22 октября – АИРО-XXI приступила к подготовке нового мониторинга «Революция-100»
Темой первой акции – РЕВОЛЮЦИЯ или РЕФОРМАЦИЯ? – стала встреча в Центральном Доме журналистов России с историком А.В. Пыжиковым и обсуждение его книги «Корни сталинского большевизма».
Со вступительным словом и обратилась к собравшимся Секретарь Союза журналистов РФ Надежда Ажгихина.
Она рассказала о серьезном резонансе, который вызвали результаты предыдущего мониторинга, связанного с 70-летием Победы, и пожелала участникам нового проекта справиться с гораздо более трудной задачей.
Руководитель проекта «Революция-100» Геннадий Бордюгов
кратко сформулировал центральные вопросы, на которые надо будет ответить в течение мониторинга 2016-2017 гг., особенно в ситуации, когда наметилось упрощение феномена Революции и отвлечения читателя на различные конспирологические картинки, когда возникает стремление снова кровью или верхушечным переворотом разрешить накопившиеся противоречия, связанные, прежде всего, с характером существующей в стране частной собственности. Выступающий напомнил, что Министерство культуры предложило объявить 2017-й годом национального примирения – России красной и России белой. Однако есть примирение и примирение – радикальный пересмотр существующего доступа людей к власти или сохранение имперской традиции. Не уйти в новом проекте и от контекста, связанного с опытом протестного движения 2012 года, так называемых «цветных революций», так называемой «Арабской весной» или событий на Майдане.
Начиная свой рассказ о книге, Александр Пыжиков указал на то, что в поле зрения исследователей проблема значения старообрядцев в развитии России сильно принижалась. Этому способствовало то обстоятельство, что по официальной статистике их числилось лишь 2% населения. Хотя реальное соотношение, по мнению автора, было иным. Иногда в синодальной среде возникали определенные сомнения, но в целом считалось, что в этом особенно разбираться не следует. Что происходило там, в этой среде, никто не вникал. И в это действительно сложно вникнуть, поскольку вопрос с источниковой базой до сих пор серьезно зависает. И вот 1917 год, когда эта латентная реформация, тлевшая все это время под спудом, выходит наружу. Отсюда недоумение Бердяева, Булгакова, всех философов – откуда все это вышло?
Семнадцатый год автор уподобляет спичке, которую бросили вниз, где лежали залежи динамита. Никто не подозревал о том, что здесь лежит динамит, говорили «да ладно!». Потом поссорились наверху, начали меж собой разбираться, думали, что вот сейчас выясним отношения, и все будет нормально. Отношения выяснили, подрались, успокоились, но разбудили все то, что было снизу. Ссора породила выплеск мощнейшей энергии, энергии религиозного плана – совсем не то, что кто связывает с науськиванием, и как бы заговорщицки продвигал. Энергия вышла наружу, и вызвала кровавое месиво. Период 1917-1937 гг. – это открытый этап русской реформации, с 1937 – последним, кровавым актом. И все события со Сталиным, с другими событиями объясняются в рамках такого подхода.
