтому многие родители, в порыве «националистического угара» отдавшие детей в казахские школы, вынуждены были впоследствии пойти на попятную. Недостаточное финансирование и как следствие неконтролируемая коммерциализация высшего образования привели к невиданному росту коррупции в республиканских вузах. Соответственно снижалось качество образования. Некогда престижные университеты и институты теряли свою привлекательность. В то же время возрастал престиж российского образования. Тысячи молодых казахстанцев (и русских, и казахов) устремились в российские вузы, прежде всего в учебные заведения Москвы и Санкт-Петербурга. Те, кто был побогаче, учились на Западе.

В поисках лучшей жизни началась миграция русского населения в Россию. За 1989–1995 гг. Казахстан покинуло до 10 % русских, проживавших в республике до обретения независимости. Пик эмиграции пришелся на 1994 год, когда из страны уехало почти 235 тысяч русских. Почти каждый пятый из них имел высшее образование, 36 % – среднее специальное, а 5 % – незаконченное высшее. Русская эмиграция из республики обескровила целые отрасли производства, прежде всего промышленные предприятия и зерновые хозяйства.

Оставшиеся русские повели борьбу за свои права. Возникли Русская община Казахстана, славянское движение «Лад», казачьи организации. Среди их лозунгов наряду с требованиями прекратить языковую, культурную и гражданскую дискриминацию русских были идеи об их праве на часть территории страны (в первую очередь, на ее северные районы, где большинство населения составляли русскоязычные) в виде автономии. Кульминацией борьбы за автономию стал сфабрикованный судебный процесс в Усть-Каменногорске (2000 г.) над группой лиц, в основном российских граждан, якобы выдвигавших идею создания в Восточном Казахстане «Русской республики». Как полагают аналитики, этот процесс был организован спецслужбами Казахстана, чтобы «остудить» пыл некоторых лидеров русского движения.

Угроза распада страны на «русскоязычный Север» и «казахский Юг» заставила президента Назарбаева перенести в 1998–1999 гг. столицу из Алма-Аты в Акмолу (ныне – Астана). Идеологи Назарбаева обосновывали это решение как стремление добиться консолидации «политической элиты вокруг президента страны как символа суверенного Казахстана». Однако истинная цель, как можно было убедиться, состояла совсем в другом.

Другим шагом, упредившим социально-политическую активность русского населения, стал отказ Казахстана от двойного гражданства с Россией. В 1995 г. были заключены двусторонний договор и соглашение о правовом положении граждан Казахстана и России на территории друг друга, гарантирующим им статус «максимально близкий к правовому статусу граждан» своих стран. Однако принятие российского гражданства в Казахстане усугублялось необходимостью официального письменного отказа от казахского гражданства. Поскольку подобный шаг неизбежно воспринимался как проявление нелояльности к Н. Назарбаеву, решались на него прежде всего те, кто собирался переехать в Россию.

К концу 1990‑х гг. «националистический угар» в Казахстане постепенно спал. Процветания в республике, как это было обещано на заре независимости, не произошло. Подавляющая масса казахстанцев живет ниже прожиточного минимума. По злой иронии судьбы нищета и бедность затронули прежде всего казахское население. Русские, в большинстве своем проживающие в городах, сравнительно легко перенесли кризис традиционного сельского хозяйства. Жители же казахских аулов, распродав скот и имущество, пополнили ряды городских бомжей и попрошаек.

Практически все крупные промышленные предприятия, месторождения полезных ископаемых, электроэнергетика и металлургия оказались в руках иностранного капитала. Казахстан превратился в сырьевой придаток Запада и рынок залежалых (преимущественно – китайских) товаров. И, похоже, самостоятельно ему уже из этой ямы не выкарабкаться. Поможет ли Россия после всего произошедшего с русскими Казахстана – покажет ближайшее будущее.

http://www.russedina.ru/frontend/heading/russian? id=1515

КИРГИЗИЯ

Русские в Кыргызстане

Дезинтеграция СССР и ее социальные последствия по-разному повлияли на процессы приспособления к новой жизни этнических групп Кыргызской Республики, в определенной мере осложнив отношения между ними. Долгие годы ориентации на ценности коллективизма, крах прежних политических и идеологических устоев обернулись необходимостью поиска новых форм национальной идентичности и экономического благополучия.

Проблемы адаптации возникли и у представителей русской диаспоры, ныне оказавшейся в положении этнического меньшинства со всеми сопутствующими отрицательными обстоятельствами.

… В дальнейшем (1970–1979 гг.) темп прироста русских начал заметно сокращаться, что было связано не только с резким снижением рождаемости ввиду уменьшения детородного контингента (в репродуктивный возраст вступило малочисленное военное поколение), но и с ограниченными миграционными перемещениями в республику. В этот период он снизился вдвое по сравнению с 60‑ми годами, составив 6,5% против 13,1%. А с 1979 по 1989 гг. русское население выросло лишь на 4,9 тыс., или 0,5%, что свидетельствовало об оттоке, практически равном естественному приросту.

В эпоху существования СССР социально-профессиональная деятельность русских существенно отличалась от структуры занятости представителей коренной национальности.

Русские традиционно сосредоточивались в сферах промышленности, транспорта, строительства, связи, где их удельный вес превышал долю в составе трудоспособного населения. Среди интеллигенции – это прежде всего специалисты в области техники и точных наук. Так, в 1989 г. занятые русские горожане по абсолютной численности превышали работающих кыргызов-жителей города в 1,6 раза, но в то же время в своих рядах первые имели больше, чем вторые рабочих тяжелых промышленных отраслей в 2,7 раза, а рабочих машиностроения и металлообработки– в 3,2 раза. Кыргызы же «обгоняли» русских по абсолютному количеству занятых в легкой и пищевой промышлености в 1,2 раза.

Те отрасли, в которых русским принадлежала ведущая роль (машиностроение, металлообработка, военно-промышленный комплекс, наукоемкие производства, научные организации технического профиля), прежде всего испытали на себе пресс хозяйственной дестабилизации в результате распада Советского Союза. Кроме того, введение кыргызского языка в качестве государственного серьезно затронуло интересы людей промышленного и интеллектуального труда. Русские попали в неблагоприятствующую им социально-конкурсную ситуацию, и выход из создавшегося положения многие из них усматривают в миграции.

По данным Национального комитета по статистике численность русских на 1990 г. в республике составляла 918 тыс. (21,2% населения). За три года она уменьшилась на 170 тыс. (Сейчас же равна примерно 700 тыс.) Причем миграционный отток (разница между числом выбывших и прибывших) постоянно нарастал. В 1991 г. – 15 856, в 1992 гг. – 52 148, в 1993 г. – 95 380 человек. Это было время наиболее интенсивных отъездов из страны. Ее покинули в основном люди трудоспособного возраста (19–59 лет). Республика лишилась части квалифицированных специалистов, трудившихся в экономике, строительстве, энергетическом комплексе, а также преподавателей, врачей, деятелей культуры и науки, управленческих работников.

Словом, русские, как, впрочем, и другие этнические группы, образующие национальные меньшинства, оказались недостаточно подготовленными к изменившимся условиям общественного бытия и, естественно, адаптационный процесс, который они переживают, не может быть скоротечным простым. Становится очевидной необходимость беспрепятственного удовлетворения их разумных запросов, относящихся к культуре, языку, вероисповеданию и государственно-правовому регулированию.

Межэтнические отношения в Кыргызстане сегодня характеризуются динамизмом и противоречивостью. Их особенности определяются не только сосуществованием множества этнических образований, взаимодействием формальных и неформальных общественных структур, но и совокупностью внешнеполитических, экономических, социально-демографических, конфессиональных и целого ряда иных факторов объективного и субъективного свойства.

Динамизм демократических процессов выразился в нараставшей перестройке социальных взаимосвязей и политического устройства республики. Первым итогом демократизации явилось введение института президентского правления и принятие Декларации о государственном суверенитете 15 декабря 1990 г. При всей своей прогрессивности эти преобразования сопровождались серьезными изменениями в общественно-политической обстановке.

Демократизация и суверенизация, также как и в других государствах бывшего СССР, проходили тут под знаком национальных движений, чьи программные цели и идеологические платформы были далеко неоднозначны и даже противоречивы. Ибо идеи национального возрождения кыргызского народа, актуализации его культуры и языка оказывали сильное психологическое воздействие на представителей других народов, проживающих на территории республики, порождая у них чувство дискомфорта, национальной ущемленности, а, в конечном счете, способствовали возникновению и эскалации межэтнической напряженности.

Нынешний этап переходного периода от тоталитаризма к демократии, от монополизированной государством экономики к рыночной уже не сопровождается столь острыми, как прежде, конфликтными формами развития.

Для выяснения некоторых сторон этнической ситуации в республике нами проведен летом 1996 г. опрос среди русского населения Бишкека. При отборе объектов репрезентации использовалась квотная выборка со связанными параметрами (пол, возраст, род занятий). В анкету был включен ряд вопросов, раскрывающих общую оценку респондентами межэтнического взаимодействия и его перспектив, влияние конкретной этноконтактной среды на микроклимат трудового коллектива. ^

Экономические отношения первостепенно влияют на развитие контактов между представителями разных национальностей. Будучи явлением базисного характера, они определяют интенсивность общения людей, всего активнее реализующегося в ходе производственной деятельности. По данным исследования 35% респондентов на вопрос о том, в каком коллективе они предпочли бы работать, ответили, что в многонациональном, 44,2% посчитали это не имеющим большого значения в трудовом процессе.

Личный опыт непринужденных встреч с лицами других национальностей также положительно значим. Среди опрошенных не менее половины имеют друзей иной национальности, что благотворно сказывается на их установках по поводу смешанных браков, работы в многонациональных коллективах, да и вообще на восприятии окружающей действительности.

В каких социальных группах складываются наиболее благоприятные установки в сфере межнационального общения и, наоборот, сохраняются узконациональные ориентации и предубеждения? В результате опроса установлено, что многообразнее и глубже межнациональные установки у русской интеллигенции, для которой чрезвычайно важен, в частности, фактор социальной конкурентности. Чем больше претендентов на руководящие должностные места или высококвалифицированный умственный труд, чем сложнее ввиду этого продвижение по службе, тем острее проявляется неудовлетворенность какими-то моментами собственной трудовой карьеры, тем чаще нежелательные (свои или чужие) служебные перемещения связываются с национальной принадлежностью. Иногда такой реакции способствуют обстоятельства совершенно объективные, например– знание или незнание языка коренной национальности, стаж работы в той или иной национальной среде, от чего зависят знакомство с традициями, умение принимать правильные решения. Вместе с тем почву для негативных настроений создают определенные нравственные деформации. Стимулирование работников порой осуществляется не по деловым, профессиональным качествам, а по земляческим, родственным связям, принципам национальной солидарности.

Изучение уровня конфликтности этнических групп – важное исследовательское направление. Само понятие «уровень межнациональной напряженности» отражает многомерное явление, определяемое целой системой координат, дающих достаточно полную и детальную характеристику всей жизни многонационального общества. 30,2% респондентов отмечают ровный характер межэтнических отношений в Кыргызстане, 42,4% считают, что контакты людей разных национальностей не всегда дружественны и 5,4% оценивают их как напряженные, конфликтные. В целом русские довольно пессимистично настроены относительно тенденций взаимодействия наций: только 16,8% верят в его улучшение, 46% полагают, что оно в ближайшем будущем не изменится, 18,6% убеждены в дальнейшем ухудшении межнациональной ситуации и 13% прогнозируют ее резкое ухудшение.

