airo-xxi.ru

  • Увеличить размер
  • Размер по умолчанию
  • Уменьшить размер
Home О нас пишут "Вопросы истории" № 4 2019

"Вопросы истории" № 4 2019

voprosy istoriiТЕРЕНТЬЕВ М.А. История завоевания Средней Азии. В 3-х томах. М. АИРО-ХХI, 2018. Т. 1. 544 с.; Т. 2. 560 с.; Т. 3. 560 с.

Трехтомный труд генерал-лейтенанта М.А. Терентьева «История завоевания Средней Азии», увидел свет в 1903—1906 годах. В России он впервые переиздается спустя более чем сто лет. Вступительную статью, справки и комментарии, именной и географический индексы подготовили Г.А. Бордюгов, А.Г. Макаров и Б.В. Соколов.
Михаил Африканович Терентьев 1 описывал завоевание русскими Средней Азии (в советское время эта территория называлась Средней Азией и Казахстаном), происходившее в XVIII—XIX вв., в тот момент, когда этот процесс был уже полностью завершен. Руководствуясь принципом исторической критики, он так изложил свое кредо: «… Не желая быть рабом реляций, я относился к ним критически: панегириков я писать и не собирался, а правду высказать не боялся, мало заботясь о том, понравится ли это тому или другому из деятелей, прославленных уже и превознесенных на полях Средней Азии» (т. 1. с. 26). Разумеется, русский генерал, непосредственно участвовавший в завоевании среднеазиатских народов, монархист по своим убеждениям, освещал историю с имперских позиций, считая завоевание естественным процессом, а присоединение территорий на периферии Российской империи — процессом естественным, оправданным и несущим благо народам этих территорий.
Первые обширные труды на тему российской политики в Средней Азии — «Россия и Англия в Средней Азии» и «Россия и Англия в борьбе за рынки» — Терентьев опубликовал, соответственно, в 1875 и в 1876 гг., а над «Историей
завоевания», по собственному признанию, работал с 1870 года. Он старался учитывать все факты, в том числе и те, что негативно характеризовали завоевателей: коррупцию, жестокость по отношению к местному населению, хотя и допускал определенную идеализацию российской колониальной политики. Кроме того он верил, что практика занижать собственные потери и численность войск и завышать потери и численность войск неприятеля, столь распространенная в российской армии, к концу XIX в. практически исчезла, что вряд ли соответствует действительности, о чем свидетельствует опыт русско-японской и первой мировой войн. Следует отметить, что Терентьев всегда включал в свои труды почерпнутые из архивов статистические данные. Прежде всего генерал стремился возве-
личить скромных «строителей империи» — русских офицеров в средних чинах, игравших главную роль как в покорении Средней Азии, так и в последующем управлении ею. Само Андижанское восстание 1898 г., подробно описанное в последнем томе, он во многом объяснял тем обстоятельством, что на смену боевым генералам и офицерам, непосредственным участникам Туркестанских походов, пришли администраторы, тоже офицеры, но непосредственно в завоевании Средней Азии не участвовавшие и местных обычаев не знавшие. Офицеры-«туркестанцы» привыкли действовать самостоятельно, обладали долей здорового авантюризма и нередко в своих действиях выходили далеко за рамки полученных директив, захватывая гораздо больше территорий, чем было предписано.
Колонизация Средняя Азии стала главным направлением российских завоеваний в конце XIX в., когда поражение Российской империи в Крымской войне на длительное время остановило русскую экспансию на Ближнем Востоке в направлении Константинополя и Проливов. Даже победа России в последней русско-турецкой войне 1877—1878 гг. принципиально не изменила положения, поскольку плоды российской победы в той войне были значительно урезаны совместными усилиями других великих держав на Берлинском конгрессе. Только в Средней Азии Россия могла продолжать завоевания, не встречая серьезного противодействия других государств. Даже когда российские владения стали непосредственно соприкасаться с британскими завоеваниями в Индии и завязался российско-британский спор о контроле над Афганистаном, эти противоречия, в конечном счете, удалось разрешить с помощью соглашения 1907 г., разграничившего сферы влияния Российской и Британской империй в Средней Азии. Это было сделано для упрочения Антанты — англо-франко-русского союза против Германии. Замечу, что, издавая свой труд за год до подписания этого соглашения, Терентьев предвидел совсем иное развитие англо-русских отношений: «Россия по-прежнему будет стоять лицом к лицу с Англией, может быть, даже передвинет свои границы еще ближе к Индии, и тогда уже не газетными статьями будет сдерживать кичливую и надменную болтовню купеческой нации, а кое-чем более веским и грозным» (т. 3, с. 527). К счастью, здесь генерал оказался плохим пророком.
