15 ноября 2022 г. Ассоциация исследователей российского общества (АИРО-XXI) и Московская школа экономики МГУ им. М.В. Ломоносова провели Круглый стол «СССР накануне перестройки: к 40-летию прихода к власти Ю.В. Андропова», проводимого в рамках международного проекта «СССР 100»
Для обсуждения были предложены вопросы:
– Можно ли считать, что качественно новый этап в истории СССР начался не в 1985 году, с Горбачева, а в 1982 году, с Андропова?
– Сейчас по поводу фигуры Андропова высказываются полярные точки зрения: что он был последним шансом спасти СССР и что он явился его преднамеренным разрушителем. Что можно сказать по этому поводу, опираясь на достоверные источники?
– Наследие Андропова в позднесоветской и постсоветской политике – есть ли оно, а если есть, то в чем оно заключается?
Екатерина ЩЕРБАКОВА, зам. зав. кафедрой общественно-гуманитарных дисциплин МШЭ МГУ, открывая Круглый стол, подчеркнула, что Ю.В. Андропов — фигура во многом мифологизированная. Так нередко бывает с лидерами, правлению которых отведен краткий срок. Андропов фактически вышел из игры именно тогда, когда получил всю полноту власти, в августе 1983 он тяжело заболел. И вот если бы — подсказывает нам мифологическое сознание — он был способен действовать, возможно, он стал бы советским Дэн Сяопином и т.п.
По роду прежней деятельности главы КГБ он много знал, для него очевиден целый спектр проблем, с которыми столкнулась советская система (падение авторитета партии, сращивание партийно-государственных структур с криминалом, нарастание межнациональных противоречий). Но на какие перемены был готов Андропов? В сущности, основной тренд этих перемен он продемонстрировал: борьба с коррупцией, наведение порядка, ужесточение дисциплины. Но что это дает в плане изменения системы? Его попытки экономических новшеств — это хорошо забытое старое, времен косыгинских и покорения космоса. После краткого пребывания у власти К.У. Черненко, с марта 1985 по январь 1987 М.С. Горбачев выполнял, по сути, андроповскую программу, связанную с ускорением и т.д. Но экономические стимулы развития, по-прежнему не работали, бюрократия по-прежнему душила любую инициативу. Не работала сама система и вряд ли те меры, на которые готов был пойти Андропов, способны были ее оживить.
Дмитрий АНДРЕЕВ, д.и.н., зам. декана исторического факультета МГУ, дал импульс обсуждению темы и отметил, что сорокалетний юбилей транзита власти в 1982 г. и прихода к руководству партией и страной Ю.В. Андропова – это удачный повод поразмышлять как о дискуссионных вопросах времени его правления, так и в целом об эпохе 1980-х гг.
Прежде всего следует со всей определенностью сказать, что начало переходного периода от советской системы к чему-то новому, так называемой перестройке, следует относить вовсе не к весне 1985 г., а именно к непродолжительному андроповскому периоду. Во-первых, об этом прямо свидетельствуют лица, которые были непосредственно причастны к выработке нового курса – Н.И. Рыжков, ставший сразу после смерти Л.И. Брежнева секретарем ЦК, а потом возглавивший новосозданный экономический отдел ЦК, и А.И. Лукьянов, в то время – первый заместитель заведующего общим отделом ЦК. Во-вторых, то, что практически все начинания М.С. Горбачева 1985–1988 гг., то есть времени, когда перестройка мыслилась прежде всего именно как ускорение развития страны, уходят своими корнями в промежуток с конца 1982 г. и до конца лета – начала осени 1982 г., свидетельствует хотя бы простой перечень всех тех начинаний, которые тогда обозначились. Это прежде всего, конечно, идеи, высказанные в установочном докладе нового генсека на ноябрьском 1982 г. очередном пленуме ЦК, в статье «Учение Карла Маркса и некоторые вопросы социалистического строительства в СССР», в решениях июньского 1983 г. пленума ЦК и последовавших затем шагах (принятие Закона о трудовых коллективах, издание постановления Совета министров «О дополнительных мерах по расширению прав производственных объединений…», с которого уже практически начался провозглашенный «экономический эксперимент», а затем и создание особой Комиссии по руководству экономическим экспериментом, наконец, выход совместного постановления ЦК и Совмина «О мерах по ускорению научно-технического прогресса в народном хозяйстве»).
