23 января – Коминтерновский опыт: попытка ретроспективной переоценки
ФИРСОВ Ф. Коминтерн: погоня за призраком. Переосмысление. М. АИРО-ХХ1. 2019. 672 с.
Фридриха Фирсова — доктора исторических наук, профессора — можно суверенностью назвать одним из лучших специалистов по истории Коминтерна. Многие десятилетия он проработал в Институте марксизма-ленинизма при ЦК КПСС, и на протяжении почти всей научной карьеры ядром его интересов была история Коминтерна. Благодаря своему колоссальному научному стажу автор не только предельно глубоко погрузился в тему, но и застал различные течения, преобладавшие в разное время в изучении данного вопроса.
Его книга «Коминтерн: погоня за призраком. Переосмысление» имеет, по признанию самого автора, «мозаичный характер» (с. 35). Можно сформулировать это утверждение иными словами: эта работа не эссе и не узкоспециальная монография, а (в одной из своих ипостасей) отличный учебник по истории коммунистического движения вообще и Коминтерна в частности. В ясных и кратких формулировках автор излагает обширный исторический материал, разделенный на небольшие, идущие в хронологическом порядке фрагменты, которые, в свою очередь, объединены в объемные главы, что позволяет лучше усваивать информацию и структурирует представление о проблеме.
В другом своем важном аспекте эта книга — максимально подробный и скрупулезный анализ причин провала Коминтерна как организации, а марксизма — как идеологии. По мнению Ф. Фирсова, Коминтерн был обречен (с. 64) уже в момент своего создания, так как опирался на теоретическую основу, не соответствующую «реалиям человеческой цивилизации» (с. 647). Этот подход автора весьма взвешен и неэмоционален, как мы увидим далее.
Начинается книга с разбора предпосылок, приведших в конечном итоге к созданию III Интернационала — Коминтерна. В первой главе — «Почему был создан Коминтерн?» — подробно рассматривается история событий, предшествовавших складыванию этой организации. Ленин и другие большевики фанатично (в каком-то смысле — религиозно) верили в неизбежность мировой революции. Создавая Коминтерн, они, по определению автора, стремились учредить «всемирную коммунистическую партию» (с. 646). Экстраполируя опыт Октябрьской революции на весь мир, лидеры большевиков ошибочно полагали, что международная коммунистическая организация сможет добиться на мировой арене того же, чего партия большевиков добилась в России. Руководствуясь своими идеологическими догматами, коммунистические лидеры пытались навязать революцию другим странам.
Вслед за этим автор подробно останавливается на истории первых лет существования III Интернационала, освещая ее во второй и третьей главах книги — «Учреждение Коминтерна и первые шаги молодой организации» и «Выработка основ тактики Коминтерна». Автор наглядно демонстрирует, что, несмотря на официально декларировавшийся демократизм Коминтерна, его центр действовал, говоря словами Клары Цеткин, в духе «грубого, властного вмешательства» (с. 133) в дела молодых зарубежных компартий. Автор исходит из объективной логики событий, поэтому его собственные пристрастия определить трудно: так, отнюдь не поддерживая централизм, он подробно разбирает, какой именно вред организации наносила «левосектантская линия» (с. 138). На тот момент основной и самой серьезной угрозой для себя коммунисты сами считали «“левые” глупости», как говорил Ленин (с. 149), то есть, иными словами, неоправданный политический оптимизм.