Известная политическая нестабильность у нас чревата кризисом демократических институтов, углубляет недоверие к способности власти обеспечить права национальных меньшинств. Неэффективность усилий по защите социальных и политических прав граждан дестабилизирующе влияет на межэтнические отношения.

Социально-экономическая и правовая незащищенность большинства русских Биш-кека (этой точки зрения придерживаются 71,6% опрошенных против 28,4%) предстает доминантой массового сознания, определяющей общественно-психологический фон, в условиях которого формируются социальные и политические оценки и установки людей.

Среди многообразных форм политической активности видное место занимают те из них, с помощью которых выражаются мнения, требования, недовольство. Одной из наших задач было выявление предполагаемых действий, которые в политико-социологической литературе относят к протестным формам поведения.

Русские Бишкека в своем большинстве не склонны к активным формам протеста против неправильных или даже, как им может казаться, несправедливых мер, предпринимаемых властными государственными органами, причем абсолютно инертная часть их составляет, судя по оценкам, не меньше 20,8%, доля же готовых к решительным политическим действиям не превышает 8,2%. Можно предположить, что такое политическое отчуждение обусловлено во многом специфическими особенностями, которые присущи сознанию русского городского населения. Главная из них состоит в том, что в условиях социально-экономического и финансового кризиса, нарастания возможной политической нестабильности оно живет в атмосфере сотрудничества и взаимопонимания с представителями всех этнических групп и не желает обострять межнациональные противоречия, способствовать возникновению взрывоопасных конфликтов. Эти факты достойны изучения. Они, несомненно, имеют позитивное звучание для республики в целом, переживающей сложную пору становления многонационального независимого государства.

В обширной совокупности проблем, с которыми столкнулась страна, обретя суверенитет, понятно, самой непредсказуемой и трудно разрешимой оказалась проблема

Рост забастовок Митинги и демонстрации Усиление бытового национализма Стихийные беспорядки на национальной почве Организованные политические акции Силовые противостояния Распространение войны из Таджикистана Другие формы протеста налаживания безмятежного и плодотворного сожительства этносов. Отсюда проистекает необходимость выработки научной, сориентированной на перспективу, концепции национальной политики, эффективно регулирующей межэтнические отношения. Ее цель найти и утвердить формулу демократии на языке культурной традиции, содействовать тому, чтобы полиэтнический Кыргызстан занял достойное место в мировом сообществе.

В столичных городах вообще, Бишкеке в частности, где в значительной степени сконцентрировано наиболее образованное и профессионально подготовленное население, динамичные процессы развития социальной структуры быстро меняют квалифицированные роли людей разных национальностей. Повышенная состязательность в некоторых видах деятельности, социальные ожидания и малая степень их реализации, противоречия между высокими требованиями к действительности и низкой удовлетворенностью вызывают большую психологическую напряженность. В условиях многонационального города она подчас проецируется на этнические отношения. Включенность жителей столицы в сферу непосредственного межнационального общения на разных уровнях – семейном, бытовом, производственном, наконец, городском, характер складывающихся реальных контактов, бесспорно, сказываются на формировании миграционных установок.

По данным опроса контингент потенциальных мигрантов составляли: 6,4% собиравшихся покинуть страну уже в ближайшее время, 14,6% намеревавшихся это сделать через 1–2 года. Т.е. всего 21% от числа опрошенных. Наибольшей же была доля тех, кто предполагал выехать лишь в случае острых общественных конфликтов– 50,2%. 23,3% ответили, что останутся при любых обстоятельствах. Новые политические и социальные реалии Кыргызстана по-разному воздействуют на те или иные группы русских горожан.

Как показывает анкетирование, мужчины чаще, чем женщины настроены на отъезд из республики. Наиболее ориентированы на миграцию респонденты в возрасте 30–49 лет, это – самая активная часть трудоспособного населения, получившая образование, профессиональные квалификации и очень обеспокоенная судьбой своих детей, их будущим. Существенно ниже ориентации на миграцию в старших возрастных группах и у молодежи, которая, вероятно, не принимает самостоятельного решения о переезде. Наиболее миграционно настроены лица с общим средним и высшим образованием. Учитывая сферу занятости, отметим, что среди интеллигенции четко выделяются две группы: производственная, в которой только 24,2% выразили намерение уехать, и непроизводственная (работники просвещения, здравоохранения), где потенциальные мигранты составили 33,1%. Последние особенно остро ощущают на. себе сложности новой политической и социальной реальности постсоветского времени.

Установки опрошенных на миграционное перемещение из инонациональной среды испытывают значительное влияние субъективных факторов, связанных с мерой удовлетворенности отдельными сторонами жизни. Нашей анкетой был поставлен вопрос «Ваш взгляд на будущее?» и предусмотрены следующие варианты ответов: дела улучшатся за 5–10 лет: будет еще хуже и надолго: надеемся на улучшение за 2–3 года. Мы попытались сопоставить полученные ответы с выраженностью желания мигрировать, и получилось, что положительная оценка индивидом личных жизненных обстоятельств, оптимистическое восприятие развертывающихся преобразовательных процессов коррелируют с его большей антимиграционной стабильностью. Контрастно ориентация на миграцию проявилась у ненадеющихся на перемены к лучшему. Так, среди респондентов, считавших приемлемыми организацию своего труда и ежемесячный доход, численность потенциальных мигрантов была ниже на 15%. То же наблюдается и в оценке перспектив динамики межнациональных отношений: русские потенциальные мигранты пессимистичнее, нежели «стабильный» состав русских городских жителей (19,1% против 14,1%).

Решение оставить республику сопряжено с выбором вектора миграции. Большинство ориентировано на миграцию в Россию, свою этническую родину-38,4%, причем ее европейскую территорию предпочитают 27,4% будущих мигрантов, а Сибирь, Урал, Дальний Восток– 11%. Но продолжающийся экономический кризис, растущая безработица в самой России могут тяжело отразиться на судьбе переселенцев. Кроме того на Украину хотят отправиться 5% опрошенных, в Белоруссию– 0,8%, Казахстан – 0,4%, Узбекистан – 0,2%, за рубежи бывшего СССР – 13,6%.

Содержательные различия в миграционном поведении хорошо просматриваются в структуре миграционной мотивации.

Респонденты чаще всего называли не один мотив миграции, а сразу несколько, не расставляя приоритетов. Дезинтеграционные этнические и экономические процессы воспринимаются ими как практически равнозначные при решении вопроса о возможном переселении. Для многих из них основным мотивом выезда стало опасение оказаться оторванными от исторической родины с получением нового гражданства в стране постоянного проживания или в случае изменения ею геополитических ориентаций.

На наш взгляд, важным звеном в цепи успешного преодоления трудностей, сопутствующих миграционному процессу, может послужить его правовое обеспечение. Определение мигрантов как субъектов правоотношений выявило ряд несоответствий и пробелов в современной законотворческой работе и правоприменительной практике, осуществляемых соответствующими органами Российской Федерации и Кыргызстана. Вот почему, думается, возникает потребность создания специального юридического подразделения в президентском аппарате каждого из этих государств, призванного координировать правоотношения в сфере миграции.

В рамках небольшой статьи трудно осветить все проблемы сегодняшнего положения русского населения в Кыргызстане и предложить оптимальные подходы к ним. Несомненно, одно – надобно бы объединить русских в сильную и жизнеспособную диаспору. Превращение по сути разрозненных одиночек в полноправных участников социального творчества позволит более успешно и политически грамотно регулировать механизмы жизнедеятельности строящегося гражданского общества.

http://www.xserver.ru/user/ruskg

КИРГИЗИЯ

Из статьи Е.Н. Ярковой
«Русские в Киргизии: социокультурная
динамика межэтнических отношений»
май 1999 г.

История русско-киргизских отношений – лишь капля в океане мировой истории.

Поэтому тема данной статьи на первый взгляд может быть отнесена к разряду проблем местного значения. Однако эта периферийность кажущаяся. В любой, даже самой частной человеческой проблеме, как правило, присутствуют некоторые универсальные, общечеловеческие аспекты, поскольку и сам мир культуры представляет собой двуединство партикуляризма и универсализма. История русско-киргизских отношений – не исключение, ее также можно трактовать как версию одной из универсальных мировых проблем – проблемы межэтнических отношений.

Сегодня она входит в «горячую десятку» актуальных проблем, занимающих социологов, политологов, экономистов, психологов. При этом многообразие прочтений аспектов межэтнических отношений является не столько результатом научной несогласованности или конфликта мнений, сколько многомерным характером самой структуры процессов межэтнической коммуникации. Различные измерения этих процессов открывают разные плоскости их сложной организации. Содержанием одной из таких плоскостей является культура как система нравственно-ментальных детерминант межэтнических отношений. Анализ этих детерминант представляет особенный интерес не только потому, что до настоящего времени они находились на периферии научных исследований, но и в силу их ведущей роли в процессах межэтнических взаимодействий. История русско-киргизских отношений в качестве материала такого анализа может быть не только интересна, но и поучительна, поскольку наряду с уникальными, присущими только ей характеристиками, содержит и значительное количество типических черт.

С 1989‑го по 1994 год республику покинуло около 500 тыс. представителей русскоязычного населения. Начало второго постсоветского этапа связано со стабилизацией межэтнических коммуникационных процессов и обусловлено сменой приоритетов в сфере коммуникационных стратегий. Крушение советской империи, образование независимого государства – Киргизской Республики, отмена льгот, пособий и уравнительного перераспределения материальных благ, распад сельских коллективных хозяйств и установление стихийных рыночных отношений – все это поставило киргизов перед проблемой выживания. Иждивенческие отношения к жизни, культивировавшиеся советской властью, уходят в прошлое. Проблема выживания привела к необычайному росту массового утилитаризма, который стал вытеснять трайбалистские настроения. Типичные приметы современного Киргизстана – урбанизация и маргинализация молодежи. Исследователи отмечают: «В новых рыночных условиях при массовой безработице киргизы в массовом порядке стали осваивать нетрадиционные для себя виды трудовой деятельности: торговлю, сферу обслуживания, транспорт, строительство, растениеводство, мелкое предпринимательство». На утилитарный уровень перемещается и

отношение к русским, динамика утилитаризма приобретает направленность от умеренного к развитому. Отток русскоязычного населения воспринимается теперь как фактор, ослабляющий экономику республики. Правительством предпринимаются усилия для торможения миграционных процессов. В их числе Указ Президента Киргизской Республики А. Акаева «О мерах по регулированию миграционных процессов в Киргизской Республике» (июнь 1994 года).

Коммуникационные стратегии русских в Киргизстане также трансформируются под давлением новых жизненных обстоятельств. Проблема выживания в новых социально-экономических и политических условиях заставляет прагматические интересы ставить выше других. Более высокий уровень жизни в России по сравнению с Киргизстаном не снимает в условиях утилитарных нравственных ориентаций миграционных настроений. Однако их характер меняется: из стихийных, «обвальных» они преобразуются в более обдуманный, организованный процесс, что отражается и на количественной стороне процесса. Результатом развития массового утилитаризма в русской среде становится выделение части русских, идентифицирующих себя как граждане Киргизстана.