Своими впечатлениями после прочтения книги поделились:
Д.А. Андреев (зам. главного редактора Альманаха «Развитие и экономика»)
С.Г. Антоненко (зам. главного редактора журнала «Религия и наука»)
П.В. Акульшин (профессор Рязанского государственного университета им. С.А. Есенина)
М.Л. Шевченко (телеведущий, член Общественной палаты РФ)
Ф.А. Гайда (доцент Исторического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова)
Я.В. Леонтьев (профессор Факультета государственного управления МГУ им. М.В. Ломоносова)
В.А. Невежин (ведущий научный сотрудник Института российской истории РАН)
Дмитрий Андреев выразил своё согласие с исходной посылкой Александра Пыжикова о том, что история русской революции не объясняется марксистскими схемами и должна быть переписана, а также с утверждением об исключительной роли в революции и построении послереволюционного общества выходцев из старообрядческих беспоповских толков. Однако Андреев указал на необходимость подойти к этой проблеме шире и вообще говорить о том, что на протяжении всей более чем тысячелетней истории существовало, как минимум, две России. Одна – официальная, а другая – прикровенная, тайная, теневая: сначала, после крещения и, похоже, вплоть до нашествия монголов или даже до ослабления их ига во второй половине XIV века, – языческая, затем – состоявшая из последователей гуманистических ересей, наконец – раскольничья вплоть до 1917 года, эту линию можно протянуть и до нашего времени. При этом Россия теневая всегда была массовой – и это кардинальным образом отличало ее от теневой же Европы, тайные сообщества которой – от позднеантичных гностических сект, через альбигойские братства и тамплиеров до масонов – традиционно являлись объединениями элиты. Выступавший согласился с утверждением автора, что беспоповцы составляли наиболее массовую оппозицию России официальной в ее имперский период, но при этом не разделил последовательно проводимое на страницах книги мнением о несостоятельности сектантов как политических конкурентов раскольников. Как раз, как отметил Андреев, если раскольники составляли массовую – народную – теневую Россию, то сектанты имели определенное влияние на элиту. Андреев подчеркнул, что не согласен с мнением автора книги о том, что устроенная потомками беспоповцев революция и построение ими социалистического общества явилось специфической русской реформацией, направленной против Русской православной церкви. Андреев заметил, что Реформацию в Европе следует рассматривать прежде всего не как религиозный, а как сугубо политический феномен, уходящий своими корнями в национальный генотип немцев, англичан и голландцев – а именно: в их представления о собственной исключительности, отсутствующие в странах и культурах, оставшихся католическими и после реформационных волн. По мнению докладчика, значительная часть книги представляет собой не классическое историческое исследование, построенное на критическом осмыслении данных источников, а гипотетическую интерпретацию. Собственно классическое историческое исследование завершается, по мнению Андреева, на изложении событий 1920-х годов – первого всполоха рабочей оппозиции и неприятия ею, как и вообще рабочей Россией, нэповского строя. Андреев почеркнул, что последующие главы книги не могут быть восприняты как классическое историческое исследование, что, впрочем, не умаляет провокационного значения книги Александра Пыжикова.
Сергей Антоненко считает, что вряд ли уместно, говоря об этой книге, выступать в рамках академической рецензии. Работа А.В. Пыжикова несёт не только интеллектуальный, но и эмоциональный заряд; текст этот страстный (временами – пристрастный), и автор должен быть готов, что судить его будут не только с позиций некоего абстрактного «чистого знания», но и с идейной, быть может даже идеологической точки зрения. Иначе и быть не может, ведь перед нами – альтернативная версия истории, требующая от каждого вдумчивого читателя определённой внутренней реформации, хотя бы в смысле критической проверки своих убеждений. Своей монографией Александр Владимирович побуждает российское общество вновь вглядеться в проблематику Раскола и староверия, рассмотреть в этой теме не только сугубо религиоведческую или этнографическую специфику, но и мощную цивилизационную составляющую. В этом А.В. Пыжиков следует историософской позиции, сформулированной Николаем Бердяевым: «Русский раскол – основное явление русской истории».
При всей революционности своих выводов, автор в целом продолжает две интеллектуальные традиции. Первая – это восходящий к Афанасию Щапову «народнический» подход к истолкованию раскола как социального протеста, имеющего коллективистские и едва ли не социалистические идеалы; вторая – рассмотрение раскола как цивилизационного разлома, фактически сформировавшего внутри русского народа два этноса со своими психологией и самосознанием, духовно-нравственными ориентирами и ценностями, моделями поведения. При этом, с точки зрения автора, борьбой «староверов» и «никониан» определяется вся судьба России: «Удивительная запрограммированность отечественной истории: соперничество двух ветвей православия воспроизвелось уже вне религиозного контекста, в совершенно другой идеологической проекции!».