В последующих главах — «Попытки создать единый фронт», «Провал “германского Октября”» и «Большевизация» — рассказывается о дальнейшем периоде существования Коминтерна, логически вытекавшем из предыдущего. В 1920-е гг. влияние Коминтерна уже было весьма велико, и интернациональные коммунистические кадры стали привлекаться к разведывательной деятельности в пользу Советской России (а затем и Советского Союза). Ощущалась «растущая сила фашизма» (с. 220), ситуация требовала наличия максимально разветвленной агентурной сети. Особенное внимание уделялось Германии, где, как тогда казалось, назревала реализация российского революционного сценария, а вялотекущая гражданская война между коммунистами и штурмовиками НСДАП уже шла на улицах немецких городов. Однако в итоге попытки «экспорта революции» провалились и в Германии, и в Болгарии, где коммунисты и вовсе встали на путь фактического террора, взорвав собор с прихожанами и, таким образом, не только потерпев поражение, но и лишившись поддержки Коминтерна. После смерти Ленина в 1924 г. в Коминтерне начались существенные изменения. Советские лидеры боролись за власть в стране, и чаша весов все более склонялась в сторону Сталина. HaV Конгрессе Коминтерна уже употреблялось словосочетание «ленинско-сталинская школа» (с. 315). Причина успеха будущего «вождя народов» крылась в том, что он, в отличие от своих «левацких» оппонентов — Зиновьева и прочих, — четко уловил момент, когда необходимо было отказаться от попыток осуществить мировую революцию и перевести III Интернационал на рельсы максимальной централизации, поставив его тем самым на службу советскому государству.
Все следующие главы — «Сталин и Коминтерн», «Сталин, Коминтерн и китайская революция 1925—1927 гг.», «В левосектантском экстазе», «Эпопея и эйфория Народного фронта», «Коминтерн и Большой террор», «Смена ориентира», «Коминтерн и разведка. Роспуск Коминтерна» — охватывают хотя большой и насыщенный, но, с точки зрения исторических смыслов, — исключительно цельный и даже в определенном смысле монолитный период. Это период медленного, но неизбежного угасания III Интернационала. Сталин стремительно набирал политический вес, устранил из Коминтерна своего главного тогдашнего конкурента Зиновьева, а саму организацию полностью подчинил себе. СССР в лице Коминтерна определил стратегию и тактику китайских коммунистов. К моменту прихода Гитлера к власти в Германии Советский Союз уже был «красной империей», а не страной-идеологемой, что и обусловило контакты Москвы с Берлином. В годы Большого террора было уничтожено огромное количество комин- терновских лидеров, и сама организация превратилась исключительно в прикрытие для советской разведки и операций во время гражданской войны в Испании. Например, опытный революционер-коминтерновец Яков Голос создал в Соединенных Штатах огромную разветвленную сеть информаторов, куда, как позже выяснилось, входили и известные супруги Розенберги. Автор особо подчеркивает, что Голос был вовсе не советским патриотом, но лишь убежденным коммунистом. Остававшиеся еще представители поколения фанатичных революционеров, работавших не ради страны, а ради идеи, были тем последним, что придавало хотя бы какой-то смысл умиравшей организации. В 1943 г. Коминтерн был распущен, но — что должно было стать особенно унизительным для утопистов-интерна- ционалистов — его функции были частично переданы Отделу международной информации ЦКВКП(б).
Столь подробный пересказ содержания книги в данном случае вполне оправдан — именно благодаря своей структуре, тщательно выверенной, гармонично распределенной и хорошо поданной информации книга «Коминтерн: погоня за призраком. Переосмысление» и является прекрасным пособием как для простого читателя, так и для специалистов любого уровня. Насколько хорошо ни разбирался бы профессионал в теме, из-за огромного количества фактов, дат, фамилий, названий у него порой случается своего рода дезориентация в хорошо знакомой проблематике. И в такой момент книги-путеводители, наподобие труда Фридриха Фирсова, помогают структурировать, разложить по полочкам весь массив имеющихся сведений. Данная книга, несомненно, способна стать настольной энциклопедией историка межвоенного времени.
Чем был Коминтерн и как следует рассматривать тот материал, который представлен в книге? Можно сказать, что в политическом смысле это был феномен противостояния центробежных и центростремительных сил. Учитывая, что коммунисты закрепились во власти, и та и другая фракция были марксистскими. Разница между ними состояла в том, что одни рассматривали Россию как инструмент осуществления своих грандиозных фантастических планов, как плацдарм для дальнейшей революционной экспансии, а другие видели в марксизме лишь средство достижения процветания собственного государства.