Утилитаризация массового сознания – важнейшее средство преодоления традиционалистских монологических коммуникационных стратегий. Пафосом общности жизненных утилитарных смыслов человеческого существования проникнута выдвинутая Акаевым идеологема «Киргизстан – наш общий дом».

Итак, направленность динамики русско-киргизских коммуникационных процессов чрезвычайно напоминает однообразные колебательные движения маятника: консенсус – конфликт – консенсус... Если интерпретировать эту цепочку в категориях социокультурного анализа, нетрудно заметить, что точка «конфликт» совпадает с актуализацией программ традиционалистского типа, а становление консенсусов связано с развитием утилитарных нравственных ориентаций. Блокирование развития утилитаризма влечет реанимацию традиционалистских коммуникационных стратегий и оказывается источником нового конфликта. Возникает замкнутый круг. Один из путей освобождения от власти этой фатальной структуры заключен, по-видимому, в осмыслении сущности и роли нравственного идеала утилитаризма в процессах межэтнической коммуникации.

Общественные науки и современность. 1999. № 5.

Наталья Космарская
Особенности экономической интеграции
русскоязычных в Киргизской республике

Общеизвестно, с какими серьезными трудностями приспособления к новым социально-политическим реалиям столкнулись после распада СССР миллионы русских и русскоязычных жителей бывших союзных республик. Для авторов многих научных публикаций, для СМИ, да и для широких слоев российского населения главная причина этих трудностей видится в том, что так называемые соотечественники – русские, а вся власть находится в руках титульных этносов – узбеков, киргизов, эстонцев и пр. Природа разного рода противоречий, трений или прямых конфликтов рассматривается как этническая и сводится к противостоянию этнических групп. Недаром в описаниях ситуации вокруг русскоязычных в той или иной стране прилагательное «этнический» – одно из самых ходовых в авторском лексиконе (этнический дискомфорт, этническая дискриминация, этнические миграции и т. д.).

Однако зададимся вопросом, не имеет ли право на существование и другая интерпретация: то, что на поверхности явлений и в массовом сознании выглядит как противостояние этносов, во многом является противостоянием социальных групп, возникшим в ходе радикальной перестройки социально-политической иерархии и перераспределения властных и экономических рычагов.

Русские и другие попадающие в категорию русскоязычных этнические группы весь долгий период существования империи являлись в национальных республиках не только опорой промышленности, системы образования, науки и многого другого, но и носителями идеологии Центра и проводниками его политики, а потому занимали главенствующие места в структурах власти всех уровней. После образования на обломках СССР суверенных государств ситуация коренным образом переменилась, и русские оказались чуть ли ни в самом низу властной пирамиды, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Наиболее органично предложенная «неэтническая» интерпретация «ложится» на ситуацию в Центральной Азии, где «имперское» соотношение сил дополнялось представлениями о «старшем» и «младшем» брате, до сих пор не ушедшими из массового сознания.

Отмечу также существенное «формальное» обстоятельство, не позволяющее трактовать фактор этничности как безусловную доминанту во взаимоотношениях новых государств с проживающими на их территории русскоязычными. Последние, строго говоря, этнической группой не являются, представляя собой, в частности в Центральной Азии, конгломерат сообществ со сложной и динамично развивающейся идентичностью. В их сознании все еще сильны элементы «советского», а значит, вненационального, соседствующие с «обрусением» разной степени интенсивности из-за длительного пребывания в русскоязычной культурной среде и пользования русским языком как родным. С другой стороны, национальное возрождение постсоветского периода способствует, в первую очередь для нерусских, обостренному эмоциональному переживанию собственной этничности и/или рационализированному ее конструированию в определенных целях (немцы, евреи). Правильнее, учитывая общность исторической судьбы и нынешнего социально-экономического положения, рассматривать русскоязычных как этносоциальную группу, отчужденную от власти правящим слоем, принадлежащим в большинстве своем к титульному этносу.

На все это могут возразить: разве обычному человеку не все равно, в какой роли и по каким причинам он рискует подвергнуться дискриминации? В такой постановке вопроса скорее всего все равно, и к реакциям простых людей мы еще вернемся. На уровне же научной экспертизы и политических решений предлагаемая интерпретация представляется более конструктивной, нежели упор на столкновение исключительно этнических интересов. Во-первых, она дает возможность снизить политизированность в восприятии российской общественностью проблемы «соотечественников», когда основная тональность дискуссий задается партиями и движениями явно националистического толка. Во-вторых, как и в любой ситуации, когда противостояние различных интересов подлежит рациональному осмыслению, открывается путь к конструктивному торгу с целью установления неких взаимоприемлемых правил игры, причем как на уровне межгосударственных и межгрупповых, так и межличностных отношений. В-третьих, предлагаемый подход позволит поместить проблемы русскоязычных ближнего зарубежья, которые вряд ли можно считать уникальными, в более широкий контекст трансформации постсоветских обществ и приспособления их граждан к новым социально-экономическим, политическим и культурным реалиям; при этом «этническое», присутствуя в том или ином обличии и на российской территории, становится лишь одной из составляющих болезненного процесса адаптации.

Опираясь на высказанные соображения, рассмотрим на примере Киргизии, как происходит (и происходит ли вообще) интеграция русскоязычных в трансформирующиеся под влиянием суверенизации и последующих рыночных реформ социально-экономические структуры новых независимых государств. В статье использованы результаты полевых исследований 1996, 1998 и 1999 гг. (опросы русскоязычных жителей Бишкека по случайной выборке, экспертные интервью и проблемно-ориентированные интервью с «успешными» адаптантами).

О реальной жизни русскоязычных в бывших союзных республиках до сих пор известно очень мало, что особенно заметно в сравнении с тем значительным объемом работы, который был проделан социологами по изучению условий жизни и стратегий адаптации жителей постсоветской России. Хотя интенсивность миграционного оттока из новых независимых государств в Россию в последние годы существенно снизилась, главным объектом исследовательского интереса продолжают оставаться миграции и потенциальные мигранты, различные факторы (в первую очередь этнические), провоцирующие выталкивание, и в целом дезинтеграционные процессы в русскоязычных сообществах. Господствующим является так называемый миграционистский подход, сторонники которого исходят из той посылки, что у русскоязычных в ближнем зарубежье нет будущего. Причины подобного концептуального и тематического «крена» многообразны и заслуживают специального изучения. Стоит назвать острую нехватку ресурсов для проведения полевых исследований; слабость традиций качественной социологии и, соответственно, ориентацию на формализованные анкетные опросы, при которых зачастую отсутствует контакт ученого с респондентами; распространенность примордиалистских представлений о природе этничности, а также, наконец, высокую политическую «чувствительность» рассматриваемых проблем.

В русле миграционистского подхода имплицитно предполагается, что «русские» не живут, а лишь доживают в республиках, что возможностей для продуктивной интеграции и социального продвижения у них практически нет и быть не может. В статье, посвященной Киргизии, будет уместным привести такой красноречивый пример. Григорий Пядухов, в бытность свою доцентом Киргизско-Российского университета и выступая в 1997 г. на семинаре Московского центра Карнеги, следующим образом ответил на вопрос о причинах резкого уменьшения вынужденных миграций из Киргизии в Россию: «Все, кто мог выехать – имел связи, родственников, материальные средства, – уже выехали. Остались в основном пожилые, старики либо семьи неимущие, которые не имеют ресурсов для переезда. Успешно интегрируются в новую среду лишь те, кто процветает в бизнесе. Но это мизерный процент. А ориентация, установка на выезд по-прежнему сохраняется». Заметим в скобках, что никаких эмпирических оснований для подобных выводов приведено не было, и они не подтверждаются результатами моих многолетних исследований в Киргизии.

Нарисована, по сути, картина беспросветной маргинализации русскоязычного населения, с весьма некорректным в данном случае использованием «процветания в бизнесе» в качестве некоего эталона успеха. «Процветание в бизнесе», деятельности рискованной по определению – удел немногих даже в высоко цивилизованных странах, не говоря уж о постсоветских обществах. «Успешность» и вынесенное в заглавие статьи слово «карьера» понимаются мной поэтому достаточно широко. Слишком уж подорванными оказались стартовые позиции жителей бывшего СССР в результате обвала прежнего экономического уклада, слишком нестабильны общества, в которых они живут, и под «успехом» имеется в виду, естественно, не «взлет» немногих «новых русских», а ликвидация унизительной зависимости от дырявого бюджетного кармана и материализация в «приемлемом» уровне жизни тех новых возможностей и свобод, которые предоставляет рынок. Критериями подобной успешной интеграции я считаю удовлетворенность человека своим материальным положением и/или имеющейся у него (нее) работой, оптимистическая оценка экономического будущего семьи, характеристика своей жизни как «устроенной», «обустроенной» и т. д. Соответственно, восходящая социальная мобильность в подобных обстоятельствах – это не только и не столько продвижение по служебной лестнице по образцу советских времен (слишком малы зарплаты и директора школы, и главного врача поликлиники), но в первую очередь переход в организованный частный сектор, пусть зачастую требующий резкой смены профессии и рода занятий.

Теперь – непосредственно к результатам исследований. Пример Киргизии демонстрирует, что русскоязычные представляют собой сообщество, достаточно быстро дифференцирующееся по широкому спектру характеристик «бытия», «сознания» и поведения. Существуют, в частности, устойчивые различия между оценками и объективным положением тех, кого я условно называю «желающими остаться» (это люди, сознательно ориентирующиеся на жизнь в республике, и они далеко не в меньшинстве), и тех, кто хотел бы уехать, но не имеет для этого возможности. Первые, в частности, не только более позитивно оценивают динамику своего материального положения в ретроспективе и перспективе, но и экономическую ситуацию в стране в целом, воспринимая ее через призму своих собственных проблем и достижений. Аналогично по-разному люди оценивают и те трудности, которые возникают в их жизни из-за этнической принадлежности. В 1996 г. (опрос 305 человек) среди «остающихся» лишь 20,2% респондентов ощущали «ущемление по национальному признаку», а среди «желающих уехать» более 29%; по опросу же 1998 г. (325 человек) межгрупповой разрыв кардинально увеличился – 16,6% против 47,1% соответственно.

Показательны и ответы на вопрос о наиболее действенных в современной Киргизии факторах социального продвижения – сходный по смыслу, но не апеллирующий прямо к личному опыту респондентов. Подавляющее их большинство считает важнейшими условиями «успеха» наличие денег (57,5%) и нужных связей (56,0%) – результат, совпадающий, по имеющимся в моем распоряжении данным, с массовыми представлениями об «успешности» и «защищенности» жителей провинциальной России. Лишь третьим по частоте и с заметным отрывом (32,6%) идет фактор этнический – «быть по национальности киргизом». Причем ответы «желающих остаться» еще сильнее смещены в сторону «неэтнического» восприятия: самую большую роль, после «денег» и «связей», они отводят хорошему образованию (32,1% против 20% для «желающих уехать»); лишь 23,0% из них признают значимость принадлежности к титульному этносу (против 50,5 % из группы «желающих уехать»). Достаточно большое значение «остающиеся» придают такому этнически окрашенному фактору, как знание киргизского языка (20,9% против 9,5% для «уезжающих»), что логически вытекает из их интеграционных намерений. Интересно, что никто из 32 человек, выбравших опцию «другое» (почти все они были намерены остаться в Киргизии), не указал на обстоятельства, связанные с этничностью; напротив, речь шла преимущественно о наиболее востребованных в рыночной экономике умениях и способностях («главное – желание работать», «иметь голову на плечах», «быть профессионалом в своем деле» и т. д.).