Оратор обратил внимание на то, что все эти начинания представляли собой несколько модернизированные представления о возможном реформировании экономики, которые были заявлены еще в начале 1960-х гг. Евсеем Либерманом, а затем, уже в годы «золотой пятилетки», приняли очертания предполагавшихся преобразований. Нет никакого разрыва между этим аспектом идеологического курса Ю.В. Андропова и установками, которые М.С. Горбачев провозглашал в первые перестроечные годы. Важно подчеркнуть, что Ю.В. Андропов был последовательным проводником принципа коллективного руководства. Он не только не «разгрузил» всесильного «орговика» К.У. Черненко, но и поручил ему курирование новых сфер, в том числе из силового блока. Поэтому «наследование» им верховной власти после кончины Ю.В. Андропова было вполне логичным. На управленческую стилистику Ю.В. Андропова, очевидно, оказали влияние годы его руководства госбезопасностью: став генсеком, он много времени тратил на многочисленные консультации, на общение с экспертами по разным вопросам, то есть на сбор информации, и был исключительно осторожен при приеме конкретных решений. Словом, действию предпочитал дознание. В мировоззренческом отношении Ю.В. Андропов был последовательным марксистом. Именно поэтому он крайне негативно воспринимал «русизм» – именно как целостное иное мировоззрение. Причем именно в «русизме» он усматривал оппонента гораздо более опасного, нежели в прозападных диссидентах.
Геннадий БОРДЮГОВ, президент АИРО-XXI, в своем выступлении специально остановился на осторожных подступах Андропова к государственному переустройству СССР. На торжественном заседании 21 декабря 1982 года, посвященном 60-летию государства, генсек уповал на партию как главный стержень Союза, хотя понимал, что КПСС теряет авторитет и подвержена коррупции. Сохранились свидетельства о поисках оптимального выхода из нараставшей напряженности в межнациональных отношениях. Андропов и доверенные лица рассматривали варианты, во-первых, разделения России на федеральные округа, а во-вторых, разделения Советского Союза на экономические зоны, подобного хрущёвским совнархозам начала 60-х годов. Некоторые из них (Среднеазиатский, Закавказский, Западный, Прибалтийский) охватывали несколько союзных республик. Одновременно было дано поручение продумать создание межреспубликанских партийных бюро (или советов) по Закавказью, Средней Азии, Прибалтике, а в 1956 году – РСФСР в целях координации и развития межреспубликанских партийных связей и противодействия изоляционизму республик.
Как было подчёркнуто, сложно сказать, как бы Андропов решал возникшую к началу 1980-х годов проблему приведения в соответствие с возросшим уровнем развития республик форм и методов управления. Однако если вспомнить о том, как генсек понимал ленинскую теорию национального вопроса и то, что в ней он выделял именно необходимость «максимального удовлетворения» интересов различных наций, можно предположить, что важным, если не главным, направлением андроповской национальной политики было бы перераспределение полномочий от центра к республикам.
Одновременно с изучением возможностей государственного переустройства и экономической реформы решались и другие вопросы национальной политики. Стало ясно одно из направлений возможной расчистки площадки для государственного переустройства. КГБ начало расследование «хлопкового дела» – собирательное название серии уголовных дел об экономических и коррупционных злоупотреблениях, выявленных в Узбекской ССР. При личном участии Андропова в 1983 году также был создан Антисионистский комитет советской общественности во главе с дважды Героем Советского Союза, генерал-полковником Д.А. Драгунским, в чьи задачи входило развести понятия «еврей» и «сионист», служить своего рода прообразом еврейской «национально-культурной автономии» на территории Советского Союза. Предпринимались попытки наладить системное исследование национальных проблем в научных и политических учреждениях. Однако предложения о создании в структуре ЦК специального подразделения по национальной политике, а также академического института национальных проблем не были реализованы.
Борис СОКОЛОВ, д.ф.н., историк, писатель, сказал, что вопреки распространенному мнению, Андропов никак не мог бы выступить в роли спасителя СССР, даже если бы прожил дольше. Точно так же он не был ни разрушителем, ни могильщиком Советского Союза. Нельзя говорить о том, что с воцарением Андропова начался какой-то новый период в советской истории. На самом деле, продолжился тот же период, который начался с приходом к власти Леонида Брежнева и который впоследствии, уже во времена горбачевской перестройки, был назван «застоем». Никаких реформ существующей системы управления Андропов не предпринимал. Он лишь пытался заставить существующую систему работать эффективнее с помощью укрепления дисциплины, т.е. попробовал действовать сталинскими методами. Отсюда и знаменитые облавы на «прогульщиков» на улицах советских городов, больше всего запомнившиеся современникам из короткого андроповского правления. Тогда же произошло ужесточение цензуры, но это почувствовали только люди, непосредственно причастные к литературно-издательскому процессу. Также была ужесточена внешнеполитическая линия в связи с осуществленным выходом СССР из переговоров по ракетам средней и малой дальности в Европе. Однако ни одно из этих начинаний не увенчалось успехом. Облавы на улицах были прекращены примерно через месяц из-за их полной неэффективности. Жертвами облав становились не рабочие промышленных предприятий, а служащие различных учреждений, от постоянного нахождения которых на рабочих местах эффективность деятельности учреждений нисколько не повысилась. На переговоры по РСМД СССР тихо вернулся с началом официального правления Черненко. Тогда же и цензурный гнет вернулся к брежневскому уровню, но это заметили только литературно-издательские работники.