Исторический смысл гораздо проще улавливать потомкам, нежели современникам. Последним, даже гениальным, как правило, не дано видеть истинное значение происходящего, потому что любое событие возможно в полной мере осознать и понять только в контексте его исторических последствий. А современники, очевидцы располагают лишь прошлым и настоящим, но не будущим. Потомки же видят имевшее место раньше в обрамлении как причин, так и следствий. В этом-то и состоит их преимущество. Поэтому право на последнее слово, на окончательный вердикт — за потомками. И книга Фридриха Фирсова наводит на международное коммунистическое движение 1920—1930-х исключительно точную оптику, чтобы читатели с высоты полученного исторического опыта могли трезво оценить проходящую перед ними череду событий.
Помимо того, что рассматриваемый труд является замечательным учебником по истории Коминтерна, он — скорее всего, независимо от воли автора, — способен послужить также и прекрасным пособием для изучающих политику и властные технологии. Сколь бы отрицательно ни относился сам автор к Сталину, он беспристрастно повествует о череде событий, которые привели эту фигуру на вершину власти. Слагаемые сталинского успеха — своевременность и жесткость. Своевременность в принятии решений, в назначении кадров и их устранении, своевременность мира и войны. Эту своевременность и умение выжидать мы видим на примере того, как Сталин подминал под себя Коминтерн: он не вносил предложений, а лишь налагал соответствующие резолюции на письма Димитрова, выставляя, таким образом, собственные решения коллективным мнением партии (с. 488—490). Жесткость же проявлялась в стиле руководства, в дискуссиях с оппонентами, в ликвидации конкурентов. В книге подробно описывается вся партийно-государ
ственная конъюнктура тех лет и, внимательно проследив за карьерой Сталина, мы можем выявить те универсальные паттерны политического поведения, которые позволяют добиться абсолютной власти в кризисной ситуации.
Однако наряду с несомненными и многочисленными достоинствами книги в ней ощущаются явная недосказанность, нечеткость выражения автором его собственной позиции. Проработав над историей Коминтерна долгие годы, изучив вопрос в разных идейных парадигмах, ученый, стоит полагать, приходит в рассматриваемой книге к некой «золотой середине», некому «примирению» крайних взглядов, что и эксплицирует в своих размышлениях, говоря об угрозе «любых отклонений в любую сторону» (с. 53).
Фридрих Фирсов слишком глубоко усвоил материалистический подход к истории. На это понимание, сформированное десятилетиями, проведенными в Институте марксизма-ленинизма, наслаивается перестроечная идейная «усталость», мировоззренческий релятивизм: на протяжении всей жизни представляя себе Коминтерн неким исключительным явлением, сейчас автор предельно холоден и отстранен от предмета своего изучения, он встает на путь добропорядочного либерализма, следует в духе идей Карла Поппера и его «открытого общества». Для Поппера корнем зла представляется фигура Гегеля — прародителя так ненавидимых им тоталитарных идеологий фашизма, национал-социализма и коммунизма. Можно с уверенностью сказать, что Фридрих Фирсов если и не артикулирует подобные взгляды напрямую, то в целом придерживается именно такой позиции. Автор сохраняет абсолютную беспристрастность, лишь изредка напоминая о вредоносности любого тоталитаризма. Эта особенность одновременно является и достоинством, и недостатком его фундаментального труда.
Непредвзятость, отсутствие авторских симпатий превращает книгу, как уже было сказано, в прекрасный учебник по истории коммунистического движения. Безусловно, политически ангажированный текст получился бы более ярким, более красочным, но в таком случае у читателя не осталось бы поля для самостоятельного анализа. Здесь же подается прекрасно скомпонованный, выверенный с исторической точки зрения текст, и лишь в «Заключении» Фирсов позволяет себе подвести собственный итог, поделиться своими воззрениями на причины провала Коминтерна и марксизма, напрямую называя последний «лжеучением» (с. 654). Однако делается это очень скромно и не наносит никакого ущерба восприятию остального повествования.