Собственно, речь идет о вполне тривиальном: условия и обстоятельства жизни по-разному воспринимаются людьми в зависимости от социально-демографического статуса и материального положения; от социально-психологического портрета самой личности, накопленного ею ресурсного потенциала и пр. К этим «обстоятельствам» относится этническая композиция общества и вообще та роль, которую в нем играют этнические различия. Если отвлечься от экстраординарных ситуаций типа острой фазы межнационального конфликта, когда этничность становится объектом повседневной болезненной рефлексии и главным регулятором людских мыслей и поступков, при относительно нормальном состоянии общества, пусть даже оно построено по этнократическому принципу, фактор этнической принадлежности постепенно утрачивает свою самодовлеющую, доминантную роль. Отсюда и заметная субъективность его восприятия различными людьми, в данном случае русскоязычными. Отсюда и избирательность его воздействия на их поведение, в том числе и на стратегии адаптации, что и открывает для русскоязычных определенные перспективы «успеха» путем закрепления в уже действующих экономических нишах или создания новых. Это также убедительно демонстрирует пример Киргизии.

В первые годы после провозглашения независимости произошло резкое перераспределение экономических и властных рычагов между двумя главными этносоциальными группами. «Русские» активно вытеснялись с руководящих и управленческих должностей и из тех сфер, где они ранее преобладали – образование, здравоохранение, культура, услуги. Сейчас доступ к большинству «теплых» мест в государственном секторе (госаппарат, банки, налоговая, таможенная службы, правоохранительные, судебные органы и т. п.) для некиргизов сильно затруднен. Именно в этом, пожалуй, наиболее сильно проявилась дискриминация тех, кто не принадлежит к правящей этносоциальной группе. Из чуть более четверти респондентов, которые испытывали ущемление по национальному признаку и отвечали далее на открытый вопрос о проявлениях и причинах ущемления, многие связывали его с трудоустройством (особенно на высокооплачиваемые, престижные должности); с неадекватной оценкой профессиональных качеств; с трудностями социального продвижения.

И все же не следует, на мой взгляд, абсолютизировать этническую «окрашенность» произошедших перемен, равно как и их масштабы. Часто забывают о том, что резкое падение жизненного уровня жителей большинства постсоветских государств было спровоцировано в первую очередь шоковой рыночной трансформацией экономики, а для русскоязычных дополнительным фактором стало практически полное свертывание мощного ВПК (где они доминировали). В этом свете экономические тяготы рядовых граждан Киргизии, Казахстана или Украины – будь-то русские, украинцы, киргизы, казахи и пр. – мало чем отличаются от трудностей выживания большинства российских семей. Кроме того, на определенном этапе правящим режимом Киргизии был достигнут некий лимит «насыщения властью» (свой в каждой сфере экономической и социальной жизни), после чего наступил черед осознания разумных пределов вытеснения русскоязычных, особенно с низших и средних должностных позиций. Как свидетельствуют, в частности, полевые материалы, людей некиргизской национальности можно встретить на руководящих постах ничуть не реже, чем представителей титульного этноса, причем это относится и к государственному сектору.

Мои исследования позволяют предположить, что в отношении русскоязычных постепенно формируется некая весьма рационализированная система норм и допусков, негласных предписаний и уже традиций, чем-то напоминающая ту гораздо более жесткую и, естественно, не киргизами придуманную систему распределения ролей, которая существовала в СССР (главный начальник – «местный», первый заместитель – русский). В наиболее «закрытом» государственном секторе и открытом для свободной конкуренции рыночном секторе эта система действует, естественно, по-разному. В силу ограниченного объема статьи приведу лишь два примера, хотя их немало.

Один из информантов, полукиргиз-полурусский, занимавший высокий пост в МВД республики и находившийся на момент интервью на профессиональной пенсии, рассказал о том, как он пытался устроить своего бывшего подчиненного, очень способного, по его мнению, на должность заместителя начальника управления МВД. Руководитель, к которому он обратился, ответил, что его «не поймут», поскольку один из двух замов у него уже русский, а важнейшим отделом руководит тоже русский.

Другой пример касается конкуренции между русскими и киргизами за престижные места в частном секторе. Информантка-киргизка, включенная в состав экспертов, жаловалась на то, что ее племянник, окончивший турецкий университет, хорошо владеющий английским, турецким и, естественно, русским языками, никак не может устроиться в желанную «фирму», так как почти не говорит по-киргизски. На мой вопрос: «А что же тогда русским делать?» она ответила: «А к русским предъявляются другие требования».

Вот еще одна, уже обобщающая характеристика ситуации на рынке труда, на этот раз данная выходящей в Бишкеке газетой «Res Publica»: «Многие «новые кыргызы» в начале своего пути, набрав на ключевые посты своих фирм и компаний ближайших родственников, подрастеряли много средств. Как говорится в народе, с них взятки гладки: не подашь в суд, не пошлешь рэкетиров выбивать долги. Барьер, который должен быть между начальником и подчиненным, полностью отсутствует, если они кумовья или родственники. Поэтому сейчас работодатели стараются брать на работу профессионалов».

Существование только что описанной тенденции, хорошо заметной на верхних этажах экономики и «сверху» же инспирированной, сочетается с активностью самих русскоязычных «снизу». И главным пространством, на котором эта активность может развернуться, является, естественно, частный сектор, не столь политизированный, как государственный. Имеется в виду не только широко распространенные челночная и иные виды торговли, что для многих становится вынужденной мерой, но, в первую очередь, «организованный» бизнес, предъявляющий высокие требования к образованию и квалификации. И часть русскоязычных сумела продуктивно использовать свой шанс. Как свидетельствуют, к примеру, результаты опроса 1996 г., среди «желающих остаться» мужчин было не только почти в два раза меньше недовольных своей работой (26,4% против 40,4%), но и в два раза больше занятых в организованном частном секторе с достаточно высокой и стабильной оплатой труда. Конечно, «хозяевами» крупного дела становятся немногие, таковы законы бизнеса, тем более в условиях дикого постсоветского рынка. И все же, по оценке, например, уже упоминавшегося информанта из МВД, из сотни «крепких» бизнесменов, работающих в Бишкеке, русских – около одной трети. Вот еще одна оценка, касающаяся мелкого и среднего бизнеса. Из 50 случайно отобранных по газетной рекламе бишкекских фирм, предоставляющих населению различные услуги, которые требуют производственных помещений и оборудования (ремонт, строительство, изготовление мебели и пр.), 29 оказались «русскими» и по национальности владельца, и по преобладающей этнической принадлежности персонала.

Сложные и противоречивые коллизии социально-экономического продвижения русскоязычных нуждаются, безусловно, в дальнейшем тщательном изучении. Однако представленные материалы, на мой взгляд, достаточно красноречиво свидетельствуют о том, что тотально пессимистический подход и «привязка» анализа только или преимущественно к фактору этничности тут вряд ли оправданы.

http://www.indepsocres.spb.ru/sbornik8/8r_kosm.htm

Медер Имакеев
Русских в Киргизии
остается все меньше

Беспрецедентный всплеск миграции населения произошел в Кыргызстане в начале 90‑х годов, после обретения республикой независимости. Рост социально-экономических проблем граждан, непрекращающиеся региональные конфликты в сопредельных государствах – Таджикистане и Афганистане – привели к усилению деструктивных миграционных процессов.

Интенсивность общей миграционной убыли населения республики резко возрастала и, достигнув своего «пика» в 1993 году, составила 121 тысячу человек. Начало 2000 года ознаменовалось очередным всплеском роста количества граждан, желающих выехать из страны. Согласно данным Департамента по миграции, в 1990–2001 годах отток населения из Кыргызстана составил порядка 450 тысяч человек. Для страны с населением в 4,8 млн. человек цифра более чем внушительная.

Примерно до середины 2000 года в республике второй по численности, после киргизов, национальной группой являлись русские. Однако преобладание их в оттоке населения (62%) привело к тому, что их доля в общей численности населения Кыргызстана, составлявшая в 1990 году 21,2% (918 тысяч), сегодня, по оценкам экспертов, сократилась примерно до 12% (520 тысяч), что отодвинуло их на третье место после узбеков.

По мнению одного из лидеров оппозиционной партии «Ар-Намыс» Виталия Бусселя, «в стране сложилась парадоксальная ситуация, когда начали уезжать люди, которые не хотели уезжать. В основе этого, помимо сложной социально-экономической ситуации, лежит карьерная бесперспективность так называемых национальных меньшинств. Не секрет, что в настоящее время преобладание в эшелонах власти и административного управления представителей титульной нации является подавляющим. Сегодня доля некоренного населения страны в органах государственного аппарата продолжает неуклонно сокращаться. Введение экзаменов на знание государственного языка для государственных служащих становится сегодня одним из эффективных рычагов, практически закрывающим доступ в органы власти для «инородцев».

Сегодня русские в Кыргызстане в основном работают в так называемых сложных областях управления, где требуется специфическое образование и опыт, занимая свою профессиональную нишу в тех сферах, где необходимы специальные знания. Присутствие русскоязычного населения на номенклатурных должностях диктуется в основном соображениями политического плана. Это, к примеру, традиционно «славянская» номинальная должность вице-премьер-министра, начисто лишенная властных полномочий…".

Одной из особенностей демографической ситуации в Кыргызстане является то, что подавляющее большинство уезжающих русских проживало в Бишкеке и в прилегающей к нему Чуйской области. В результате произошли не только количественные, но и глубокие качественные изменения структуры трудовых ресурсов республики. Выехали и продолжают выезжать работники, которые традиционно были заняты в промышленности, сфере услуг и других видах деятельности, требующих высокой квалификации.

Русских в Кыргызстане пугает оторванность от бывшей метрополии в лице России. Они боятся, что в одночасье могут стать изгоями, так называемыми «людьми второго сорта», как это уже случилось в некоторых республиках бывшего СССР. Они считают, что в настоящее время никто и ничто не способны обеспечить им гарантии безопасности и стабильности.

Отъезжающие освобождают сотни тысяч квартир. Это, в свою очередь, провоцирует внутреннюю миграцию населения, направленную на переселение в Бишкек и Чуйскую долину. Переселяются (положительный баланс по миграции у киргизов и узбеков), в основном, крестьяне. В целом миграционный процесс ухудшил общий уровень и структуру трудового потенциала республики, поскольку на восстановление интеллектуального и культурного человеческого потенциала необходимы огромные финансовые затраты и длительное время. Бессилие государства в регулировании этого процесса привело к дисбалансу в экономико-культурном развитии различных регионов страны. И этот дисбаланс продолжает расти.

