Бордюгов Г.А., Котеленец Е.А. Ленин: культ и антикульт в пространствах памяти, истории и культуры. С Приложением С.П. Щербины. – М.: АИРО-XXI, 2020. – 632 с.
Наконец, пришло время, чтобы суммировать мои впечатления от книги, посвященной анализу проблем, которые существуют в исторической литературе и обществе в связи «с одной из самых заметных фигур в истории России» (с. 392).
Я неслучайно привел эту, как представляется, наиболее точную формулу, отражающую роль и значение Ленина в той исторической драме, которая случилась в России в 1917 году и определила надолго ее существование. И хотя уже минуло свыше 100 лет с того времени и приближается такая же годовщина со дня смерти этого человека, о нем нельзя сказать, что он полностью принадлежит прошлому. Дискуссия о нем, его исторической роли, значении его наследия, подчас даже весьма острая, продолжается. Хотя иногда она становится просто комичной и извращенной, но так или иначе это свидетельство того, что эта тема привлекает внимание людей.
Все мы знаем, что о Ленине создано так много самых различных призведений в научной и художественной литературе, а также в разных видах искусства, что можно без преувеличения назвать это морем. И разобраться в этом обилии суждений, понять, чем оно вызвано, очень непросто. Полагаю, что авторы книги нашли для этой цели верный компас и использовали необходимый инвентарий, взяв за исходный момент юбилейные даты в жизни Ленина, а затем юбилейные даты со дня его рождения и смерти. Безусловно, решающее значение имела высочайшая профессиональная квалификация авторов не только как историков вообще, но и как специалистов в ленинской историографии.
Огромную роль при этом, как мне кажется, имело то, что был выбран способ привидения в книге цитируемого материала и оценок историков путем краткого изложения высказываемых версий, при минимуме собственных критических замечаний. Дискуссия ведется как бы материалами, взятыми из работ оппонентов. Важной примечательностью книги является, помимо ее четкого и ясного текста, ллюстративный материал, сопровождающего и конкретизирующего текст. Кроме того, в Приложении, которое подготовил Сергей Щербина, иллюстрации просто поменялись ролью с авторским текстом, который стал уже просто объяснением иллюстраций. Это придало книге особый колорит и усилило доказательность авторской версии.
В книге исследуется позиция власти, ее установки в связи с кампаниями по поводу ленинских юбилейных дат. Эти установки имели в советской стране решаюшее значение, да и позднее также играли серьезную роль. И здесь следует отметить, что помимо собственно российской историографии, в книге широко и глубоко использованы исследования иностранных специалистов-лениноведов. По моему мнению, проанализированы почти все проблемы современной и прошлой ленинской историографии, за исключением одного сюжета, о котором будет сказано позднее.
На стр. 15 книги мое внимание привлек тезис: «Один из создателей советской исторической науки Михаил Покровский называл историю «политикой, опрокинутой в прошлое». Это одно из немногих его суждений, с которым можно полностью согласиться». Представляется, что при анализе политики власти в отношении прошлого эта формула стопроцентно верна (в книге это показано ярко и убедительно), но следует ли ее трактовать как методологию исторического исследования? Глубоко сомневаюсь. Полагаю, что идеологический подход в исторических исследованиях неминуемо ведет к односторонности, предвзятости и нарушает принцип историзма. При этом хочу отметить, что, по существу, анализируя те или иные моменты в развитии историографии, посвященной Ленину, авторы, как мне кажется, руководствовались именно принципом историзма.
В книге прослежено, как в политике молодой советской власти довольно быстро начали сказываться культовые настроения, которые проявлялись не только у вождей революции, но и у быстро растущей советской бюрократии, особенно партийной. И пятидесятилетие со дня рождения Ленина стало в этом смысле рубежным моментом. Несмотря на возражения Владимира Ильича, его культ «стал светской религией в государстве, провозгласившим себя атеистическим» (с. 11). Это рассматривалось как фактор укрепления власти. Этот процесс формирования культа Ленина, значение этого культа и многообразные формы его использования в интересах власти, а также обсуждение этой проблемы в историографии, и стали ведущей темой книги. В ней особо подчеркивается, что смысл ленинского культа был раскрыт в речи Сталина на похоронах Ленина, показавшего, что именно он становился «верховным жрецом нового культа» (с. 74). При этом характерной чертой этого культа было манипулирование ленинскими высказываниями, его происхождением и биографическими моментами, которые власти мешали, и потому подлежали замалчиванию и забвению. Этому придавалось огромное значение, а нарушения запрета сурово карались. Тем самым фальсификация стала органической частью ленинского культа.