Тем не менее любому думающему человеку всегда интересно сталкиваться с четким, сформировавшимся мировоззрением — пусть даже оно и будет прямо противоположно его собственному. Мы хотим увидеть за строками книги живого человека, яростно отстаивающего свои выстраданные взгляды: будь они «левацко-сектантские», консервативно-сталинистские или какие-нибудь еще. Просвещенческая модель «за все хорошее, против всего плохого» уже давно исчерпала себя как в общественном, так и в собственно научном дискурсах (последнее особенно заметно в современной западной гуманитарной мысли, скроенной по жестким идеологическим лекалам). Обещанный счастливый (и невероятно бюргерский) «конец истории» почему-то так и не состоялся. Сейчас мы, по меткому выражению Жана Бодрийяра, существуем в реалиях постисторической помойки. Несостоятельный мир стерильных симулякров отрицает и культуру (любую, авангардную — в том числе), и философию (даже свою собственную, постмодернистскую), и этику, и эстетику. Эта культурная тенденция, по-видимому, будет только усугубляться. Однако Фридрих Фирсов продолжает рассматривать исторический процесс именно так. Почему — попытаемся ответить ниже.
В книге «Коминтерн: погоня за призраком. Переосмысление» мы не встретим «левую» критику сталинизма, не найдем панегириков III Интернационалу, не обнаружим филиппик в адрес советской бюрократии. Но также в ней отсутствуют и нападки на Коминтерн с позиций государственничества, советского этатизма, патриотизма. И тот и другой фланг критикуется — но делается это с достаточно невнятных, как бы внеидеологических позиций: текст изобилует рассуждениями о пагубности любого политического насилия, нападками на само существование вертикали власти, прославлениями «общечеловеческих» гуманистических ценностей (с. 655). Но рассуждать с таких позиций о событиях первой половины XX в., когда люди сгорали в беззаветном служении своим идеалам — коммунистическим, монархическим, националистическим, — вряд ли верно, поскольку серьезно осложняет адекватное понимание предмета изучения. Эпоха Коминтерна — это время совершенно иной системы координат: жившие тогда люди мыслили одновременно в высшей степени прагматично и идеалистично, то есть ради торжества своих идей готовы были пойти на все что угодно, тщательно взвешивая при этом каждый политический ход. Современный мир, напротив, «отменил» жертву за убеждения, поэтому, исходя из его парадигмы, попросту невозможно правильно реконструировать мотивацию деятелей Коминтерна. Да и не только их.
Почему так произошло? Почему Фридрих Фирсов — специалист высочайшего класса — оказался в плену релятивистского доктринерства? И это при том, что в книге присутствует четкое понимание того факта, что в ту эпоху «идеологический фанатизм... определял саму жизнь человека» (с. 35). Возможно, автор попросту разуверился в любой идеологии, и его обтекаемые и эмоционально неокрашенные формулировки — не более чем попытка взглянуть на историю, сняв как розовые, так и черные очки. Если это так, то авторская задумка вполне удалась: структура книги позволяет с документальной точностью проследить весь путь несостоявшегося «штаба мировой революции» — от его зарождения и до самого конца.
В названии книги недаром присутствует слово «переосмысление». Скорее всего, автор переосмысляет для себя не только историю Коминтерна со всеми его взлетами и падениями, но и собственную жизнь, собственную научную деятельность. Историк на протяжении очень долгого времени изучал фактологию Коминтерна, теперь же он переходит к методологии: помимо собственно описания фактов раскрывает причинно-следственные связи между
событиями, устанавливает логические цепочки. Так, например, в первой главе автор подробно разбирает причины первых неудач Коминтерна, усматривая их в чрезмерной жесткости большевиков к устоявшимся социокультурным институтам и неоправданно завышенных требованиях к потенциальным союзникам (с. 52—54). По этому поводу Клара Цеткин ехидно замечала, что, наверное, «только прирожденный коммунист годится для коммунистической партии» (с. 132). Автор пересматривает и отношение к революционной романтике, признавая ее «глубоко ошибочной» (с. 33), а коммунистическую идеологию в целом — «тоталитарным монстром» (с. 36). Этой книгой автор как бы подводит итог своего многолетнего исследования и поэтому подходит с такой осторожностью к детально известному ему вопросу. Рецензируемая книга действительно переосмысляет всю историческую ретроспективу коммунистических идей, которые приводят к революциям, террору, голоду, тирании. Пожалуй, антикоммунизм — это единственное воззрение автора, выраженное максимально ярко и недвусмысленно.