Отсутствие у переселенцев из аграрных районов, а это большей частью молодежь, минимального культурно-образовательного уровня и, как следствие, возможности самореализации и адаптации к новому образу жизни способствовало развитию процесса люмпенизации общества с последующим ухудшением криминогенной обстановки в отдельных регионах республики.

Следует отметить, что руководство республики предпринимало некоторые попытки стабилизировать и сократить отток русскоязычного населения, но, вследствие ряда причин они оказались малоуспешными. Член политсовета оппозиционной партии «Ар-Намыс» Эмиль Алиев полагает, что, «принятые в 2000 году Указ президента страны «О дополнительных мерах по регулированию миграционных процессов в Кыргызской Республике» и Закон «О русском языке» являлись не более как политическим ходом, преследующим определенные цели в преддверии приближавшихся президентских выборов…".

В 1998 году в Кыргызстане было открыто представительство Федеральной миграционной службы России, призванное упорядочить миграционные потоки между двумя странами. Ее глава – Василий Остапчук признает, что в последнее время миграционная ситуация в Кыргызстане обострилась. По его словам, «миграция в Кыргызстане сегодня заметно помолодела. Если в первой половине девяностых годов в Россию уезжали преимущественно люди старшего возраста – к родственникам, детям, для воссоединения семей, то ныне с насиженного места снимаются или готовы сняться немало граждан 1965–1970 годов рождения. По профессиональному признаку – это преимущественно водители, строители, инженерно-технические работники, педагоги, медицинский персонал. В общем, те, чей труд становится сегодня невостребованным в Кыргызстане».

Независимые аналитики полагают, что до последнего времени России было выгодно присутствие русских в ближнем зарубежье, чтобы оказывать давление на государства Содружества, прикрываясь лозунгами защиты интересов своих соотечественников. Ныне ее политика резко меняется… Создаются эффективные механизмы для стимулирования выезда русских из так называемых «бывших национальных окраин».

В начале 2001 года президент России Владимир Путин подписал Указ «О представительствах Министерства по делам федерации, национальной и миграционной политики РФ за рубежом», согласно которому филиалы Федеральной миграционной службы в Армении, Киргизии, Таджикистане, Туркменистане и Латвии получили статус чуть ли не вторых посольств за границей… За три года работы Федеральной миграционной службы России при посольстве Российской Федерации в Кыргызской Республике в это представительство по тем или иным вопросам обратилось около 250 тысяч человек…

Государственный чиновник К., по долгу службы занимающийся анализом миграционной обстановки в Кыргызстане, говорит: «Статистический анализ показывает, что 85 процентов русских, покидающих сегодня нашу республику в поисках лучшей жизни, – это трудоспособное население, находящееся в активном репродуктивном возрасте. И здесь ясно прослеживается двуличная политика представительства Федеральной миграционной службы России в Кыргызстане. Россия, испытывающая сейчас острую потребность в притоке высокопрофессиональных кадров извне, совершенно не заинтересована в импорте мигрантов пожилого возраста, которым нужно выплачивать пенсии, пособия и т. д."

Между тем, по словам ответственного сотрудника Федеральной миграционной России в Кыргызстане, в настоящее время динамика роста эмиграции в Россию среди представителей титульной нации уже начинает превышать тенденцию миграции урожденных русских. Средняя пенсия в 10 долларов обрекает граждан Кыргызстана на примитивное существование, лишение прав на жилье, тепло, пищу, одежду… Те, кто еще не достиг пенсионного возраста и имеет шанс быть востребованным, пытаются перебраться в ближнее зарубежье, в частности, в Россию, где социальные гарантии на порядок выше.

Попытки руководства Кыргызстана обуздать демографический кризис в собственной стране, прибегая к помощи лишь декларативных методов, не дают должных результатов. Взывания к патриотическим чувствам и не подкрепленные ничем обещания являются слабыми стимулами при выборе гражданами места жительства.

http://demoscope.ru/weekly/037/evro09.php

ЗАПАДНАЯ ЕВРОПА

Рафаил Кашлинский
Русские в Европе

Тихое, «ползучее» завоевание русскими Европы принимает все большие масштабы. Это «завоевание» идет двумя большими потоками. С одной стороны, едут сравнительно небогатые, а иногда и просто бедные люди, бегущие от возрастающих экономических трудностей и возможных социальных потрясений. Эти люди устремляются главным образом в Германию на так называемый «социал» (социальные пособия) или в США. Их число в ФРГ уже перевалило за 100 тысяч. Среди них около тысячи бывших российских военнослужащих самовольно с семьями оставшихся в Германии. Другой поток – это, наоборот, люди весьма состоятельные. География их расселения значительно более обширна. Только в Лондоне уже проживает более 70 тысяч россиян. При этом многие из них живут в самых высокопрестижных (а, следовательно, и самых дорогих) районах города. Особенно популярен среди россиян район Kensington Palace Gardens, который лондонцы называют улицей миллионеров. Это район роскошных особняков и дворцов, среди которых Кенсингтонский дворец, где жила принцесса Диана, и дворец богатейшего в мире человека – принца Брунея. Напротив Кенсингтонского дворца стоит супермодерное величественное здание, цены за квартиру в котором колеблются от трех до десяти миллионов фунтов стерлингов. Он заселен в основном «нашими ребятами». Неподалеку особняки, которые построили себе Борис Березовский и Владимир Гусинский, дома, где живут танцор Ирэк Мухамедов, актриса Ингиборге Дапкунайте, звезда российской эстрады Алла Пугачева и другие российские знаменитости.

Еще больше «новых русских» привлекает прекрасная Франция. Если потоки беженцев во Францию из Африки и Юго-Восточной Азии – это нищие без какой-либо рабочей квалификации, то из России в нее устремляются люди с неизвестно откуда взявшимися миллионами. Этих людей особенно привлекает французское побережье Средиземного моря. В департаменте Вар бурную деятельность развил один из ведущих российских банкиров Владимир Потанин. Сделав центром своей деятельности южнофранцузский городок Сен-Лоран, Потанин создал большую группу русских инвесторов, ведущих активную деятельность на местном рынке недвижимости. Центром активности крупнейшего российского «олигарха» Бориса Березовского стал знаменитый Антиб – одно из самых дорогих мест Лазурного берега Франции. В Антибе Березовский построил роскошную виллу и ведет активную коммерческую деятельность. Остается только удивляться, как у бывшего скромного завотделом в советском академическом институте хватает энергии, размаха и фантазии одновременно руководить двумя империями в России (финансово– промышленной и СМИ, включающими телеканал ОРТ, газеты «Независимая газета» и «Новые известия», журнал «Огонек» и другие издания), выполнять сложные функции международного чиновника в ранге исполнительного секретаря СНГ и вести большую коммерческую деятельность во Франции, Англии и ряде других стран.

Вал нового «русского переселения» в Европу захватил даже небольшую Грецию, где число переехавших из бывшего СССР оценивают в 400–500 тысяч. Оказавшиеся в Греции состоятельные русские обычно ведут уединенный образ жизни в своих роскошных виллах в окрестностях Афин или на греческих островах. Это объясняется тем, что именно в Греции с ее сравнительно несложным иммиграционным режимом оказалось много людей из бывшего СССР с криминальным прошлым. Не случайно, что именно тут в 1997 году убили в Афинах знаменитого российского киллера номер один Александра Солоника. Нашли в Греции приют и руководители нескольких лопнувших российских финансовых пирамид. Именно тут скрываются от обманутых акционеров руководители лопнувших «Герласа» и «Тибета».

Начавшийся в августе 1998 года тяжелейший финансовый кризис в России имел своим результатом, в частности, и новую волну «беглецов на Запад». Главную роль в этой новой волне иммигрантов играют «новые русские». Холодный ветер веющей в России экономической бури грозит камня на камне не оставить от их былого благополучия. Покачнулись даже так называемые «олигархи». Вынужден был подать в отставку руководитель одного из самых мощных банков России – Инкoмбанка – Владимир Виноградов. Банк, который он возглавлял, владеет более чем двумя сотнями предприятий – от кондитерских фабрик до машиностроительных заводов. Однако, похоже, что капитан финансового «Титаника» поздно заметил надвигающийся айсберг. В результате кризиса Инкомбанк имел долгов на 2 млрд. в рублях и около 200 млн. долларов в валюте. Настала пора бегства из России и для «олигарха» Виноградова.

С бегством из России «новых русских» связана и проблема утечки капиталов. По имеющимся данным россияне на своих счетах за пределами России имеют почти 500 млрд. долларов. В своем интервью «Литгазете» (4 нояб. 1998 г.) один из руководителей английской финансовой корпорации «Пребон Эмейн» Кен Оуэн заявил, что западные банки, которым российские фирмы и банки задолжали миллиарды долларов, составили подробные списки, содержащие данные о российских счетах за границами России вплоть до номеров счетов и сумм на них. На вопрос корреспондента «ЛГ» в Лондоне Михаила Озерова: «А как же тайна вкладов?» – мистер Оуэн ответил: «Когда речь идет о миллиардных долгах, тайн вообще не существует. Способов «выхода» на счета предостаточно».

Английские, германские и американские банки, пострадавшие от финансового кризиса в России, требуют компенсации своих убытков и грозят опубликовать свою информацию о российских счетах, если эти убытки не будут возмещены. А ведь еще недавно российские банки с большой помпой открывали свои представительства в Англии, Германии, Франции и США. Открытие представительства становилось апофеозом роскоши, гурманства и русской купеческой широты. Рекой лилось шампанское, бочками завозилась икра. Ныне эти представительства спешно сворачиваются. К началу ноября прекратили свою работу практически все представительства российских банков в ФРГ. То же произошло в Лондоне, где еще недавно Инкомбанк арендовал один из самых дорогих дворцов в центре столицы Англии. Ныне счета этого банка в Англии арестованы, а Центральный банк России аннулировал его лицензию на все виды банковской деятельности.

Тяжелое положение, в котором оказались в результате экономического кризиса многие российские банки, имело своим результатом и массовые увольнения банковских служащих, еще недавно входивших в элиту российского «среднего класса», а многим работникам банков, оставленным на службе, резко снизили зарплату. В итоге эти люди тоже стали думать об отъезде за рубеж. Этих высококвалифицированных банковских работников особенно привлекают Греция, Кипр и Израиль, то есть те страны, в которых уже довольно давно стали функционировать местные банки, ориентированные на русскоязычную клиентуру.

Экономический кризис в России стал причиной и новой волны антисемитизма, поскольку национал-патриоты обвиняют в кризисе евреев, которые якобы грабят Россию. Следствием этого, возможно, будет и новая волна еврейской эмиграции как в Европу, так и в США. Опасность стала угрожать даже самым высокопоставленным евреям. Так, 17 ноября этого года группа офицеров Федеральной службы безопасности России (ФСБ) во главе с полковником ФСБ Александром Литвиненко выступила на телевизионной пресс-конференции с заявлением, что у них был приказ убить исполнительного секретаря СНГ Бориса Березовского – этого «еврея, ограбившего половину России». Офицеры отказались выполнить приказ без письменного распоряжения, которого, правда, не получили. Однако многие евреи в России неожиданно стали понимать, что такие письменные приказы с приходом к власти коммунистов вполне могут и последовать и не только в адрес Березовского, которому по крайней мере есть куда укрыться.