В книге показано, как менялась позиция власти в отношении ленинского культа с появлением нового культа Сталина, который заменял и вытеснял первый из пространства памяти. Весьма интересно в книге прослеживается, как наряду со складыванием и эволюцией ленинского культа в СССР в западной историографии усиливалась критическая линия в отношении роли Ленина, который все больше рассматривался как основной виновник насилия и террора, установившегося после захвата большевиками власти в России. Приведены интересные цитаты из книги Григория Максимова «Гильотина за работой», опубликованной в США в 1940 г. Он подчеркивал, что «Ленин шел к своей цели – к проведению в жизнь программы Маркса-Энгельса, изложенной в «Коммунистическом манифесте», к так называемой «диктатуре пролетариата», то есть к диктатуре партии, к своей личной диктатуре, к централизации и к государственной монополии во всех областях жизни» (с. 128).
Мне, как современнику многих событий, о которых идет речь в книге, и к большому сожалению и стыду, принимавшего участие в попытках возвеличить и оправдать роль Ленина в тех проблемах, которыми я занимался в ИМЛ (история Коминтерна), очень интересными показались страницы книги, относящиеся к 60-80-м годам прошлого века. Я как бы вновь увидел себя в те годы. Не скажу, что это было приятно, но тут уж ничего не поделаешь. Немного выручает, что мне удалось об этом написать самому в своей книге, подведшей итоги многолетних занятий историей Коминтерна.
В книге Бордюгова и Котеленец четко показано, что возрождение культа Ленина после смерти Сталина стало важнейшей линией нового руководства партии и страны и достигло своей апологическо-бюрократической вершины в связи со 100-летием со дня рождения Владимира Ильича, которое характеризовалось «еще большей, нежели при Сталине, мифологизацией» (с. 175). Отмечается, что люди реагировали на это шутками и анекдотами, что «свидетельствовало о кризисе культа Ленина, который всё еще пыталась поддерживать
власть». (с. 203). Ухудшение материального положения масс, нарастающее разложение правящей системы сказывалось, в частности, и в отношении еще существовавшего ленинского культа. Усиливалась подцензурная и фольклорная лениниана.
После краха советского режима новая власть и ее активные сторонники повели прямую идеологическую атаку на ленинский культ. Это нашло отражение и в дискуссии в российской историографии, посвященной Ленину, в том числе вокруг его смерти и политического завещания, по проблемам большевизма, проблемам ленинизма и сталинизма, по истории советской власти, особенно насилия и террора, Октября 1917 года и германских денег. Все это довольно подробно изложено в книге двух авторов. Они при этом справедливо подметили, что Ленин продолжал оставаться "в пространстве исторической памяти" (с. 447). Однако усиление критики Ленина вызвало ответную волну его апологетики. Появились и обобщающие исследования, среди которых авторы выделяют труды Логинова. С большим удовольствием встретил оценку моего давнего друга как ведущего лениноведа (с. 498). Когда-то мы в шутку называли Володю «последним большевиком».
Вместе с тем не могу согласиться с тем, что авторы называют спорной формулировку В. Никонова: "Гениальный в своем фанатизме и предельно циничный политик, неплохой публицист и оратор. Человек, чуждый общечеловеческим ценностям и морали, ставивший идею коммунизма гораздо выше человеческого счастья и даже жизни. Лидер, жертвоваший национальными интересами во имя мировой революции, который разрушил и воссоздал российскую государственность, надолго изолировав страну от мира. Творец концепции тотальной войны, позволившей победить в Гражданскую" (с. 495-496). В своей последней книге о Коминтерне я пришел к выводам, близким тому, что писал Никонов.
Поскольку я упомянул проблему мировой революции, скажу и о том, что у меня создалось впечатление, что в столь подробном и тщательном исследовании, посвященном Ленину и его месту в пространстве исторической памяти, соответственно, и ленинской историографии, этой теме в данной книге уделено слишком мало места. Впрочем, возможно это потому, что в пространстве памяти она встречается не столь часто, но она все же остается в историографии, а в политической деятельности Ленина играла огромную роль.
Справедлив вывод авторов: «Выходит, что и через почти век после своего ухода Ленин продолжает оставаться фигурой не из прошлого, а из самого что ни на есть настоящего – политизированного, клокочущего, экзальтированного. А значит, до того, чтобы поместить его в историю и изучать с академическим равнодушием, еще очень долго» (с. 505). Мне представляется, что констатация в Заключении книги -- «В этом отношении весьма актуальны методологические замечания о том, что если история не постигается из неё самой, если смысл прошлого заимствуется в настоящем, то многообразие прошлой реальности сужается до рамок, заданных сегодняшним днем, а самоценность исторических процессов растворяется в политической заданности исторических описаний» (с. 507) -- подтверждает приверженность ее авторов принципу историзма.