Еще одной важной составляющей андроповского правления стала публичная борьба с коррупцией и должностными злоупотреблениями. Она также продолжилась при приемниках Андропова – Константине Черненко и Михаиле Горбачеве и была прекращена только в конце горбачевского правления, когда были полностью или частично декриминализированы многие действия, которые прежде рассматривались как коррупционные проявления. Борьба с коррупцией хороша тем, что, не изменяя сущности политического режима и не осуществляя серьезных социально-экономических реформ, она позволяет создать у широких масс видимость перемен и свести счеты с политическими противниками и соперниками.
Противопоставление Андропова и Черненко, равно как и попытка представить Андропова реформатором, начались только в правление Горбачева. Что же касается будущего распада СССР, то политика Андропова, даже если бы его правление продлилось более длительное время, никак не могла его предотвратить. Чисто теоретически можно предположить, что большая автономия союзных республик или, наоборот, более жесткая централизаторская политика могла бы предотвратить или отсрочить развал Советского Союза. Однако в национальном вопросе Андропов никаких перемен осуществить не пытался, очевидно, не считая эту проблему особо актуальной. Вероятно, распад СССР был бы значительно отсрочен, если бы к власти после Андропова и Черненко пришел бы не просто более молодой, но и более консервативный политик, чем Горбачев, например, многолетний глава Ленинградской парторганизации Романов, который, однако, к группировке Андропова – Черненко – Горбачева не принадлежал и шансов на власть не имел. Если бы, опять-таки, чисто теоретически, к власти пришел Романов, который умер только в 2008 году, то в рамках «романовской альтернативы» СССР мог бы существовать еще несколько десятилетий. Романов, как и Горбачев, вероятно, рано или поздно ушел бы из Афганистана, но сколько-нибудь глубокие реформы вряд ли бы стал осуществлять.
Ольга ГОЛЕЧКОВА, к.и.н., доцент, ведущий эксперт лаборатории МИФИ «Социальная история и антропология науки», подчеркнула, что мысль о мифологизации фигуры Андропова – не новая, но на данном этапе сложно осознать масштаб этого процесса. И в полупрофессиональных кругах, и в народе распространилось огромное число различных мифов. В качестве примера можно привести тот факт, что в сети всерьез обсуждается информация о том, что В.В. Путин – сын Андропова.
Уже много лет и профессиональное сообщество, и простые граждане развалившегося Союза ломают копья по поводу того, какова роль Андропова в истории нашего государства. Высказываются полярные мнения, прямо-таки противоположные. Начал ли Андропов масштабные реформы, которые, если бы он задержался на посту лидера СССР, могли привести к серьезным изменениям и даже, возможно, значительно отсрочили бы развал страны? Мог ли он стать русским Дэном Сяопином? Или же Андропов был очередной проходной фигурой, который запланировал некоторые преобразования устаревшей системы, но большинство из них не привели бы к принципиальным изменениям в стране? Серьезных исследований по теме крайне мало, соответственно и ответить с уверенностью на большинство из этих вопросов вряд ли можно.
В связи с этой дилеммой была высказана следующую мысль, которая требует дополнительного иссследовательского поиска и подтверждения: не получилось ли так, что многомиллионное население Союза, потрясённое и травмированное развалом «великой державы», интуитивно ищет человека, на которого можно было бы возложить задачу по спасению страны? Между тем кандидатур для этой миссии крайне мало. Ближайшее окружение Брежнева вряд ли могло претендовать на эту важную роль. Устинов, Черненко и проч. – все же фигуры не того масштаба. Андропов же выгодно выделялся на их фоне, в том числе и интеллектуально. Однако не получилось ли так, что, несмотря на определенные успехи Андропова на государственном посту, на роль крупного реформатора он все же «не тянул»? А нашим соотечественникам, да и исследователям вслед за ними, особенно жившим при Союзе, хочется дорисовать Андропову недостающие черты и размышлять на тему того, что СССР все же можно было спасти.