Бьются, бьются о берега Европы и Америки все новые волны эмиграции из России и других государств СНГ. Самые разные люди и по разным причинам устремились на Запад. Это начинает беспокоить правительства многих стран. Стараются по возможности просеивать иммигрантов Германия, Франция, Англия и США. Пока еще действует щадящий иммиграционный режим в Греции и безвизовый режим для российских граждан на Кипре. Однако правящие круги этих стран уже стали проявлять серьезное беспокойство по поводу русских мафиози, свивших свои гнезда в их странах.

http://www.vestnik.com/issues/98/1208/win/kashlin.htm

ГЕРМАНИЯ

Олег Лурье. Контрибуция по-новорусски.
Как живут в Германии эмигранты из СНГ
2000 г.

Не так давно мне довелось побывать в Германии и окунуться в среду эмигрантов из бывшего Советского Союза. То, что я там увидел, потрясло меня до глубины души, и посему спешу поделиться увиденным.

Решив окунуться в быт бывших граждан СССР, проживающих в Германии, я обратился к своим немецким друзьям, которые ценой невероятных и не всегда, правда, официальных усилий смогли на неделю поселить меня в лагере для беженцев из стран Востока. «Восточные люди» состояли процентов на восемьдесят из москвичей, питерцев и почему-то прибалтов, которые жили в двухместных вагончиках и получали ежемесячное пособие 400–500 немецких марок (около 250 долл. по курсу).

Мой старый знакомый еще по университету Паша Ш. сразу же разъяснил, что прожить по-человечески на «фашистские подачки» цивилизованный человек не в состоянии, а так как «кушать очень хочется», то Паша посоветовал присмотреться к тому, как «нормальные» эмигранты зарабатывают на жизнь. Я послушно «присмотрелся» и увидел, что практически все бывшие россияне слегка приворовывают, обманывая доверчивых и туповатых немцев. При этом утверждая, что они «добирают» у Германии то, что недобрал Сталин в послевоенное время.

Теперь расскажу вам о некоторых наиболее остроумных способах «заработать» на жизнь, которые весьма популярны в среде русскоязычного населения Германии

Тридцатилетние Шурик и Толик приехали в Германию из Санкт-Петербурга и вот уже три года обитают в лагере беженцев на юге Ганновера. Получить постоянное право на проживание в Германии они не торопятся, что вполне устраивает и немецкое правительство. Живут они очень хорошо, можно сказать, даже богато – у них неплохой подержанный «Мерседес», у обоих «Ролексы» и хорошие костюмы. Пьют ребята только десятилетний «Мартель», закусывая черной икрой и омарами.

Источник их благосостояния и орудие бизнеса – это старая инвалидная коляска немецкого производства. Мне довелось наблюдать виртуозную работу этих аферистов в одном из супермаркетов Ганновера.

Недалеко от входа в магазин Шурик усаживается в инвалидную коляску и, пуская слюни, делает лицо полного идиота, изображая из себя парализованного дебила (Шурик – выпускник театрального училища). Толик, заботливо толкая перед собой коляску, заходит в супермаркет и следует вдоль рядов с продуктами. Осторожно оглядываясь, они выбирают самую дорогую и качественную еду и аккуратно запихивают ее в огромный ящик, который ловко пристроен под задницей «парализованного» Шурика. В ящик летят балыки, икра, марочные коньяки, омары, устрицы и прочие дорогущие деликатесы.

Когда «тара» полна под завязку, Толик сует в руки Шурику какую-нибудь дешевую игрушку, берет в руки упаковку кока-колы и следует к кассе, заботливо вытирая «инвалиду» сопли огромным носовым платком и покрикивая: «Пропустите инвалида к кассе!».

Вежливые немцы тут же расступаются, а парочка аферистов рассчитывается за игрушку и колу, вынося зараз в ящичке товаров не меньше чем на 300–400 немецких марок. При этом возле кассы Шурик начинает активно лопотать «гу-гу-гу» и получает от кассира в подарок конфетку. Немцы сочувствуют инвалиду.

В итоге конфетка достается мне, а Шурик и Толик тут же продают все деликатесы за треть цены в ближайшую лавку, которую держит их знакомый турок. Я понимаю, что по закону должен был тут же вызвать полицию, но я и сам нахожусь на не вполне легальном положении и могу быть тут же выставлен с территории Германии. А ведь мое изучение «деятельности» российской диаспоры находится в процессе.

Вы никогда не пробовали надеть пять пар трусов или три пары джинсов одновременно? Нет? А вот мои знакомые эмигранты Игорь и Люда делают это постоянно. Техника аферы проста и доведена «умельцами» до совершенства. Игорь и Люда – красивая пара, до приезда в Германию они работали в одном очень известном московском модельном агентстве. Оба высокого роста со спортивными фигурами и смазливыми физиономиями. Их бизнес заключается в следующем.

Эта авантюрная парочка заходит в большой дорогой магазин одежды, выдавая себя за новых русских из Москвы. Люда тут же начинает кокетничать с охранником, а Игорь проходит к полкам, выбирает, к примеру, шесть пар различных дорогих брюк и направляется в примерочную, предварительно убедившись в отсутствии там видеокамеры. В примерочной Игорь надевает на себя две пары брюк, а сверху натягивает свои широкие тренировочные штаны, после чего выходит, небрежно швыряет назад на полку оставшиеся четыре пары и подходит к Люде, сообщая ей, что ему не понравился покрой брюк и он купит себе вещи в другом магазине.

Игорь подхватывает разговор и начинает любезничать с продавщицей, а Люда следует в секцию самого дорогого французского белья. После такой же процедуры в примерочной на ней оказываются два-три шикарных лифчика и несколько пар очаровательных трусиков, одетых под ее собственные. Люда для правдоподобности приобретает несколько недорогих носовых платков и возвращается к Игорю. Через минуту парочка, мило попрощавшись с продавщицей и охранником, исчезает из магазина, чтобы никогда больше там не появиться.

Кстати, у Игоря и Люды в карманах имеются ловко сработанные устройства для снятия «звонилок», прикрепленных к особо дорогим товарам. «Звонилки» засовываются под коврики в примерочной.

После чего «сладкая парочка» толкает за полцены краденые вещи нашим же соотечественникам, преимущественно настоящим новым русским.

Живут Игорь и Люда хорошо и в Москву пока не собираются, а вечерами в теплой компании выпивают и смеются над «тупоголовыми фрицами».

Из всех «немецких» россиян самый знаменитый – некто дядя Миша, личность легендарная и чрезвычайно популярная в среде эмигрантов. Шестидесятилетний Михаил Львович всю свою сознательную жизнь держал подпольный цех по изготовлению колхозных досок почета и прочей социалистической агитации, но началась перестройка и продукцию прекратили заказывать. Деньги иссякли, но дядя Миша унывать не собирался. Десять лет назад он, взяв свою супругу Инну Моисеевну, двинул в Западную Германию. Оформлялся как «угнетенный» еврей.

Став эмигрантом, пострадавшим от «реакционного режима», он зарегистрировался в Нижней Саксонии и стал получать там пособие в размере 900 марок (500 – на себя и 400 – на жену). Через месяц он таким же образом оформил отношения и с другим районом Германии – Баварией, где ему тоже стали ежемесячно выплачивать по 900 марок, а чуть позже от дяди Миши пострадала третья провинция Германии. Кроме того, Михаил Львович в каждой провинции получил по социальной (бесплатной) квартире для проживания.

Дяде Мише крупно повезло, так как десять лет назад немецкие земли (провинции) не имели общей компьютерной базы по эмигрантам, а когда эта база была установлена, к дяде Мише настолько привыкли, что воспринимали и воспринимают сейчас как трех совершенно разных людей, у которых совпадают имена и фамилии. Немцам сейчас не до проверок – эмигранты прибывают пачками.

Что сделал «гениальный» дядя Миша далее? Он нелегально сдал в аренду свои три квартиры российским туристическим фирмам, оформил доверенность на получение всех своих пособий на одного надежного эмигранта и преспокойненько укатил в свою скромную пятикомнатную квартирку в центре Москвы, где и проживает в настоящее время.

Раз в три месяца Михаил Львович приезжает в Ганновер, где ему вручают накопившиеся пособия из трех провинций и арендную плату за три квартиры, что в общем составляет около 15 тысяч марок.

Я встретился с дядей Мишей и его женой как раз во время посещения ими Ганновера. После пятой кружки крепкого пива Михаил Львович сказал мне:

– Юноша! Вы ничего не понимаете в этой жизни. Это потрясающая хохма – я всю жизнь горбатился на КПСС, а пенсион мне выплачивает немецкое правительство! Конечно, меня могут в любой момент одеть в наручники, но за такое количество немецких марок я готов рисковать своей лысой головой. Учтите главное, я не таскаю лифчики из магазинов, как это делают другие эмигранты, моя афера на порядок выше. Недаром всю жизнь я считал себя интеллигентным человеком. Учитесь, юноша!

Но мне учиться было как-то недосуг, так как через два дня я должен был быть в Москве.

Конечно, я не утверждаю, что все наши соотечественники в Германии занимаются только воровством и аферами, но, по данным земли Нижняя Саксония (Германия), около 30% всех краж в магазинах совершают выходцы из России. Остальные 70% делятся поровну между румынскими цыганами, турками и немцами.

Новая газета. 2000, 23 ноября, № 86.

Из статьи Павла Поляна
«Русскоговорящие в Германии»
декабрь 2004 г.

Колония русскоговорящих в Германии сегодня достаточно велика. Это и русские немцы, и еврейские контингентные беженцы, и соискатели политического убежища из различных уголков бывшего СССР. У каждой из этих групп есть свои статусные особенности и свои групповые проблемы, но между ними есть и немало общего. Это и общее подсоветское прошлое, и единый – русский – язык, а также – одинаковые проблемы, связанные с дефицитом реальной интеграции. Есть мнение, что серьезным тормозом для переселенцев является как раз их привилегированный статус. Они получают гражданство автоматически. Квалифицируясь как немцы «де-юре», «де-факто» в Германии – они самые настоящие иностранцы.

Но возникает естественный вопрос: а сколько их в Германии – говорящих, читающих, думающих на русском языке? В печати можно встретить разные оценки, из которых 3 млн. человек – не только самая часто повторяемая, но и самая низкая. Попробуем выйти на искомую цифру не «от фонаря», а от реальной структуры русскоговорящих и от той наличной статистики, с чьей помощью эти группы можно было бы попробовать хотя бы приблизительно оценить.

После прохождения всех процедур на постсоветской родине они прибывают в Германию, регистрируются в землях и в конце концов попадают в ежегодную статистику Федерального административного ведомства в Кельне (BVA). В ежегодных статистических сводках приводятся данные о количестве, поле, возрасте, профессиональной структуре, распределению по землям ФРГ и по странам происхождения. Начиная с 2002 года, в число показателей добавилась и конфессиональная структура, а сам контингент стал обозначаться более корректно: «переселенцы и члены их семей».

Вот, для примера, основные количественные параметры немецкой иммиграции из стран бывшего СССР, которые можно почерпнуть из этой статистики.