Другим важным методологическим упущением, о котором нельзя не сказать, является, на наш взгляд, полное игнорирование философских вопросов. Обычно, когда о коммунизме говорят как о своего рода религии, подразумевают культ рабочего класса, вождей, труда и так далее. Это не вполне верно. Если что-то и может быть названо «марксистской религией», то это материалистическая диалектика. Ни в одном другом политическом учении философия не играет такой значительной роли, как в марксизме-ленинизме. Постулаты о бесконечности, вечности и неисчерпаемости материи, утверждения Энгельса о том, что материя с «железной необходимостью» будет циклически, раз за разом создавать и уничтожать «мыслящий дух» как свою высшую форму, лежат в самом фундаменте коммунистической идеологии. Ленин увлеченно писал «Материализм и эмпириокритицизм», многие другие революционеры были знатоками Спинозы и Гегеля, помимо марксистских классиков. Их упование было, действительно, сродни религиозному — философия оправдывала любое преступление, освящала любую жертву. Философия марксизма — это движущая сила этой идеологии, за изменением философии у коммунистов всегда следует смена тактики. Поэтому, безусловно, представляется непонятным отсутствие философской линии в сюжете ко- минтерновской истории — истории той организации, которая была создана идейными и философски подкованными людьми.
Однако игнорированием философской подоплеки международного коммунистического движения автор оставляет читателям возможность поразмышлять на этот счет. Для Ленина и его «гвардии» первостепенная важность философии была самоочевидным фактом. Именно исходя из «догматов» диалектического материализма эти люди строили свои утопические планы мировой революции и всемирного освобождения пролетариата. Сталин и его фракция были в этом смысле людьми старорежимной закалки. Безусловными и основополагающими ценностями для них были государственность и централизация. Даже тогда, когда и они еще грезили о мировой революции, эта предполагаемая революция представлялась им не проектом коренного преобразования человеческой природы, как «левакам», а возможностью экстраполировать власть красной Москвы в глобальном масштабе. Необходимо признать, что Сталин руководствовался патриотической парадигмой. Патриотизм — это симбиоз человека и государства, движение вверх по спирали. Государство прикладывает все силы и задействует все ресурсы, чтобы создать прекрасного, сильного, великого человека, который, в свою очередь, выкладывается весь, сгорает на службе государству, чтобы оно и дальше порождало огромные и мощные индивидуальности. Из этого как раз и вырос в дальнейшем сталинский ампир — в противовес революционному авангарду. Подтверждение этому мы находим на страницах книги: в 1937 году Сталин, произнося тост, сказал в числе прочего: «Русские цари... сделали одно хорошее дело — сколотили огромное государство — до Камчатки» (с. 543). Такое развитие событий «левые» предвидели изначально: например, Роза Люксембург в своих статьях 1918 г. опасалась постепенного исчезновения истинно-марксистского подхода в Советской России и в итоге оказалась права (с. 58—59).
В этом и заключается вся сложность понимания феномена Коминтерна. Она состоит в «диалектическом дуализме», в неразрывной связи двух изначально заложенных Лениным в основание организации начал. Первое — направленное на всемирную пролетарскую революцию и второе — на защиту и укрепление Советского Союза как базы этой самой революции. Борьба в Коминтерне между различными фракциями, течениями, группами шла именно в связи с непониманием некоторыми западными (да и восточными — типа Ли Лисаня) лидерами диалектической взаимосвязи этих двух начал. Были исключены из Коминтерна и погибли в период репрессий именно те лидеры, которые устраивали всякого рода путчистские авантюры, «подставляя» СССР и втягивая его в международные военные конфликты, а также те, кто, не веря в силы народов Советского Союза, считал, что самостоятельно, без обращения за помощью к Западу серьезная модернизация нашей страны попросту невозможна.