Составители трехтомника справедливо отмечают, что, в противоположность точке зрения Терентьева, в историографии центрально-азиатских республик Российскую империю по-прежнему называют «тюрьмой народов», хотя и признают «ее роль в знакомстве народов региона с достижениями европейской цивилизации» (т. 1, с. 5). Такую трактовку они называют национальной, в противоположность имперской, и подчеркивают, что подобного сводного труда о русском завоевании Средней Азии в принципе не может появиться. Историков Казахстана интересует прежде всего, как входила в состав Российской империи территория современного Казахстана, историков Туркмении — территория современной Туркмении и т.д. Точно так же невозможно было создать подобный обобщающий труд в Советском Союзе, даже с использованием одной только марксистской теории. Такому проекту препятствовали противоречия как между отдельными республиками, так и между центрально-азиатскими республиками и союзным центром. Но и в современной России, считающей себя наследницей Российской империи и СССР, до сих пор трудов, охватывающих два века завоевания Средней (Центральной) Азии, не появилось. Да и сам термин «завоевание», применительно к российским колониям, в том числе Средней Азии, современные российские историки стремятся не употреблять, предпочитая более нейтральные «присоединение» и «включение в состав».
Можно отметить целый ряд интересных работ, так или иначе затрагивающих ту же тему, что и труд Терентьева, но ни одна из них не охватывает весь период и все военные, политические и социальные аспекты, затронутые генерал-лейтенантом более 100 лет тому назад. Здесь, прежде всего, стоит указать на работы профессора Европейского университета в Петербурге Сергея Николаевича Абашина 2. Понятно, что за сто с лишним лет историческая наука не стояла на месте. Появились и новые исторические источники, хотя корпус архивных материалов, впервые введенных в научный оборот Терентьевым, по-прежнему остается основой для изучения русского завоевания Средней Азии в XVIII—XIX веках. Но, что еще важнее, появились новые теории, объясняющие ход исторических событий. Ученые стали обращать внимание на те проблемы, которые в то время, когда Терентьев писал свой труд, оставались в тени. Среди них, например, столь модная сейчас история повседневности. Хотя как раз у Терентьева много внимания уделено быту как коренного населения Средней Азии, так и русских военных и переселенцев. Сегодня бы объем солидного трехтомника, с учетом новых материалов и новых подходов, возрос бы в несколько раз, и его создание вряд ли оказалось под силу одному исследователю. Тем более, что сочетанием многих уникальных качеств, которыми обладал Михаил Африканович, в принципе не может похвастаться ни один из сегодняшних историков. Издатели его труда верно отмечают, что Терентьев не только непосредственно участвовал в завоевании Средней Азии во второй половине XIX в. и имел неограниченный доступ к соответствующим архивам, но и был человеком разносторонне образованным и одаренным, владел всеми языками народов Средней Азии, прекрасно знал местный быт и имел большой опыт работы в качестве судьи.
Будущую ассимиляцию народов Средней Азии в составе Российской империи Терентьев видел через предоставление им одинаковых прав с населением Европейской части государства. «… Все мероприятия наши по вопросу об ассимиляции народностей Туркестанского края принадлежат будущему. Но есть одно мощное средство, которое всегда применялось в России немедленно ко всем присоединяемым к ней народам — это мощное средство: равноправность. Перед таким, искони усвоенным нами, христианским космополитизмом не существуют: “ни раб, ни свободь, и грек, ни варвар, ни скиф, ни иудей”. Наша политика, по отношению к покоренным народам, есть политика гражданского равноправия. Житель, только что занятой Кульджи, только что взятых Ташкента, Самарканда и т.д. делается сразу таким же русским гражданином, каков, например, житель Москвы, да еще пожалуй и с большими льготами» (т. 1, с. 10). Такая точка зрения представляется несколько наивной и внеисторичной. Применение одних и тех же норм к обществам, представляющим разные культуры и стоящим на различных ступенях развития, может привести к порой прямо противоположным результатам, не говоря уже о том, что сами по себе правовые нормы непосредственно не ведут к восприятию языка и культуры, в которой они были созданы. Исламская культура, до сих пор очень тесно связанная с религией, на протяжении веков демонстрирует высокую устойчивость против ассимиляции со стороны европейских культур даже в условиях, когда мусульманская диаспора находится в европейской стране.
Колонизация среднеазиатских земель выходцами из Европейской России сопровождалась постепенным вытеснением представителей коренного населения. Это приводило к острым столкновениям, и всего через 7 лет после смерти Терентьева, в 1916 г., в Средней Азии разразилось предсказанное им мощное восстание, направленное, в значительной мере, против европейских поселенцев, за возвращение коренному населению отнятых у него земель.