К интересным и творчески провокативным сторонам книги Антоненко отнёс собранный автором богатый фактический материал о присутствии в большевистской среде мощного староверческого пласта («староверческий след большевизма»). Безусловно, представляют ценность подходы к прояснению «конфессионального лица» дореволюционного российского пролетариата. Оправданным и перспективным, хотя и неоднозначным по выводам (в силу самой специфики материала!) видится привлечение к исследованию таких источников, как художественные, в первую очередь литературные произведения. Продуктивной представляется следующая идея: не сам Раскол XVII века есть реформация, а «некое подобие реформации происходило после раскола в латентном (т.е. скрытом) режиме». После 1917 года реформация вырвалась наружу, только «проявилась уже не в религиозном, а в социальном ключе».
Что кажется в книге особенно спорным? Порой видно, что материал слишком сильно увлекает автора, который готов уже буквально во всех исторических процессах (в экономическом развитии, внутрипартийной борьбе, становлении и развитии советской литературы, индустриализации) видеть «староверческий след». Самому автору симпатичны обнаруживаемые им повсеместно беспоповцы. Однако это приводит и к негативным моментам, самый неприятный из которых – сквозящее на некоторых страницах резкое неприятие «никониан» - тех, кто связан с традициями «господствующей Церкви». Автор пишет о роли, которую сыграли в становлении сталинского большевизма староверы-беспоповцы, в жизненном укладе и нравственных ценностях которых в наибольшей степени отражено «внецерковное православие русского народа». Однако далеко не все беспоповцы вписываются в созданный А.В. Пыжиковым образ бесцерковной и даже антицерковной духовной общности, члены которой, тем не менее, числились православными. Беспоповские писатели никогда не считали нормальным своё «безсвященнословное состояние» «вдовствующей Церкви», «последних остальцев древлего благочестия», и оправдывали его лишь исключительными эсхатологическими обстоятельствами – наступившим царством «духовного антихриста». Крупнейшие беспоповские согласия – поморское, феодосеевское (старопоморское) – создали свою «церковную инфраструктуру», не обходились без таинств (исповедь и крещение, а у поморцев – и брак; причащение древними запасными дарами в XVIII веке у поморцев и феодосеевцев, и вплоть до наших дней – у часовенных) и духовенства (киновиархи, наставники), а их моленные или часовни в точности копировали устройство православного храма – лишь на месте алтарной преграды стояла глухая стена с иконостасом. Большинство слабоструктурированных согласий – часовенные, бегуны, большинство спасовцев и т.п. – также склонны ко вполне церковным формам духовной жизни. Остаются лишь некоторые толки, которые действительно демонстрируют полное равнодушие к церковной жизни. При этом их представители готовы были посещать «никонианские» храмы и даже крестить там детей (некоторые ветви спасова согласия – «нетовщина»). Только они, а далеко не все беспоповцы, могли числиться синодальными прихожанами. У других же беспоповцев были достаточно чётко прочерчены границы между ними и «миром».
Вместе с тем, само явление не вписывающейся в церковные рамки русской религиозности, конечно, существовало и во многом определяло исторические процессы. Но может быть, лучше, уходя от конфессиональной конкретики, назвать его «внецерковной религиозностью», включавшей христианские и нехристианские черты и щедро приправленной религиозной индифферентностью?
Как отметил Петр Акульшин, новая книга представляет несомненный интерес не только для профессионального историка, но и для любого читателя, неравнодушного к прошлому, настоящему и будущему нашей страны. Ее автор попытался дать свой оригинальный ответ на вопрос о том, что и как происходило в России в 1917 г. Большинству современных исторических исследований, посвященных советскому периоду истории, свойственен преимущественно описательный характер. Возможно, что это скорее является их достоинством, а не недостатком. Но существует настоятельный общественный заказ на объяснение событий, не только судьбоносных для нашей страны, но имеющих и всемирно-историческое значение.