Главную опасность представляли «леваки». Их позиция сводилось к переоценке революционного потенциала компартий своих стран и недооценке роли и значения СССР в развитии международного комдвижения. Что, собственно, и стало очевидно уже всем после 1991 года.
В то же время нельзя не оценить грандиозность замысла Ленина, который с помощью Коминтерна обеспечил Советский Союз надежным щитом. Ведь еще до создания по результатам второй мировой войны блока социалистических государств эти функции на себя принял именно Коминтерн. Западному проекту нарождавшейся после первой мировой войны капиталистической глобализации был противопоставлен проект коммунистический. Коминтерн вел за собой массу дочерних организаций — молодежную, профсоюзную, спортивную, крестьянскую, кооперативную, антирелигиозную, помощи СССР и помощи жертвам «белого» террора, писательскую, театральную, эсперантистскую и т.д. Вплоть до организации квартиросъемщиков! А как оценить помощь Коминтерна в годы Великой Отечественной войны? Нельзя же всерьез сводить ее к каким-то «шпионским» историям. С самого своего основания Коминтерн вел так называемую антимилитаристскую работу. С одной стороны, она включала в себя открытую борьбу против новых империалистических войн, борьбу в защиту СССР, а с другой — имела незримую, нелегальную составляющую: тайные военные и специальные организации, целью которых опять-таки была защита СССР, но уже с оружием в руках. Именно эти люди сумели организовать реальную помощь республиканской Испании, именно они стали ядром движения Сопротивления в годы войны. Сотни тысяч руководимых секциями Коминтерна борцов сражались в тылу вермахта в Югославии, Греции, Болгарии, Франции, Бельгии, Италии, Польше и других странах. Такого оружия «гибридной войны», такой «мягкой силы» не имело ни одно государство в истории.
Подводя итоги, необходимо еще раз отметить, что иногда кажущиеся упущения или недомолвки автора — неважно, вольные или невольные — идут лишь на пользу читателю, побуждая его к самостоятельной аналитической работе, к проведению собственных исследований. В данной ситуации дело обстоит именно так. В противовес предыдущим работам автора, основанным на архивных материалах и прочих многочисленных источниках, эта книга — обобщение и готовый к использованию интеллектуальный материал, позволяющий любые трактовки и интерпретации. Вне зависимости от политических взглядов и предпочтений читателя книга Фридриха Фирсова позволит в относительно короткий срок усвоить опыт нескольких поколений революционеров и политиков, понять или реконструировать их мотивации и саму логику той неспокойной эпохи, в которую появился и исчез Коминтерн.
Фридрих Фирсов проделал колоссальную работу, систематизировав и доступно изложив историю Коминтерна. Фундаментальность труда соответствует фундаментальности выбранной темы. Несмотря на определенную пессимистичную тональность, если можно так сказать о научной работе, книга «Коминтерн: погоня за призраком. Переосмысление» дает колоссальный материал для исторического, политического и даже философского анализа, предлагая, но не навязывая собственное решение назревающих вопросов. История III
Интернационала как бы аккумулирует в себе всю историю коммунистического движения, проходя ускоренными темпами все фазы его существования: от начальной стадии утопизма и фантазий о мировой революции — до превращения идеологии в инструмент укрепления государства, «красной империи». Принципы «чистого» марксизма проиграли, «погоня за коммунистическим призраком обусловила их общественную несостоятельность» (с. 654). Законы истории невозможно нарушить, можно лишь построить на реке времени неустойчивую плотину политических амбиций и устремлений. Этому учит читателей книга Фридриха Фирсова.
Л.В. ЖИГАЛЫДОВА
(канд. ист. наук, доцент исторического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова)