airo-xxi.ru

  • Увеличить размер
  • Размер по умолчанию
  • Уменьшить размер
Home О нас пишут "Вопросы истории" о новых книгах АИРО-ХХI

"Вопросы истории" о новых книгах АИРО-ХХI

voprosy istorii28 октября – "Вопросы истории". 11(1) 2020. Политическая кухня И.В. Сталина

НЕВЕЖИН В.А. Застолья Иосифа Сталина. Книга первая. Большие кремлевские приемы 1930-х — 1940-х годов. М. АИРО-ХХ1. 2019. 560 с.; Книга вторая. Обеды и ужины в узком кругу («симпосионы»). М. АИРО-ХХ1. 2019. 528 с.; Книга третья. Дипломатические приемы 1939-1945гг. М. АИРО-ХХ1. 2020. 768 с.
Труд В.А. Невежина в трех книгах под общим заглавием «Застолья Иосифа Сталина» и тематическими подзаголовками каждого тома — пожалуй, лучшее на сегодняшний день исследование советского режима личной власти конца 1920-х — начала 1950-х гг. в таком специфическом ракурсе, как застолья вождя. Автор привлек колоссальную источнико- вую базу из документов личного происхождения, официальных материалов, речей и выступлений и проанализировал ее с буквально археологической дотошностью.
Пир — торжественное коллективное употребление пищи и вина — на протяжении всей истории являлся в том числе и политическим действом. На пиру обсуждались военные операции, принимались судьбоносные для государств управленческие решения, взлетали или разбивались политические карьеры. Такое эпическое восприятие застолий особенно характерно для авторитарных систем, мобилизующих общество самыми разными способами, в том числе и такими специфическими, как совместные трапезы. Поэтому рассмотрение сталинской модели властвования сквозь призму организовывавшегося ею подобного группового гастрономического ритуала является решением, исключительно информативным для реконструкции неочевидных нюансов истории власти той эпохи.
Первая книга, «Большие кремлевские приемы 1930-х— 1940-х годов», посвящена зрелому сталинизму с уже сформировавшимся ритуалом. Фактически она иллюстрирует основной тезис автора о церемониальном характере устраиваемых Сталиным пиршеств: «Во время застолья высокой степенью символичности отличаются еда и питье, тосты и беседы, песни и танцы, само место его проведения» (Большие, с. 28; здесь и далее отсылка к части трилогии делается по первому слову ее названия). В.А. Невежин начинает с описания зарождения застольных традиций в «ближнем круге» Сталина, где переплетались родственные и партийные связи (Большие, с. 51). Такие «симпосионы» (Большие, с. 54) вождь устраивал в компании ближайших соратников — К.Е. Ворошилова, Л.М. Кагановича, В.М. Молотова, Г. К. Орджоникидзе, А.А. Жданова (их характеры и личностные особенности также тщательно выписаны историком). В 1930-х гг. эта «питейная компания» (Большие, с. 63) превратились в своего рода вече, где в дружеской атмосфере и довольно прямо, без неуместной в подобной ситуации церемонности, обсуждались текущие вопросы государственной жизни и принимались предварительные решения.
Большие приемы, в том числе для командного состава Красной армии, выпускников военных академий, героев-авиаторов, а также по случаю первомайских торжеств и годовщин революции, проводились в Кремле в особо помпезной обстановке и под усиленной охраной. Поскольку поводы для таких торжеств были значимыми в идеологическом отношении, «отчеты о них регулярно появлялись на первых полосах центральных газет» (Большие, с. 133), что, в свою очередь, являлось проекцией этих застолий избранных, удостоившихся чести трапезничать с самим вождем, на общество.
Автор делит участников сталинских банкетов на три категории. «Хозяева», «гости» (Большие, с. 134) и те, кого можно было бы назвать задействованными гостями.
К первой группе относились всего несколько человек, а именно — одиннадцать персон: сам Сталин и самые близкие к нему функционеры (Большие, с. 139). В.А. Невежин подготовил списки этих лиц, благодаря которым можно составить своего рода рейтинг их влиятельности, определявшейся доверием со стороны вождя. Постепенно на первые позиции выдвигались более молодые руководители, например, Н.С. Хрущёв. Первоначально в ближний круг входил 21 человек, но затем восьмерых репрессировали, а двое покончили жизнь самоубийством (Большие, с. 162). Одиннадцать оставшихся участников «питейной компании» составляли уже абсолютно лояльный Сталину костяк.