Обращает на себя внимание два обстоятельства. Достаточно много написано о различных корнях российской революции, но, как это ни странно, очень редко обращаются к великорусским корням революции. Книга устраняет это упущение. Забытой оказалась в последние десятилетия и роль в отечественной истории и индустриального пролетариата, которую по-новому пытается осознать автор книги. Привлекает внимание и то, что автор смог избежать искушения казаться мудрее деятелей прошлого и изобличать их в непонимании расхожих истин наших дней. Он пытается понять и объяснить мысли и поступки представителей ушедших поколений, даже тех из них, к кому он лично не испытывает симпатии. Как любая оригинальная трактовка прошлого гипотеза, выдвинутая А.В. Пыжиковым, вызывает желание не только ознакомиться и понять, но и поспорить с ней, Это касается не только вопроса о личности и месте Л.И. Брежнева в отечественной истории, но и проблемы соотношения патриотизма и интернационализма как теоретических конструкций и политических практик. Возможно, что их противопоставление является только абсолютизацией некоторых сторон сложного процесса формирования советской идентичности.
По мнению Максима Шевченко, обсуждаемая книга не о расколе, а о русской революции как о многофакторном, многогранном явлении, в котором автор пытается проследить только один из составляющих элементов того процесса, который перевернул и Россию и мир в начале ХХ века. Автор делает упор не на конфессиональности – он постоянно говорит об архетипе как некоем общем ощущении, как о некоей причастности, которое не осознается как некая доктрина и нечто бессознательное. В объятия большевизма толкнуло большинство народа бессознательное ощущение, что большевики говорят на языке народа и выражают те мысли, те идеи, которые народ не сумел доформулировать. Как будто марксизм, в интерпретации РСДРП, встретившийся с этой стихийной ненавистью к существовавшему порядку, которая жила в русском народе, безусловно, на протяжении почти двухсот пятидесяти лет, породил уникальное явление, которое никаким марксизмом не было, которое называлось «русский большевизм». И поэтому название книги я считаю безоговорочно точным.
Вот только не Сталин – он лишь символизирует это явление – Ленин был ключевой фигурой. Я не уверен, конечно, что Ленин замечал старообрядцев, совершенно это его не интересовало. Как великий политик, он действовал интуитивно, двигаясь и находя в разных ситуациях правильные решения. Ведь самое победоносное решение было найдено в августе 1917-го года, когда он был отрезан от ЦК… Что же касается церкви господствовавшей, никонианской, то она была в страшном положении, потому что она должна была стать жертвой. Дворяне могли выкрутиться, могли вступить в ВКП(б), как это сделали многие дворяне, как это сделал Брусилов, сделал Каменев и многие офицеры царской армии, Генерального штаба. Именно они создали фактически Красную армию, которая погнала из России этих несчастных гимназистов, Сергея Эфрона и Романа Гуля..., с руководящими ими полковниками и подполковниками второго уровня. Высший генералитет перешел к красным практически весь. Аристократия, дворянство многие к красным пошли. А у людей, выходцев из никонианского духовенства, выбора не было. Они воспринимались народом как жертва…
На самом деле, религия основывается на бессознательном. И поэтому архетип является ключевым. Ни Жданов, ни Маленков не были, конечно, никакими беспоповцами-старообрядцами, в том смысле, что они там тайно якобы читали какие-то книги или ждали каких-нибудь старцев. Но они несли в себе этот архетип ненависти ко всему, что было до них. И как ни странно, и троцкисты были связаны с этим старым знанием. Троцкисты, меньшевики бессознательно ощущались ими как часть той старой России, часть старого мира, который должен быть полностью уничтожен.