Вопреки распространенному мнению, даже военная (казачья) колонизация в Средней Азии была не добровольной, а принудительной, поскольку осуществлялась по приказу начальства. При этом зажиточные казаки нанимали вместо себя беднейших и отнюдь не самых достойных представителей казачьего общества (по словам Терентьева, «бездомные да порочные казаки»), чье поведение во многом провоцировало стычки с местным населением. Более или менее значительное число вольных поселенцев появилось в Средней Азии только в конце XIX в. вследствие голода в Европейской России. А по-настоящему массовый приток вольных поселенцев, сделавший колонизацию Средней Азии близкой к колонизации своих владений европейскими державами, начался только с 1907 г., после Столыпинской аграрной реформы.
Издатели труда Терентьева отмечают, что в Центральной Азии антиколониальное движение развивалось первоначально под лозунгом восстановления независимости прежних ханств, а также под исламистскими и пантюркистскими лозунгами. И с точки зрения этих антиколониальных движений, воспринятой позднее национальными историографиями центрально-азиатских государств, Российская империя с самого начала своего существования была «тюрьмой народов», обреченной на разрушение. Если принять национальную точку зрения на историю Центральной Азии в имперский период, то Российская империя предстает неким уродливым образованием, препятствовавшим нормальному развитию порабощенных народов. Если же встать на имперскую точку зрения, то все антиколониальные движения предстают как преступные мятежи и бунты. Именно так их называет Терентьев, а их участников — разбойниками. В рамках имперской идеологии империя предстает лучшим в мире государственным устройством, а все национальные и антиколониальные движения — разрушителями идеального государственного устройства, которое в будущем непременно должно восстановиться. На самом деле истина заключается в том, что империи — это преходящие формы государственного устройства. К концу XX в. они практически исчезли с карты мира (т. 1. с. 6) Также обращает на себя внимание вывод о том, что возникновение национальных государств вместо империй было исторически неизбежным, хотя, что вполне естественно, в конце XIX — начале XX в. ни правители, ни идеологи, ни просто сторонники империй еще не догадывались об этом. А вот «как долго просуществуют национальные государства, когда и во что они могут трансформироваться, сегодня сказать решительно невозможно» (т. 1, ч. 7).
Терентьев, человек энциклопедического склада ума, разработал собственную методику обучения языкам народов Востока. Вот ее основные принципы, не утратившие своей пользы и сегодня: в учебнике грамматики не давать ни одного слова без транскрипции, так как «транскрипция служит учащемуся для проверки, так ли он читает, и потому заменяет ему учителя»; каждую фразу стремиться сначала перевести буквально или подстрочно, и только если окажется, что смысл не передается с достаточной ясностью, тогда необходимо существенно редактировать перевод; к каждой грамматике нужно приложить небольшую хрестоматию, состоящую из молитв, нескольких десятков пословиц и анекдотов, отдавая предпочтение пословицам, которые легко запоминаются благодаря своей краткости, меткости выражений, живости содержания, а также рифме, которая в них часто встречается (т. 1, с. 10).
В отличие от факсимильного издания трехтомника Терентьева, осуществленного в Казахстане в 2012 г., в данном случае «История завоевания Средней Азии» осуществлена в современной орфографии, снабжена не только именным и географическими указателями, но и подробными постраничными комментариями, где объясняются среднеазиатские реалии и даются краткие биографические справки на упоминаемых исторических лиц. Из этих комментариев следует, например, что большинство российских офицеров, участвовавших в завоевании Средней Азии, были не русскими, украинцами или белорусами, а немцами, поляками, финскими шведами, армянами и грузинами. Это обстоятельство подчеркивает многонациональность правящего слоя Российской империи, особенно среди военного сословия.

Ж. КУНДАКБАЕВА
(д.и.н., проф. Казахского нац. ун-та им. Аль Фараби)
Примечания

1. Его биографию см.: БАСХАНОВ М.К. Русские военные востоковеды до 1917 г. Биобиблиографический словарь. М. 2005, с. 233—235.
2. АБАШИН С.Н. Этнографическое знание и национальное строительство в Средней Азии: проблема сартов в XIX — начале XXI в. Автореф. дис. докт. ист. наук. М. 2008; ЕГО ЖЕ. Ислам в бюрократической практике царской администрации Туркестана (Вакуфное дело дахбитского медресе. 1892—1900). Сб. Русского исторического общества. Т. 7. М. 2003; ЕГО ЖЕ. Размышления о «Центральной Азии в составе Российской империи». — Ab Imperio. 2008, № 4, С. 456—
471.

 

tpp