Вторая группа включала в себя всех приглашенных на торжественное застолье. Это были члены и кандидаты в члены ЦК ВКП(б), военные, ученые, деятели искусства, а также — в особенности после Великой Отечественной войны — представители делегаций новых ориентировавшихся на Советский Союз режимов и зарубежных коммунистических партий. Например, на банкете по случаю 70-летия Сталина в 1949 г. присутствовали делегаты от Албании, Болгарии, Венгрии, ГДР, Китая, Кореи, Монголии, Польши, Румынии, Чехословакии, а также Австрии, Испании, Италии, франции (Большие, с. 228).
Именно этой аудиторией Сталин на застольях манипулировал наиболее изощренно. Показателен описанный в книге почти апокрифический случай, когда Сталин, шутливо упрекая режиссера Г. В. Александрова за якобы ненадлежащую заботу о его жене, всенародной любимице Л.П. Орловой, пригрозил ему: «Мы вас повесим, четвертуем, а потом расстреляем из пушки!» — и тут же обратился к маршалу Г.И. Кулику со словами: «Где твоя артиллерия, которая не стреляет на маневрах?» (Большие, с. 226—228). То есть вождю удалось поддеть сразу обоих — и деятеля культуры, и военачальника (последний в 1950 г. был расстрелян).
Третья группа участников сталинских застолий — это музыканты и все те, кто развлекал «хозяев» и «гостей». Их кандидатуры утверждались Совнаркомом и тщательно проверялись сотрудниками НКВД (Большие, с. 238).
Продемонстрировав, что кремлевские застолья и приемы были самыми настоящими церемониями, разработанными с почти китайской скрупулезностью ритуалами, автор переходит к описанию «придворного» этикета сталинской эпохи. Русские аристократические традиции, утраченные после Октябрьской революции, поначалу казались большевистскому руководству явлением чуждым или даже враждебным. Однако постепенно, с возрождением имперского антуража и низведением образности пролетарского интернационализма до формальной оболочки, ритуализированный этикет стал превращаться в необходимый элемент поведенческого кода высших слоев советского общества. В большей степени этот процесс затронул дипломатический корпус и командный состав Красной, а затем Советской армии.
Также В. А. Невежин отмечает произошедшую «театрализацию питейного ритуала» (Большие, с. 251). Все большее значение начинали иметь последовательность рассадки гостей на банкетах, порядок произнесения тостов, негласно регламентированное время появления «хозяев» и «гостей». Кремлевские приемы обрастали чертами мистериально- сти, банкет становился «поистине экзистенциальной картиной» (Большие, с. 261). Сам Сталин всегда находился как бы в тени празднества, предоставляя Ворошилову следить за неукоснительностью соблюдения «древнего советского обычая» (Большие, с. 263).
Завершается книга анализом некоторых застольных речей Сталина. Обращает на себя внимание то, что в них начисто отсутствует какой-либо официоз в современном его понимании. Первая из проанализированных автором речей — застольное выступление Сталина на банкете в честь деятелей таджикского искусства.
В ней вождь позволял себе неожиданные утверждения. Например, что таджикский народ «выше стоит, чем узбеки и казахстанцы» (Большие, с. 317). Или называл таджиков «народом — носителем короны» (Большие, с. 319). Другая речь была произнесена перед выпускниками военных академий в мае 1941 г., где Сталин, переняв и усвоив концепции уже расстрелянного на тот момент маршала М.Н. Тухачевского, рассуждал о том, что «Красная армия — современная армия, а современная армия — это армия нападения» (Большие, с. 336). Третья разобранная автором речь — знаменитый сталинский тост «за здоровье русского народа», «руководящего народа» (Большие, с. 342).
Книга снабжена разнообразной полезной информацией. В ней имеются многочисленные приложения, включающие в себя краткие биографические справки об участниках больших кремлевский приемов, списки самих банкетов, тематические отрывки из дневников, программы концертов.
Вторая книга — «Обеды и ужины в узком кругу (“симпосионы”)» — посвящена гораздо менее открытым и вместе с тем наиболее интересным типам сталинских застолий. Вначале автор внимательно изучает отношение большевистских лидеров к алкоголю, предпринимаемые ими меры по борьбе с пьянством и бытовым разложением, происходившие на фоне максимально острой внутрипартийной борьбы. Именно тогда и стала зарождаться композиция сталинского застолья как целостного культурно-исторического феномена. Образование устойчивой «питейной компании» как «моделирующей структуры» (Обеды, с. 98) всего будущего сталинского правления также относится к тому нелегкому для вождя периоду, когда победа над внутрипартийными оппонентами еще не была предрешена. Но уже тогда вокруг Сталина начали группироваться его будущие ближайшие соратники, среди которых были упоминаемые выше Молотов, Ворошилов, Орджоникидзе, а также А.И. Микоян. Дружеские вечера в этой компании все чаще заменяли Сталину семейные застолья. Можно сказать, что «питейная компания» стала кадровым ядром, надежной и крепкой опорой Сталина в процессе складывания режима его личной власти. Стоит особо отметить, что ни один из первых участников этой компании никогда не был репрессирован. Видимо, Сталин действительно воспринимал их как своих младших друзей.
В.А. Невежин подробно анализирует «застольную топографию и географию» (Обеды, с. 130) Сталина — те места, где он проводил свои застолья для избранных. А таких мест, учитывая, с одной стороны, занятость вождя, а с другой стороны, его подозрительность, было немало. Это и Кремль — место постоянного его проживания, и спорадические обеды в Большом театре, на квартире Молотова, в доме Максима Горького (бывшем особняке С.П. Рябу- шинского). Это и дача в Зубалово, где Сталин отметил свой 50-летний юбилей (Обеды, с. 153), и знаменитая кунцевская дача. Много времени Сталин проводил в Сочи (в Мацесте), периодически посещал родной город Гори, где устраивал пикники на природе, и Крым. Автором составлены подробнейшие таблицы-графики продолжительных отпусков практически за весь период его правления.
Несмотря на то, что автор предельно подробно расписывает, кто, как и когда участвовал в закрытых или просто частных сталинских застольях, логику приглашений этих лиц проследить трудно. Представляется, что Сталин, постоянно державший руку на пульсе партийной и государственной жизни, а также живо интересовавшийся и различными видами искусства, и состоянием дел в науке и промышленности, попросту делал своего рода выборки ученых, литераторов и государственных деятелей, предпочитая наиболее репрезентативных в ущерб наиболее лояльным — так, на застолья иногда не приглашался даже Демьян Бедный (Обеды, с. 208).
Описывая меню, автор различает «ассортимент обычных, повседневных обедов» и «меню, предлагавшееся на застольях» (Обеды, с. 236). Судя по всему, Сталин действительно был очень неприхотливым, что подтверждается многочисленными свидетельствами соратников и современников, дотошно собранными автором. Также можно сделать вывод, что Сталин в полном соответствии со стереотипами о нем любил грузинские вина и разбирался в них.
Описывая царившие за столом «симпосионов» порядки, автор подчеркивает, как Сталин умел вести застолье. Трудно сказать, насколько можно полагаться на искренность свидетельств современников, но если они правы, то Иосиф Виссарионович действительно был мастером выстраивания атмосферы дружеского банкета и душой компании. Порой он пускался в воспоминания о революционной молодости (Обеды, с. 354—355), рассказывал о своих приключениях в сибирской ссылке в Туруханском крае (Обеды, с. 363). Но основными лейтмотивами сталинских застольных разговоров были жизнь и смерть Ленина, пространные рассуждения о русском народе, советской государственности и борьбе с внутренними и внешними врагами. В такие моменты он допускал жутковатые фразы, особенно зловеще звучавшие в 1937 г., например, о том, что функционеры «не всегда понимают, на какую вышку подняла их история» (Обеды, с. 400). По меткому замечанию автора, «тема политических репрессий проходила в качестве сквозной» (Обеды, с. 410) в довоенных застольных речах Сталина.
Завершается вторая книга, как и первая, различными списками, приложениями и краткими биографическими справками о деятелях, в разное время присутствовавших на сталинских «симпосионах».
Третья книга, как явствует из ее названия («Дипломатические приемы 1939—1945 гг.»), посвящена застольям, которые Сталин организовывал для иностранных гостей.
Сразу же после окончания Гражданской войны у большевиков возникла необходимость продолжать поддерживать имперские амбиции, пусть и скрытые теперь под марксистской риторикой. На острие этой нелегкой международной работы находились советские дипломаты, которым пришлось осваивать нормы «буржуазного» этикета. В 1920-е гг. все дипломатические банкеты — как в стране, так и за рубежом — по указанию лидеров партии должны были проводиться максимально скромно. Но число стран, признавших Советский Союз, росло, а с ним увеличивалось и количество протокольных мероприятий, что привело к появлению такого казуса, как «обеденная проблема» (Дипломатические, с. 42), — сотрудники Народного комиссариата по иностранным делам вынуждены были тратить массу времени на официальные обеды в зарубежных представительствах. И постепенно раннесоветский аскетизм уходил в прошлое, а ему на смену приходил сталинский ампир. Двадцатая годовщина Октябрьской революции была отмечена с большим размахом и в своей застольнопротокольной части ничуть не уступала аналогичным приемам на Западе, что явствовало из равнодушного тона иностранных послов, в них участвовавших.
Такая витрина социализма была необходима, прежде всего, для правильной репрезентации образа Советского Союза. Иностранные державы — как признавшие СССР и установившие с ним дипломатические отношения, так и откровенно враждебные — должны были увидеть мощь возродившегося после бедствий Гражданской войны советского государства, его экономики и армии. Поэтому застольная щедрость была необходимой частью грандиозного спектакля.
Отдельный раздел третьей книги посвящен описанию дипломатических приемов Сталина в период Великой Отечественной войны. В.А. Невежин приводит подробный многостраничный разбор ситуационной конъюнктуры того времени, когда эти банкеты имели место. Например, на первом этапе Великой Отечественной войны большие дипломатические приемы в Кремле проводились «крайне редко» (Дипломатические, с. 91), как, собственно, и банкеты по случаю годовщин Октябрьской революции.
Во время войны Москву посещали многие высокопоставленные лица и даже лидеры союзников.
Так, в 1942 и 1944 гг. СССР посещал У. Черчилль. В столице Советского Союза бывали и американские, британские, французские (в том числе Ш. де Голль), чехословацкие и польские деятели. Особенной торжественностью отличалась Ялтинская конференция 1945 г., где Сталин взял на себя роль хозяина (Дипломатические, с. 116). Тогда же сформировался изысканный, почти что повторявший дореволюционный протокол советских дипломатов, сохранявшийся на протяжении последующих десятилетий.
Как и подобает на приемах в высшем свете, на сталинских раутах предусматривались свои правила поведения, присутствие определенных лиц, наличие собственного дресс-кода. Сталин по обыкновению и здесь уделял много внимания рассаживанию гостей. По словам автора, на церемониал кремлевских дипломатических приемов оказали сильное влияние «грузинские застольные традиции» (Дипломатические, с. 266). В книге подробнейшим образом разбираются различные казусы, случавшиеся на таких международных застольях, описываются меню и винно-алкогольная карта «особой кремлевской кухни» (Дипломатические, с. 288).
По словам В.А. Невежина, приемы, которые Сталин организовывал во время Великой Отечественной войны, «были призваны доказать иностранным гостям величие и стабильность существовавшего политического режима» (Дипломатические, с. 346). По ходу изложения этого «застольного» материала историк пишет о восприятии Сталиным западных союзников и о том впечатлении, какое на них производил сам «дядюшка Джо» (Дипломатические, с. 380).
Книга завершается подборкой воспоминаний о Сталине, зачастую весьма противоречивых, оставленных как зарубежными гостями, так и нашими соотечественниками. Резюмируя, автор утверждает, что застолья, проводимые Сталиным во время Великой Отечественной войны, — это «специфическая форма сталинского общения в политической среде» (Дипломатические, с. 416).
Эта книга, как и обе предыдущие, заканчивается списками, таблицами и иными приложениями, позволяющими взглянуть на сталинскую эпоху и ее державные застолья с документальной дотошностью. В.А. Невежин называет Сталина «истинным виртуозом “дипломатической кухни’’» (Дипломатические, с. 421), и со столь меткой формулировкой невозможно не согласится.
Власть всегда реализует себя несколькими путями одновременно. В случае с правлением Сталина это, пожалуй, наиболее очевидно: фактическая диктатура, культ личности, партийные чистки, репрессии — и вместе с тем «мягкая сила» застолий, реализовывавшаяся тихо, как будто незаметно, но вместе с тем крайне ощутимо. Барометр настроения вождя нигде не показывал себя так точно, как в ходе подобных мероприятий.