Федор Гайда обратил внимание присутствующих на то, что новая книга Александра Пыжикова развивает тему исторических судеб русского раскола. Если прежние работы проецировали проблематику раскола на поле русской истории XIX – начала XX веков, то теперь автор уверенно шагнул в советское время. При этом книга вполне соответствует уже сформировавшемуся авторскому подходу. Направив исследовательский бур в породу материала, он пронизывает его насквозь до материка, выбирая ценное содержимое. Вместе с тем боковые ответвления могут остаться сокрытыми. Будучи верным своей путеводной идее, автор может элегантно обойти стороной ее противоречивые следствия. Отправная точка исследователя — развитый в предыдущих работах тезис о старообрядческой (точнее, беспоповской) природе российского рабочего класса. Характеризуя происхождение и особенности поведения советской элиты, историк противопоставляет ленинский — интеллигентско-инородческий — большевизм сталинскому, замешанному на природно-русской беспоповской основе. Образцовой в данном случае А. Пыжикову видится внутрипартийная «рабочая оппозиция» 1920-1922 годов. Сходной по происхождению была и та масса выдвиженцев, которая была рекрутирована Сталиным в 20-30-е годы. В этой связи стоило бы отметить, что большевистская партия по своим организационным принципам являлась сектой уже с первых лет своего существования. И именно «рабочая оппозиция» предполагала взламывание этих сектантских принципов внутрипартийной организации. При этом именно с усилением Сталина связано серьезное изменение государственной политики в отношении русской церкви: если Троцкий осуществлял стратегию раскола, противопоставления «тихоновцам» инспирированного спецслужбами обновленческого течения, то с 1923 года это политика постепенно сходит на нет. Расстреливать и ссылать никто не перестал, но взламывать изнутри, целенаправленно плодить альтернативные «толки» и «согласия» сталинская власть уже не предполагала.
Хотелось бы увидеть реакцию автора на новый поворот государства в отношении церкви, осуществленный в 1941-1943 годах. Вряд ли к нему была причастна именно ждановская группа, которую автор выводит из никонианского корня. Личное отношение Жданова к церкви, насколько мне известно, было достаточно прохладным. Ситуация середины 50-х — середины 80-х годов, которую автор трактует как победу и последующее усиление «украинской» (то есть «никонианской») группировки, благоприятной для церкви также не была: хрущевская борьба с религией сменилась жестким контролем без каких-либо позитивных перспектив. А. Пыжиков рассматривает Суслова, Устинова, Громыко и примкнувшего к ним Андропова как противостоящую «украинцам» «беспоповскую» группу и связывает с ними возможность дальнейшего развития и трансформации СССР. Однако, именно Андропов обеспечил карьеру Горбачева, а генсеком он был избран по предложению Громыко. Можно ли это считать победой русских беспоповцев, свергнувших украинское засилье? Вопрос, по-видимому, риторический. В любом случае, наблюдения автора о влиянии происхождения конкретных представителей советской элиты на их поведение и личные взгляды представляются мне интересными и заслуживающими внимания. Выступающий предложил Пыжикову подумать о создании базы данных, содержащей сведения о конфессиональном происхождении советских деятелей. Что касается книги, то можно утверждать: каждая ее глава будит творческую мысль, а иногда и бурные эмоции, а это значит, что жизнь в историографии и общественном сознании ей обеспечена.
Ярослав Леонтьев
Первое, что приходит в голову, когда открываешь книгу А.А. Пыжикова, — её историософский характер. Возможно, её можно будет поставить в одном ряду с такими книгами, как «Истоки и смысл русского коммунизма» Николая Бердяева, «Идеология национал-большевизма» Михаила Агурского, «Россия и мессианизм». Мануэля Саркисянца. По-своему знаменательно, что исследование Пыжикова вышло в год смерти (он ушел в мир иной в марте) такого интереснейшего автора, как Мануэль Саркисянц, как бы придя ему на смену. Странно, что автор «Корней сталинского большевизма» не использовал замечательный труд Саркисянца, вышедший первым изданием еще в 1955 г. с предисловием Питирима Сорокина. Как писал выдающийся социолог, « «Россия и мессианизм Востока» (так называлось первое издание книги) — одно из немногих по-настоящему значительных исследований, посвященных духовному миру русских и в первую очередь — русскому мессианско-хилиастическому сознанию. Она не похожа на многочисленные книги о России, вышедшие в свет за последние три десятилетия, — поверхностные и зачастую вводящие читателя в заблуждение. Необычайная глубина анализа, сочетающаяся с широтой тематики (религиозная жизнь и философия, политика и мораль) придает этой книге совершенно особый характер. Повествование о русском хилиазме переходит в рассказ о хилиастических традициях, выросших на исламской, буддийской и индуистской почве; о движениях, доктринах и надеждах, обнаруживающих прямую или косвенную связь с духовным миром России... Мануэль Саркисянц раскрывает то, как и почему эти мировоззрения сыграли значительную роль в истории русской революции — как на стадии ее внутреннего созревания, так и в момент самого революционного взрыва».