В 2002 гг. в Германию из СССР прибыло 90587 поздних переселенцев и членов их семей (ПП)1. Это на 7% меньше, чем в 2001 году (97434 человека). Больше всего ПП прибыло в декабре (10209), меньше всего – в январе (3759).

Общее число переселенцев из СССР достигло, по состоянию на 31.12.2002, величины в 2167921 человек и, тем самым, впервые составило более половины от общего числа послевоенных переселенцев и поздних переселенцев в Германию (остальные, главным образом, выходцы из Польши и Румынии).

Количество отказов в переселении составило 1470, или 1,6% от количества заявлений2. Но наивно было бы полагать, что собственно поздними переселенцами являются все приехавшие в Германию «по немецкой линии», – они распределяются на три подкатегории. Первая – это и есть ПП, приехавшие, согласно § 4 «Закона об изгнанных»: они получают безусловное гражданство и право на пенсионное обеспечение3. Остальные попадают в ФРГ с иным статусом – согласно или § 7 или § 8 того же закона: если согласно § 7 – то это «потомки» или «супруги» ПП (они, хотя и получают немецкое гражданство, но право на пенсионное обеспечение на них не распространяется), а если согласно § 8 – «родственники» ПП (например, супруги ПП, если брак не насчитывает трех лет). На них не распространяется ни одна из перечисленных льгот; они хотя и получают бессрочный вид на жительство в Германии, но имеют юридический статус «иностранцев», регулирующийся «Законом о статусе иностранных граждан», и даже за разрешение на трудовую деятельность им приходится бороться. Наличие хотя бы одного «позднего переселенца» в семье при этом обязательно.

Распределение приехавших в 2002 году по этим трем категориям дает следующую картину: около 2/3 (64,4%) прибыли согласно § 7, почти втрое меньше – согласно § 4 (21,6%) и всего в 1,5 раза меньше (14,0%) – согласно § 8. Соответственно, 86% приехавших стали полноценными немецкими гражданами, а 14% – «всего лишь» легальными иностранцами, оседающими, соответственно, в статистике иностранцев в Германии.

Почти половину приехавших составили ПП из России (44493, или 49,1%), опережающей Казахстан (38653, или 42,7%), далее с большим отрывом следуют Украина (3179) и Киргизия (2047).

Больше всего ПП приняла земля Северный Рейн-Вестфалия (20018 от их общего числа, или 21,9%) – почти столько же, сколько пять восточно-германских земель, включая Берлин, вместе взятые (21169 человек, или 23,2%); на 2‑м и 3‑х местах – Бавария (13191, или 14,4%) и Баден-Вюртемберг (10324, или 11,3%).

Большинство приехавших составляют женщины (47575 человек, или 52,0%), но в возрастных группах до 17 лет зафиксирован незначительный, но мужской перевес. Доля лиц пенсионного возраста (от 65 лет и старше) весьма невысока (6,8%, или 6203 человека). Это даже меньше, чем доля детей до 5 лет (6720, или 7,1%) и от 6 до 14 лет (13418, или 14,7%) и лишь немногим больше, чем доля детей от 15 до 17 лет (5633, или 6,2%). Таким образом, суммарная доля детей до 17 лет среди ПП составила 28,0%, а лиц в трудоспособном возрасте – 65,4%.

Доля реально трудоспособных среди всех ПП составила 53,3% (52349 человек). Самая массовая профессиональная категория среди них – служащие: 22503 человека, или 43%. Однако эта категория очень расплывчатая: в нее входят и продавцы, и работники транспорта, медицины, правопорядка, управления и т. д. Именно управленцы – самая массовая подкатегория (4388 человека), почти столько же (4369) – социальные работники, педагоги и ученые. Еще 5431 человек (или 10,4%) обладают так называемыми техническими профессиями (инженеры, математики, физики, химики, техники, чертежники, мастера). Кроме того 19544 человек владеют различными профессиями промышленного профиля (37,3%), а 4046 (или 7,7%) – сельскохозяйственного.

Эти данные никак не подтверждают того тезиса (или предрассудка), что и сегодняшние ПП – это, в основном, «деревенщина» и «колхозники»; они говорят, скорее, об их весьма современной профессиональной структуре. Однако характерно, что только 36 человек, или 0,07%, прибыли как самостоятельные предприниматели, тогда как все остальные – наемные рабочие, из которых всего 47 человек, или 0,08%, занимали на родине руководящие должности. Все это говорит скорее об отсутствии «домашнего» знакомства с рыночной экономикой, а также о невысоком карьерном и квалификационном уровне приезжающих.

Почти половина всех ПП 2002 года – это протестанты (44175 человек, или 48,3%); число католиков (16328, или 17,9%) лишь крайне незначительно превосходит число православных (16137, или 17,7%). Доля атеистов и лиц, не указавших своей конфессиональной принадлежности, составила 12,2% (11158 человек).

В 1990–1991 годах фактически тысячи советских евреев, запуганные предпогромной атмосферой в стране, отбросили все сомнения и решились на экспромт-эмиграцию в Германию. Для этого достаточно было оказаться в ГДР и заявить о своем еврействе.

На конференции министров внутренних дел, прошедшей 14–15 декабря 1990 года в Дрездене, было принято официальное решение принимать еврейских беженцев из СССР со статусом, приравненным к статусу так называемых «контингентных беженцев» (КБ)5. Это решение было подтверждено на конференции премьер-министров земель в Мюнхене 20–21 декабря. Окончательное решение по оставшимся невыясненными подробностям статуса и механизма приема еврейских беженцев из СССР были прояснены на конференции премьер-министров земель, состоявшейся в Бонне 9 января 1991 года. Соответствующее решение, скрепленное подписью канцлера Г. Коля, основывалось на Федеральном законе об иммиграции от 22 июля 1980 года. Количество еврейских беженцев при этом не регламентировалось, а распределение по землям предусматривалось в соответствии с так называемым «Кенигштайнским ключом» – то есть строго пропорционально числу жителей в землях.

Социально-правовой статус «контингентного беженца предусматривает бессрочный вид на жительство, разрешение на трудовую деятельность, право на социальную помощь, пособие по безработице, бесплатную страховку, бесплатные курсы немецкого языка и курсы по переквалификации, право на жилище и пособие на детей. В отличие от поздних переселенцев, правом на автоматическое получение гражданства ФРГ, еврейские беженцы не обладают; но они вправе ходатайствовать об этом, прожив в стране не менее 7 лет.

Отдельный статистический учет КБ был налажен, только начиная с 1 июля 1993 года. Все «туристы-невозвращенцы», прибывшие в Германию в 1990–1991 году (но не позднее 10 ноября 1991 года) и вне установленной несколько позже процедуры, были обозначены как категория «Altfaelle». Их суммарное официальное число, согласно данным все того же BVA (Bundesverwaltungsamt, или Федерального Административного ведомства)6, составило 8535 чел. Добрая половина «туристов» осела тогда в Берлине (4006) и в земле Бранденбург (437 чел.), но немало их и в землях Северный Рейн – Вестфалия (1810) и Нижняя Саксония (619 человек).

В 1991–1994 годах в ФРГ въезжало примерно по 8 тысяч евреев из бывшего СССР. Затем 1995–1996 годы – два года стабильности на уровне в 15–16 тысяч человек (безо всякой корреляции с пиком подачи заявлений в 1995–1996 годах), после чего рывок в 1997 году, когда число въехавших вплотную приблизилось к 20 тысячам человек. Последующие 4 года – незначительные колебания на уровне между 16,5 и 18,2 тысячи иммигрантов, и вот в 2002 году – снова приближение к 20‑тысячной планке.

Сравним эти данные с данными статистки еврейских общин Германии. Эту статистику ведет и ежегодно издает ZWST – Zentralwohlfahrtstelle der Juden in Deutschland e.V., или Центральная благотворительная организация евреев в Германии. Она охватывает не всех, а только часть «контингентных беженцев», – а именно тех, кто состоят членами в еврейских общинах Германии. Зато она гораздо подробнее статистики BVA7 и в ряде структурных отношений вполне представительна для всех евреев-иммигрантов. К сожалению, статистика ZWST собирается и обрабатывается без оглядки на критерии, существенные для немецкого государства (например, возрастные рубежи совершеннолетия или выхода на пенсию): это, конечно, серьезно затрудняет любые сравнения.

За 1989–2002 годы число членов еврейских общин выросло с 29089 до 98335 человек, то есть более чем утроилось за последние 13 лет. За то же самое время число членов общин – выходцев из б. СССР увеличилось в десятки раз – с 1008 до 83603 человек8, а их доля выросла с 3,5 до 85,0%.

Доля женщин среди членов еврейских общин Германии составляет 53%, но в возрастных категориях до 21 года (а фактически, предположительно, и до 25–27 лет) перевес, пусть и незначительный, но все же мужской.

Число родившихся в 2002 году несколько возросло и составило 151 человек, но выросло и число умерших: впервые за последние годы оно достигло 1000 человек! Так что не удивительно то, что возрастная структура сегодняшних членов еврейских общин самая что ни на есть удручающая: доля пожилых (от 60 лет и выше) – 35,1%, доля детей (до 16 лет) – всего 12,0%; доля лиц среднего возраста – от 17 до 60 лет – 52,9%. Но еще более удручающей является динамика возрастной структуры: за 1989–2002 годы доля детей и лиц среднего возраста сократилась – с 14,0 до 12,0 и с 53,9 до 52,9%, а вот доля пожилых – существенно возросла: с 32,1 до 35,1%. При этом тот незначительный, но все же «омолаживающий» эффект, который первоначально несли с собой в Германию еврейские иммигранты, кажется, исчерпался: в 1999 году доля пожилых была даже ниже (31,3%), а лиц среднего возраста (55,1%) –гораздо выше, чем в 1989 году.

Тем не менее, численность евреев в настоящее время ощутимо растет только в двух странах мира: одна из них Израиль, а вторая – Германия. Мало того, очная ставка официальных итогов еврейской эмиграции из стран б. СССР в Израиль и Германию за 2002 год дала совершенно поразительный результат: в Израиль прибыло 18525, а в Германию – 19262 человека. Иными словами, впервые в истории еврейской эмиграции из советского и постсоветского пространства Германия – опередила Израиль!

Легальные иностранцы. Статистикой иностранцев в Германии по состоянию на конец 2000 года, зафиксировано 365415 человек – выходцев из бывшего СССР (дипломаты в их число не входят). Это являет собой всего 5% от общего числа иностранцев в Германии9. Подавляющее большинство среди них составляют, очевидно, «члены семей» ПП (приехавшие в ФРГ, согласно § 8 «Закона об изгнанных»), и те из КБ, которые еще не получили немецкое гражданство (подавляющее большинство). Но соответствующие цифры неизвестны, поэтому невозможно судить и о числе иностранцев, приехавших в Германию не по линии «этнической миграции», а как-то иначе.

Имеется и статистика детей иностранцев, родившихся в Германии: для граждан стран СНГ и Балтии соответствующая цифра довольно скромна – всего 11140 человек, что составляет всего 0,7% от общего числа таких детей в Германии. Подавляющее большинство таких детей родилось, вероятно, в семьях «членов семей» ПП или КБ.

Поэтому мы вынуждены пойти другим путем – исходя из представлений о категориях «других» русскоговорящих иностранцев в Германии. Наиболее значимыми и массовыми среди них являются граждане стран СНГ и Балтии – соискатели политического убежища, студенты, деятели науки и культуры, русскоговорящие жены или мужья немецких граждан, а также реэмигранты из третьих стран.

Соискатели политического убежища. Территория бывшего Союза обладает, как известно, большим конфликтогенным потенциалом. Беженцы из очагов уже разразившихся конфликтов (приднестровского, армяно-азербайджанского, абхазо-грузинского, осетино-ингушского и, конечно же, чеченского) вправе, если они только доберутся до немецкой земли, подавать соответствующие заявления и оставаться в Германии до решения своего вопроса. Сводной статистикой пишущий эти строки не располагает, но можно допустить, что их количество составляет не меньше 20 тыс. человек.

Студенты. По данным на зимний семестр 1999/2000, в ФРГ обучалось 175065 студентов-иностранцев, в том числе 5946 из России10 и 2836 из Украины. Из них, соответственно, 901 и 450 человек обладают немецким правомочием на поступление в университеты и являются скорее всего детьми иностранцев из РФ или Украины, проживающих в Германии. Таким образом, количество иностранных студентов, прибывших непосредственно из России и Украины, составило 7431 чел. С учетом других стран СНГ, общее число студентов из стран этого блока составляет, вероятно, не менее 10 тысяч человек.

Члены семей немецких граждан. На международной «бирже знакомств» неплохо котируются русские женихи и, особенно, невесты (Чаще всего, это жены, иногда с детьми от предыдущего брака). Немецкие супруги (в данном случае в их число не входят немцы-ПП) вправе привезти своих суженых в Германию. По истечении трехлетнего срока не-немецкий супруг вправе подавать на немецкое гражданство. Эти браки, как показывает практика, непрочны. Но даже будучи разведенной, супруга-иностранка вправе оставаться в Германии, если в браке родился ребенок или если развод состоялся по истечении как минимум трех лет брака. Суммарно число русскоговорящих супругов немецких граждан можно приблизительно оценить самое меньшее в 10–15 тыс. чел. (причем большинство из них проживало на территории б. ГДР)

Работники науки и культуры. В это число входят стипендиаты различных фондов (таких, как DAAD, Фонд им. А. Гумбольдта и др.), специалисты-ученые, находящиеся в длительных командировках в соответствии с различными договорами и программами обмена, а также отдельные специалисты, принятые на работу в фирмы, университеты, филармонии, цирки и т. п. В некоторых городах (например, в Берлине или Кельне) имеются специальные стипендии для художников и представителей других искусств. Сводное число всех этих категорий может быть оценено приблизительно в 5–10 тысяч человек.

Реэмигранты. Статус КБ распространяется только на тех еврейских иммигрантов, кто прибывает в ФРГ непосредственно из стран СНГ и Балтии. Евреи, ранее эмигрировавшие в Израиль или США и переехавшие по тем или иным причинам в ФРГ, не вправе претендовать на этот статус. В 1991 году группе русскоговорящих выходцев из Израиля в Берлине (так называемой «Группе 400») удалось добиться определенных льгот у берлинского сената. Но даже и без отсутствия таких льгот, определенный поток (прежде всего из Израиля) существовал всегда, причем в 1990‑е годы он явно усилился. Наша экспертная оценка числа русскоговорящих иностранцев – выходцев из Израиля и США (куда, в свою очередь, они прибыли из СССР) – не менее 5 тысяч человек.

Дипкорпус. Кроме того, минимум 5 тысяч дипломатов из стран СНГ и членов их семей работают на территории Германии в посольствах, провинциальных консульствах и представительствах правительственных организаций своих стран.

Русскоговорящие нелегалы. С нелегальным, или «подпольным», статусом ассоциируются, как правило, иностранцы, проникшие в страну нелегально или даже легально (в качестве туристов, например) и проживающие в ней без регистрации и без необходимых документов (или же с фальшивыми). Существуют как бы две сферы приложения сил, делающих столь рискованный и наказуемый статус не лишенным смысла. Это, во-первых, «черный рынок» труда (когда иностранец-нелегал готов работать на самых неквалифицированных работах, «по-черному» и за гроши, – потому что на родине он не заработает и этого) и, во-вторых, уголовная преступность. На классическом «черном рынке» труда, насколько можно судить по прессе, выходцы из бывшего СССР в массовом количестве вроде бы не замечены, а вот на «рынке» преступного мира, судя по той же прессе, они встречаются и нередко. Одной из разновидностей преступной деятельности, на которой они специализируются и которая требует значительных трудовых ресурсов, является транспортировка, торговля или трудоустройство «живого товара» – женщин, предназначенных для проституции (нередко, к тому же, и завербованных мошенническим путем). Даже оценить их количество в масштабе Германии крайне затруднительно, но сумма приблизительно в 20–30 тысяч представляется скорее нижней границей реального, чем верхней.

Еще одна категория нелегалов – бывшие военнослужащие Красной Армии, дезертировавшие из нее накануне вывода Западной группировки войск в Россию. Дать им количественную оценку так же непросто (впрочем, в прессе, назывались цифры – в интервале от 500 до 1000 человек). Некоторые из них смогли легализоваться, некоторые – после длительных судебных разбирательств – были высланы на родину.

Не забудем и тех коренных немцев, кто отчасти пребывает в поле русского языка в силу своего образования (дипломированные слависты и специалисты по истории Восточной Европы, выпускники Вальдорфских школ в западных землях и многих ГДР-вских школ, еще не забывших русский, в восточных) или профессии (немецкие дипломаты, журналисты, ученые и даже предприниматели, ведущие дела с Россией). Таких людей, оценочно, не меньше 50 тыс. чел. Русский для них в лучшем случае – второй язык, и засчитывать их в общий зачет не нужно.

Напомним: суммарное число немецких переселенцев и членов их семей из СССР достигло к началу 2003 года внушительной величины в 2,17 млн. человек. Все они по приезде в ФРГ безусловно относились к русскоговорящим. Но, естественно, это лишь отправная цифра, и для корректной оценки современной численности этого контингента полезно знать параметры его естественного прироста, а также долю русскоговорящих среди родившихся в Германии. Было бы вполне правдоподобно предположить, что естественный прирост составлял в прошлом и все еще составляет теперь положительную, хотя и все сокращающуюся и явно уже не очень большую величину в несколько промилле. Таким образом, суммарное число еще живущих ПП и их родившихся в Германии детей и внуков, могло бы, грубо оценочно, составить самое большее около 2,3 млн. человек. Однако из этого количества надо вычесть тех детей и внуков, кто уже не владеет и, видимо, никогда не будет владеть русским языком, то есть, по меньшей мере, половину от родившихся в Германии. Это радикально уменьшает количество русскоговорящих среди переселенцев и их потомства и позволяет выйти на итоговую величину приблизительно в 2,1 млн. человек (эта цифра, полученная экспертно-оценочным путем, может и должна быть откорректирована на основании выборочных демосоциологических исследований).

Cуммарное число въехавших в Германию по еврейской линии («контингентные беженцы) составило к 2003 году 164 тысячи человек. Все они, несомненно, владели русским языком. В отличие от немецкой эмиграции из бывшего СССР, фактор утраты русского языка у новорожденных поколений у евреев гораздо слабее. Поэтому для оценки реального числа русскоговорящих среди иммигрантов-евреев достаточно ограничиться лишь поправкой на число умерших. При экстраполяции тенденций смертности у членов общин на весь контингент приехавших евреев, число умерших среди них может составить приблизительно 10 тысяч человек. Тем самым оценка числа русскоговорящих евреев, проживающих в Германии, составляет приблизительно 155 тысяч человек.

Два основных иммигрантских потока из бывшего СССР – немецкий и еврейский – весьма контрастны по своим возрастным параметрам: немецкая – молодая и омолаживающая, еврейская – весьма пожилая и, с недавнего времени, усиливающая эффект постарения даже у еврейского населения Германии.

Еще около 90 тысяч – остальных русскоговорящих, а суммарное количество русскоговорящих в Германии вероятнее всего действительно не превышает 2,4 миллионов. И, хотя это как минимум на 20% меньше наиболее часто встречаемой цифры «от фонаря», – но все равно это огромная цифра.

Демоскоп. 2005. № 183–184, 20 декабря 2004–9 января 2005

ВЕЛИКОБРИТАНИЯ

Зоя Синицына
Увидеть Лондон и пожить
январь 2007 г.

Четверть века назад известный советский журналист-международник В. Овчинников написал книгу «Корни дуба», ставшую в России безумно популярной: ведь об Англии, символом которой является вековой дуб, там знали лишь по книгам Диккенса и Бронте, а увидеть вживую современный, но загадочный Лондон могли единицы. Русские мифологизировали англичан, англичане заблуждались насчет русских. Никто тогда не мог предсказать, что в 2006 году русские будут составлять значительную часть лондонцев.

С того времени, как мир распрощался с Советским Союзом, русское население Лондона увеличилось, по официальным данным, в 50 раз, по косвенным показателям – в 100 раз. В 1990 году известно было лишь о 5 000 русских. Это были потомки первой волны послереволюционной эмиграции, дипломаты, немногочисленные политэмигранты. Теперь же это 250‑тысячная армия миллиардеров, миллионеров, их семей и обслуги, высококвалифицированных «сине-» и «беловоротничковых» контрактников, программистов, адвокатов, бухгалтеров, художников, студентов, водителей и гувернанток. Если сюда добавить людей с просроченными визами, беженцев и нелегальных мигрантов, то цифра может составить и полмиллиона, и никому, кто сегодня на лондонских улицах слышит русскую речь почти так же часто, как английскую, она не покажется завышенной.

Обосноваться в Англии до недавнего времени было не так уж сложно. Любая просьба о политическом убежище обязательно рассматривалась, и Англия никого никому еще не выдавала – достаточно вспомнить отказы на российские требования выдачи Б. Березовского, печально известного А. Литвиненко, менеджеров ЮКОСА. Правда, для «преследуемых», чье количество стало расти в геометрической прогрессии, условия сегодня ужесточили: раскрывать карты будущие политэмигранты должны чуть ли не у трапа, и если вы не обладаете достаточно убедительной легендой, в статусе беженца вам откажут практически сразу, в аэропорту. Ну, можно, в конце концов, просто остаться в Англии после окончания туристической визы в расчете через 10 лет нелегальной жизни получить гражданство.

Примерно с середины 90‑х годов в потоке русских лондонцев началось расслоение – стали выделяться «новые русские», с точки зрения многих, необразованные, вульгарные и неприлично богатые. Сейчас они уже стали историей со своими мешками наличных – пришедшие им на смену «новейшие русские» дистанцируются от них, стараясь показать себя не столько нуворишами, сколько людьми образованными, стильными и воспитанными.

Природа большинства сказочных состояний выходцев из России ни у кого сомнений н

Игорь Пименов Политические ориентиры реформы образования меньшинств Латвии (На подступах к пропорции «шестьдесят на сорок»: 1995–2001 годы)

Игорь Пименов
Политические ориентиры реформы
образования меньшинств Латвии
(На подступах к пропорции «шестьдесят на сорок»:
1995–2001 годы)