Книгу «Застолья Иосифа Сталина» можно назвать учебником по истории косвенного властвования, властвования не напрямую. Колоссальный объем материалов, собранных автором, переходит из количества в качество, образы участников сталинских застолий оживают, а с ними оживает и само мышление Сталина — сложное, многомерное, подозрительное. Этот правитель действовал открыто только тогда, когда ситуация не оставляла иного выхода — для всех остальных случаев были застолья: от пирушек в компании ближайших соратников до огромных торжественных коммеморационных обедов в важные годовщины и дипломатических приемов.
О серьезности и фундаментальности проделанной В.А. Невежиным работы свидетельствует также разделение единой монографии на три примерно одинаковые по объему книги. Такое размежевание сталинских застолий действительно напрашивается. Приемы «отца народов» для представителей всех профессий и национальностей огромного Советского Союза, дружеские интимные беседы «Кобы» в узком кругу единомышленников, официальные светские дипломатические рауты «дядюшки Джо» для представителей иностранных союзнических государств — три этих разных образа трапезы требовали от самого Сталина их принципиально разного смыслового и символического наполнения. Вселить уверенность и гордость за страну в народ, поощрить лояльных соратников и запугать колеблющихся, создать в глазах всего мира образ Советского Союза как верного друга и страшного врага — для реализации этих задач требовались совершенно непохожие друга на друга застолья.
Исследование позволяет также проследить эволюцию самой страны: начав с полного отрицания различных светских условностей и «буржуазных предрассудков» в 1920-х, к концу 1940-х и началу 1950-х годов. Сталин (даже не как личность, а как мифологическая фигура с плаката) сформировал подобие императорского двора со всем его великоле
пием. Как сказано в первой книге, обильный и роскошный стол, большое количество изысканной еды и хорошего алкоголя были для вождя «признаком силы и величия государства» (Большие, с. 245). Помимо прочих факторов, нельзя забывать и об этническом происхождении самого Иосифа Виссарионовича Джугашвили. Для грузинской идентичности семиотический статус еды крайне высок. Таким образом, от резкого неприятия всего, что понималось как излишества в 1920-е гг., Советский Союз, его государственная и партийная элита пришли к осознанию представительской важности застолий.
Следует подчеркнуть еще один важный концептуальный момент, который проясняется благодаря проделанной В.А. Невежиным работе и позволяет взглянуть на эпоху 1930- х — начала 1950-х гг. с совершенно непривычного ракурса: сталинские застолья можно назвать ритуальными мистериями. Проводимые пиршества аккумулировали в себе дух времени, максимально сгущая идеологическую повестку — это были священные трапезы, своего рода агапы верхушки сталинского «ордена меченосцев». Как пишет автор в начале первой книги, «само застолье можно рассматривать как образное выражение определенных ценностей, на основании которых строится весь его ритуал» (Большие, с. 28).
Таким образом, сталинские застолья были даже не просто способом властвования и площадкой подковерных интриг, а, если можно так выразиться, «коммунистической евхаристией» (такое сравнение вполне уместно, так как советская власть в 1920—1930-е гг. любила инверсии религиозного символизма: достаточно вспомнить хотя бы хрестоматийную «Смерть пионерки» Э.Г. Багрицкого). Именно поэтому Сталин, сидевший в президиуме на торжественном банкете с членами «ближнего круга», если не в собственных глазах, то в глазах миллионов граждан воспринимался с практически евангельской пронзительностью. В связи с этим допущение к столу вождя или отлучение от такового было верным и несомненным признаком сталинского расположения или грозящей опалы. Показателен в этом смысле путь руководителя НКВД Н.И. Ежова, сначала возвысившегося и сидевшего в одном ряду со старыми партийными товарищами Сталина, а потом и вовсе удостоившегося войти в «питейную компанию» вождя, а через короткий промежуток времени уже репрессированного.
Фундаментальный труд В.А. Не- вежина не только исчерпывающим образом отвечает на поставленные вопросы, но и формулирует новые исследовательские проблемы в рамках таких тем, как семиотика власти, рецепции религиозных практик в управленческих технологиях, диалектика сакрального и профанного в повседневности идеократических режимов и др. Без подобных фокусировок невозможно изучать политическую историю.

Л.В. ЖИГАЛЬЦОВА
(канд. ист. наук, доцент исторического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова)

 

tpp