Русский перевод книги выходил под названием «Россия и мессианизм. К «русской идее» Н.А. Бердяева» в 2005 г. в издательстве Санкт-Петербургского университета. С не менее броской, чем у Пыжикова, обложкой: на ней была изображена посмертная маска Ленина. Как мне кажется, было бы крайне любопытно устроить этакий диалог этих двух книг. Этот диалог был бы полезен еще и потому, что в отличие от Пыжикова Саркисянц много места уделяет социалистам-революционерам и литераторам из группы «Скифы». Тогда как Александр Владимирович почему-то игнорирует такую мощную партию, как эсеры, без изучения которой невозможно понять революционный потенциал крестьянства. Марию Спиридонову и вовсе уподобляли боярыне Морозовой. Пыжиков же сосредоточился н одних большевиках.
Второе соображение — то, что Александр Владимирович всячески сужает идейную палитру, куда более пеструю, нежели условное деление на «никониан» и староверов. А где же тогда разнообразные течения внутри самой Синодальной церкви? Например, оппозиционные голгофские христиане, имевшие столь сильное влияние на эсеров? Или претензия на реформацию, проявившаяся у предтеч обновленцев? При том, что Пыжиков цитирует о. Иоанна Беллюстина. А, ведь, те же эсеры еще до всякого Александра Введенского инициировали весной 1918 г. проведение съезда «Союза трудового духовенства» в Калуге. И «красных попов» у них хватало. Это до революции и во время революции. А церковный раскол на «сергианцев» и катакомбников, поминающих и непоминающих? Всё куда сложнее было, нежели в предлагаемой Пыжиковым дихотомии. Взять хотя бы историю с тайным почитанием княгини-инокини Анны Кашинской. Сначала ее никониане деканонизировали, и Святая Благоверная Анна Кашинская стала одним из главных символов раскола. Но затем-то свою небесную покровительницу прославляли миром все кашинцы, подавляющее большинство которых все же принадлежало к Синодальной церкви. Такой вот симбиоз. Два века кашинцы забрасывали церковные и светские власти прошениями о возвращении Анны Кашинской в лоно канонических святых. И, в конце концов, добились своего, отправив делегацию к Николаю II. Сама великая княгиня Елизавета Федоровна прибыла на торжества в Кашин по случаю второй канонизации в 1909 г. Так что всё, как всегда, куда сложнее и неоднозначно было.
Скажу как староста Кашинско-Калязинского Землячества в Москве о двух героях книги Пыжикова. Кстати, и о. Иоанн Беллюстин — «калязинский Лютер», как его называли, тоже мой земляк. Я специально справился у Екатерины Валериановны Калининой (а она постоянно в архивах работает) на счет якобы староверства Михаила Ивановича. Увы, с моим земляком Калининым это не подтверждается. На счет другого земляка — Виктора Павловича Ногина, которого культивируют в Калязине, тоже ничего подобного слышать не приходилось. Мало ли кто работал у Морозовых. Матрос Железняк, например, тоже работал в Богородске, и чтобы досадить Арсению Морозову закурил у него на глазах. Хотя, безусловно, и среди анархистов староверы встречались. Павел Пряников замечательно написал об одном из них Владимире Афанасьевиче Галкине: «старообрядец, революционер, министр начальных классов, футболист и идеолог первобытного коммунизма» — цитирую Пряникова. Он из Орехово-зуевских староверов. В Калязинском уезде, при том, что огромная масса крестьян была из бывших монастырских и абсолютно воцерковлённых, впрочем, тоже были и свои староверы — в Талдомской стороне. Прекрасный поэт и прозаик Сергей Антонович Клычков к ним, например, принадлежал. Но о них-то я как раз у Пыжикова не встретил упоминаний. Так что его догадки и гипотезы, несомненны, интересны, но нуждаются в тщательной проверке и перепроверке.
Обсуждаемая книга, подчеркнул Владимир Невежин, несомненно, написана политически ангажированным автором. Но даже независимо от этого она имеет ряд недостатков. Заголовок не отвечает содержанию. А.В. Пыжиков ранее специализировался по истории хрущёвского времени. Теперь он обратился к периоду Революции 1917 г. и к началу сталинской эпохи, однако ему недостает конкретных знаний об этой переломной эпохе. В книге, вопреки ее заголовку, мало внимания уделено фигуре Сталина. Привлеченные источники требуют критического переосмысления. Например, автор безоговорочно доверят мемуарам К.Е. Ворошилова, которые явно написаны не самим сталинским соратником, а подготовлены литературным обработчиком. Изданы они в советское время, по содержанию откровенно апологетические. Далее, в книге часто даются ссылки на изданные в 1920-е—1930-е гг. стенографические материалы форумов, съездов и конференций РКП(б) – ВКП(б). При подготовке к печати эти стенограммы, несомненно, подвергались предварительной партийной цензуре. Желательно было бы знать, чем отличалось по содержанию действительно сказанное на большевистских форумах от напечатанного в стенографических отчетах. В главе, в которой рассказывается о становлении Союза советских писателей, почему-то не упомянуто о двух важных встречах И.В. Сталина с литераторами в доме А.М. Горького на Малой Никитской в октябре 1932 г. Подробности происходившего зафиксированы в ряде воспоминаний, но эти источники, как и сами названные события, оставлены без авторского внимания.
Автор затрагивает в своей новой книге сталинскую эпоху, но не использует личный архив И.В. Сталина. Теперь для ознакомления с этим документами даже не обязательно выходить из дома. При наличии Интернета легко можно ознакомиться с большей частью материалов сталинского фонда, хранящегося в Российском государственном архиве социально-политической истории (РГАСПИ). Возможно, обращение к этим материалам позволит автору обсуждаемой книги ответить на ключевой вопрос об отношении Сталина к ее главным «героям» (старообрядцам).
В обсуждении книги приняли участие:
профессор РУДН Е.А. Иванова
профессор МПГУ А.А. Куренышев
Гендиректор Правления АИРО-XXI А.Г. Макаров
По его мнению, задачей образованной части народа всегда, и особенно в критические периоды истории страны, было осмысление положения народа, без чего невозможно найти оптимальные пути решения возникающих проблем. Для историка такая задача заключается не только в академической деятельности, т.е. поиска, открытия и уточнения нашего знания о прошлом. В современном мире этого уже недостаточно. Необходимо предложить обществу в доступных и понятных представлениях и образах картину настоящего и прошлого. Чтобы каждый мог бы, как и старый суворовский солдат в былые годы, «знать свой маневр». Касательно истории это означает, что формируемые историками представления о прошлом должны создавать прочную основу для формирования мировоззрения современного человека. А для этого он должен четко представлять, в каком мире он существует, как страна и народ, ее населяющий, каким историческим путем пришел к сегодняшней жизни. Какие испытания, ошибки, достижения и навыки, индивидуальные и коллективные, были выработаны и опробованы на этом пути. Борьба за доминирование в сфере идеологии и мировоззрения в современном мире становится неотъемлемой частью жизни научного исторического сообщества. И ограничиваться лишь «академическим» родом деятельности в условиях нарастающей напряженности, кризиса самых разных сторон современной цивилизации, как она сложилась на сегодняшний день, невозможно.
Полный фотоотчет о встрече можно посмотреть: https://fotki.yandex.ru/users/sergey-scherbina/album/220622/
Видеозаписи выступлений:
А.В. Пыжиков
https://youtu.be/Qur4jc5YwtA
Д.А. Андреев
https://youtu.be/pOOMf3Ksb1c
С.Г. Антоненко
https://youtu.be/Slzquf5_OxE
П.В. Акульшин
https://youtu.be/vWMwhqaiToU
М.Л. Шевченко
https://youtu.be/Oeovc6d2iMs
Ф.А. Гайда
https://youtu.be/Pi8cAdmo-zE
Я.В. Леонтьев
https://youtu.be/E1Os_NAvfW4
В.А. Невежин
https://youtu.be/aDJZ8j8eDWQ
